– Будьте непременно дома утром, – прорычал ему Роуклифф, – инспектор, может быть, захочет видеть вас. Если же вы будете уходить, оставьте сведения, куда уходите.

Он повернулся ко мне и в самом его дыхании чувствовалась неприязнь.

– Вы так переполнены вашими паршивыми фокусами, что, держу пари, когда вы остаетесь одни, то выкидываете их над собой. Инспектор даст вам знать, что он думает об этом вашем трюке. Мне не хочется говорить, что я думаю об этом.

Я ухмыльнулся ему, его же лица не было видно.

– А вот у меня готов еще один. Я стою здесь и слушаю, как Геберт размазывает это, просто чтобы посмотреть, насколько он ловок. Он мог бы скользить даже на терке для сыра. Вам лучше взять его в управление и уложить спать.

– Да? Для чего? Вы покончили с ним?

– Нет я даже еще не начинал. Около девяти часов вечера он приехал сюда в своем автомобиле. Не зная, что здесь был кто-то, потому что огни были потушены, он пытался сломать окно, чтобы войти в дом. Когда Сол Пензер спросил его, что ему нужно, он сказал, что он оставил здесь свой зонтик прошлой осенью и приехал, чтобы взять его. Может быть, этот зонтик находится в камере находок в управлении? Вам лучше отвезти его туда и посмотреть. Вещественное доказательство было бы кстати.

Роуклифф зарычал:

– Да, ты за словом в карман не лезешь. Когда ты это придумал?

– Мне не нужно было придумывать. Действительность удивительнее, чем вымысел. Вы не должны подозревать каждого. Если хотите, я вызову их, и вы можете спросить их, они все трое были здесь. Я сказал бы, что зонтик, за которым стоит полезть в окно, достоин того, чтобы о нем расспросить.

– Ага. А ты назвал этого парня Джерри и пытался потихоньку вытащить его. Куда? Не хочешь ли поехать с нами и посмотреть какие-нибудь зонтики сам?

Это возмутило меня. Я и так не слишком был доволен отпуская Геберта. Я сказал:

– Дурак и простофиля. Вместе взятый. Ты похож на полицейского, поймавшего ребятишек, игравших в индейцев. Может быть, мне хотелось отличиться и самому доставить его в управление. Или, может быть, я хотел помочь ему убежать из страны, посадив его в метро в Бруклине, где, как я полагаю, ты живешь. Вы заполучили его. Не так ли? Под тем предлогом, который я дал вам, чтобы задержать его. Дурачье вы все. Мне уже давно пора ложиться спать.

Я не спеша прошел через кордон, отметая их в сторону, как мух; подошел к своему «родстеру», влез в него, выехал задним ходом из ворот, развернулся, едва не зацепив крыло армейской колесницы, промахнулся только на дюйм и укатил по рытвинам и ухабам.

Я был так разозлен оборотом, который приняли дела что побил мой предыдущий рекорд скорости между Брустером и Тридцать пятой улицей на две минуты.

Конечно, я нашел дом темным и тихим. Никакой записки от Вульфа на моем столе не было. Наверху в моей комнате, куда я отнес стакан молока, который достал себе на кухне, основным освещением было красное пятно на стене, указывающее на то, что Вульф повернул выключатель так, чтобы если кто-либо попробовал открыть одно из окон или вошел бы в прихожую на расстоянии восьми футов от двери, гонг под моей кроватью поднял бы такой гам, что разбудил бы даже меня.

Я отправился на боковую в два часа девятнадцать минут.

Я повернул свое кресло, чтобы посмотреть на Вульфа.

– О, да, я забыл сообщить вам. Это может дать какой-нибудь отклик. Этот адвокат Коллинджер сказал, что они поступают с останками Мак-Нэра, как указано в завещании. Служба состоится в девять часов сегодня вечером, в мемориальной часовне памяти павшим у Белфорда, на Семьдесят третьей улице, а завтра он будет кремирован, и пепел отправят его сестре в Шотландию… Коллинджер, по-видимому, думает, что душеприказчик по имуществу Мак-Нэра будет присутствовать во время службы… Мы поедем в «седане».

Вульф пробормотал:

– Ребячество. Ты нисколько не лучше овода. Ты можешь поехать в эту мемориальную часовню без меня.

Он содрогнулся.

– Черное и белое. Печальное и молчаливое преклонение перед этим вызывает суеверный страх. Его убийца будет там. Проклятье, не изводи меня.

Он вновь принялся за атлас, изучая двойную разложенную карту Аравии.

