Дадли Фрост вскочил на ноги.

– Они не могли бы… Это было бы грубое нарушение закона…

– Несомненно, это было бы. Я не говорю, что они уже сделали это. Я просто сообщаю вам, что в случае убийства они сделают любую вещь.

Дадли Фрост пошел через комнату.

– Пойдем, Лу… ей-Богу! Мы посмотрим…

– Но, папа, я не…

– Пойдем, я говорю! Разве ты не мой сын? Спасибо за напитки, Каллида, дайте мне знать, если что-нибудь понадобится. Лу, черт возьми, идем. Элен, моя дорогая, вы дурочка, я всегда говорил это. Лу!

Луэлин остановился, сказал что-то негромко Элен, кивнул своей тетке и, не обращая внимания на Геберта, поспешил за своим отцом, чтобы помочь защищать свой дом. Послышался шум шагов из прихожей и звук открываемой и закрываемой двери.

Миссис Фрост встала и посмотрела на свою дочь. Она заговорила с ней спокойно.

– Это страшно, Элен, что они придут… и как раз теперь, как раз, когда вы скоро будете самостоятельной женщиной и будете готовы начать жизнь так, как вы хотите. Я знаю, чем Бойд был для вас, он много значил и для меня тоже. В настоящий момент вы восстановлены против меня, но время заставит вас забыть об этом – вы поймете, что я считала более разумным умерить ваше чувство к нему. Я думала, так будет лучше; вы девушка, а девушки должны тянуться к молодости… Элен, мое дорогое дитя… – Она склонилась и коснулась плеча своей дочери, коснулась ее волос и снова выпрямилась. – У вас сильные порывы, как у вашего отца, и иногда вы не справляетесь с ними. Я не согласна с Перреном, он издевается и говорит, что вы покупаете мщение. Перрен любит издеваться, это его любимая поза, он обычно называет ее сардонической, но вы знаете его. Я думаю, что порыв, который вас заставил нанять этого детектива, был великодушным. Конечно, у меня есть все основания для того, чтобы знать, что вы великодушны. – Ее голос все еще оставался тихим, но он звенел, в нем послышались нотки металла. – Я ваша мать, и я не верю, что вы действительно хотите приводить сюда людей, которые говорят мне, что я отказываюсь обсуждать этот вопрос потому, что я не хочу быть замешанной. Я сожалею, что была резка с вами сегодня по телефону, но у меня нервы не в порядке. Здесь были полисмены, а вы уехали, создавая нам еще больше хлопот без всякой разумной цели… Разве вы не понимаете это? Мелкие оскорбления и обиды вашей собственной семье нисколько не помогут. Я думаю, вы за двадцать один год поняли, что можете положиться на меня, и мне хотелось бы чувствовать, что я могу положиться на вас тоже…

Элен Фрост встала. Видя ее совершенно побелевшее лицо и скривившийся рот, я понял, что ей плохо, и хотел было вмешаться, но решил промолчать. Она стояла прямо, ее руки, сжатые в кулаки, были опущены, а глаза потемнели от волнения, но они смело смотрели на миссис Фрост, вот почему я не заговорил. Геберт сделал пару шагов к ней и остановился. Она сказала:

– Вы можете положиться на меня, мама. Но может положиться и дядя Бойд. Это правильно, не так ли?..

Она посмотрела на меня и сказала забавным голосом, как ребенок:

– Не оскорбляйте мою маму, мистер Гудвин.

Затем она круто повернулась и выбежала, не замечая нас. Удрала от всего этого дела. Она вышла через дверь направо, не в прихожую, и закрыла за собой дверь.

Перрен пожал плечами и засунул руки в карманы.

Миссис Фрост, прикусив нижнюю губу, посмотрела на него, а затем на дверь, за которой скрылась ее дочь.

Я бодро сказал:

– Я не думаю, что она уволила меня. Я это так не воспринимаю. А вы как думаете?

Геберт слабо улыбнулся мне и спросил:

– Вы сейчас уходите, нет?

– Может быть, – я все еще держал открытой свою записную книжку, – вы, господа, могли бы понять, что мы имеем в виду дело. Мы не просто забавляемся, мы зарабатываем этим на жизнь. Я не верю, что вы можете отговорить ее. Это место принадлежит ей. Но я готов принять отказ прямо сию минуту: пойдемте в ее спальню или туда, куда она пошла, и спросим, уволен ли я? – Я направил свой взгляд на миссис Фрост. – Или поговорим немного прямо здесь. Вы знаете, они могли бы найти красную коробку, да при этом еще в доме Мак-Нэра. Как бы вам это понравилось?