Был полдень пятницы. Я спал меньше шести часов, произведя подъем в восемь для того, чтобы быть готовым, не урезывая завтрак, доложить Вульфу в девять в оранжерее.

Первым делом он спросил меня, достал ли я красную коробку, а после этого слушал, повернувшись спиной и рассматривая семена каттлеи.

Известие о Геберте, по-видимому, раздосадовало его, а он всегда умел делать вид, так что я не смог бы сказать, была ли это просто поза или на самом деле это было так. Когда я напомнил ему, что Коллинджер должен прийти в десять, чтобы обсудить завещание на имущество, и спросил, будут ли какие-нибудь специальные указания, он просто покачал головой, даже не потрудившись повернуться. Я оставил его, пошел вниз в кухню и съел еще пару блинчиков, чтобы не задремать. Фриц снова был настроен дружелюбно, уже простив меня и забыв, что я вынудил Вульфа отказаться от предвкушаемого отдыха в среду. Он никогда не был злопамятным.

Около девяти тридцати позвонил Фред Даркин из Брустера. После моего отъезда из Гленнанна накануне все посетители скоро уехали, и наше трио провело ночь спокойно, но едва только они кончили свой холостяцкий завтрак, как шпики нагрянули вновь, вооружившись бумагами. Я сказал Фреду, чтобы он велел Солу проследить за мебелью и другими портативными предметами.

В десять часов приехал Генри X. Барбер, наш адвокат, а немного позднее Коллинджер. Я сидел и выслушал массу пустой болтовни о судье по делам о наследстве и так далее, затем пошел наверх, чтобы Вульф подписал несколько бумаг, потом кое-что напечатал для адвокатов.

Они ушли раньше, чем Вульф спустился вниз в одиннадцать часов. Он поставил орхидеи в вазу, позвонил, чтобы принесли пива, попробовал свое перо, просмотрел утреннюю почту, позвонил Раймонду Плену, продиктовал письмо, затем подошел к книжным полкам, возвратился с атласом и уселся с ним.

Я никогда не был в состоянии найти какие-либо положительные моменты в работе Вульфа с атласом, кроме одного: если когда-либо у нас будет международное дело, мы будем находиться на знакомой почве, куда бы оно нас ни завело.

Приблизительно без четверти час в дверь постучал Фриц и вошел с телеграммой в руке. Я вскрыл ее и прочитал, телеграмма была написана кодом.

«Шотландия нет гунантгамут. Картахена нет разрушительные мятежи данум дамут. Хичкок».

Я достал кодовую книгу, просмотрел и нацарапал в своей книжке. Вульф все еще пребывал в Аравии. Я прочистил горло, как лев, его глаза на мгновение задержались на мне.

Я сказал ему:

– Если отсутствие новостей, это хорошая новость, вот приятная весть от Хичкока. Он говорит, в Шотландии никаких результатов пока, потому что объект отказывается предоставить помощь или информацию, но что поиски продолжаются. В Картахене тоже никаких результатов из-за разрушительных мятежей, имевших место два года назад, но что поиски также продолжаются…

Я мог бы добавить на свой собственный риск, что Шотландия и Картахена повлияли на Тридцать пятую улицу, во всяком случае, в одном отношении. Гамут. Поиски продолжаются.

Вульф заворчал.

Десять минут спустя он закрыл атлас.

– Арчи. Нам необходима эта красная коробка.

– Да, сэр.

– Да, необходима. Я снова позвонил мистеру Хичкоку в Лондон, по ночному тарифу, после того как вы уехали вчера вечером, боюсь, я поднял его с постели. Я узнал, что сестра Мак-Нэра живет в старом семейном поместье, небольшое местечко вблизи Кэмфирта, и подумал, что, возможно, он спрятал красную коробку там во время одной из своих поездок в Европу. Я просил мистера Хичкока поискать коробку, но из телеграммы ясно – сестра не позволяет. – Он вздохнул. – Я не припомню более досадного случая. Мы знаем все, что необходимо, и ни кусочка приличного доказательства. Если только красная коробка не будет найдена… действительно ли мы будем вынуждены послать Сола в Шотландию или Испанию, или в обе эти страны? Боже мой!.. Неужели мы так бездарны, что должны исколесить полмира, чтобы продемонстрировать мотив и способ убийства, которое произошло в нашей собственной конторе на наших глазах?! Пф!.. Я сидел два часа вчера вечером, обдумывая положение, и сознаю, мы имеем исключительное сочетание удачи и проворства, направленное против нас; но даже в этом случае, если мы будем доведены до крайности и будем покупать билеты на пароход для путешествия через Атлантический океан, тогда мы не достойны даже презрения.