Миссис Фрост сказала:

– Глупые, бессмысленные штучки.

– Да, конечно, но думаю, это не так. Свели счеты. Если бы вы уволили меня, инспектор Кремер послал бы меня назад сюда с кем-нибудь, если бы Вульф попросил его это сделать, а вы не сможете царапать копов, потому что они чувствительные и лишь стали бы еще подозрительнее. Сейчас они фактически не подозрительны, они просто думают, что вы скрываете что-то, потому что люди, подобные вам, не хотят никакой гласности, за исключением светской хроники и папиросной рекламы. Например, они считают, что вы знаете, где находится красная коробка. Вам известно, наверное, что она считается собственностью Ниро Вульфа; Мак-Нэр оставил ее ему. Мы действительно хотели иметь ее просто из любопытства.

Геберт вежливо выслушал меня, повернулся к миссис Фрост и улыбнулся ей.

– Вы видите, Каллида, этот парень действительно верит, что мы могли бы сообщить ему что-то. Полиции тоже. Единственный способ отделаться от них – это ублажать их. Почему бы не сообщить им что-нибудь…

Он сделал широкий, обобщающий жест.

– Да, все подряд.

Она неодобрительно покачала головой.

– Здесь не над чем шутить. Тем более так, как вы.

– Я и не собираюсь шутить. Им нужна информация о Бойде, и, несомненно, у вас она есть, множество сведений. – Он посмотрел на меня. – Вы стенографируете в своей книжке? Хорошо… Запишите: Мак-Нэр обожал устрицы, он предпочитал яблочную настойку коньяку. Его жена умерла при родах, потому что он непременно хотел быть художником, и был слишком беден, чтобы обеспечить должный уход за ней. Ну как, Каллида? Но этот парень хочет фактов!.. Эдвин Фрост однажды заплатил Мак-Нэру две тысячи франков (в то время четыреста долларов) за одну из его картин, а на следующий день отдал ее цветочнице за фиалку – не за пучок, а за одну. Мак-Нэр назвал свою дочь Гленна потому, что это означает долина, а они вышли из долины смерти, так как ее мать умерла, родив ее… просто пример кальвинистской игривости… Беспечный человек, Бойд был одним из самых давних друзей миссис Фрост, сидящей здесь, и она однажды спасла его от отчаяния и нужды. Однако, когда он стал выдающимся современным дизайнером и изготовителем женской шерстяной одежды, он неизменно назначал самые большие цены за все, что она покупала. И он никогда…

– Перрен! Прекратите!

– Моя дорогая Каллида! Прекратить, когда я только что начал? Дайте этому парню то, что он хочет, и он оставит вас в покое… Жаль, что мы не можем ему дать его красную коробку; в самом деле, Бойду следовало бы сказать вам об этом. Но я понимаю, его главным образом интересует смерть Бойда, а не его жизнь. Я могу быть ему полезен в этом тоже. Зная так хорошо, как жил Бойд, несомненно, мне следует знать, как он умер…

Когда я услышал о его смерти вчера вечером, мне вспомнилась цитата из Норбуазена… девушка по имени Дениз произносит ее по-французски с последним дыханием, когда умирает: «По крайней мере, я умираю без сожаления». Разве не мог бы Бойд употребить эти же самые слова, Каллида? Конечно, произнесенные Дениз они относились к ней самой, тогда как в случае Бойда высказывание подошло бы к виновнику смерти…

– Перрен!

На этот раз это был уже не протест, а приказ. Тон и взгляд миссис Фрост заморозили его, и он замолчал. Она оглядела его.

– Вы болтливый дурак, разве можно шутить над смертью? Никто, кроме идиота, не шутит над этим.

Геберт слегка поклонился ей.

– За исключением своей собственной, может быть, Каллида. Чтобы соблюдать приличия.

– Вы можете. Но я шотландка, так же как и Бойд. Для меня это не шутка. – Она повернула голову, и я опять увидел ее тяжелый взгляд. – Вы можете тоже уходить. Как вы говорите, это дом моей дочери; мы не выгоняем вас. Но моя дочь все еще несовершеннолетняя… и во всяком случае, мы не можем быть вам полезны… Мне совершенно нечего сказать, кроме того, что я уже сообщила полиции. Если водевиль мистера Геберта доставляет вам удовольствие, я могу оставить вас с ним.