– Меня засадили в тюрьму, Оделл.

– Тюрьма – подходящее место для преступников, Изи.

– Выслушай меня, я не имел никакого отношения к Тауну. Никакого.

– А скажи-ка вот что. Не появись ты в церкви, был ли бы он убит?

Хороший вопрос, у меня не было на него ответа.

– Так чего же ты хочешь? – резко спросил он.

– Помоги мне выбраться отсюда.

– Что я могу сделать? Денег у меня нет. Остается только полагаться на Бога.

– Оделл, – взмолился я.

– Обратись к кому-нибудь еще, Изи Роулинз. Этот колодец высох.

Файн трижды стукнул меня по плечу и схватил за руку.

– Мое дежурство кончилось, мистер Роулинз, – сказал Куинтин Нейлор. – Ваш допрос продолжит офицер Файн.

Офицер Файн был терпеливым человеком, терпеливым и деликатным. Он и его партнер, бледнолицый новичок по имени Габор, раскрыли мне свои маленькие секреты, как долго, например, можно выворачивать руку, прежде чем она сломается.

Выворачивая мне руку, Файн произнес в пространство:

– Это лишь вопрос времени. Я могу обернуть твою руку вокруг шеи, а пальцы запихнуть тебе в глотку: ты будешь их кусать, чтобы избавиться от боли.

"Не сдавайся, Изи", – завопил Голос у меня в голове.

– Почему ты ее убил? – спросил Габор.

Так хотелось ему поддать, но ноги и левая рука были прикованы к стулу.

Они забавлялись этой игрой более часа. Меня били по щекам и голове свернутым в тугую трубку журналом, пинали, скручивали, как лакричную палочку.

Когда от боли в руке у меня перекашивалось лицо, я чувствовал, как на щеке трескается засохшая кровь.

Я чуть не сломался. Был почти готов сознаться во всем, чего бы они ни захотели. Но Голос не переставал звучать во мне: "Держись".

Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий седоволосый джентльмен. Я поблагодарил судьбу за передышку, но когда Файн освободил меня, у меня было такое ощущение, будто мне руку выломали из сустава.

Я застонал от унижения и боли, глядя на блестящие черные ботинки.

– Капитан... – обратился к нему Габор.

Затем я увидел еще одну пару ботинок, сияющих, как полированный оникс.

– Так вот что вы называете допросом, Джон? – спросил агент Крэкстон.

– Это тяжелый случай, – ответил седоволосый и, уже обращаясь к Файну, сказал: – Агент Крэкстон из ФБР. Мистер Роулинз нужен ему для дела, над которым он работает.

– А как насчет убийств? – спросил Файн.

– Снимите с него наручники и извинитесь, иначе я оторву ваш член и запихну его вам в глотку, – сказал Крэкстон ровным голосом и почти дружелюбно.

Файну это не понравилось, он прижал кулаки к груди и двинулся было вперед. Но едва взглянув в глаза Крэкстона, попятился. Полицейский снял с меня наручники, но не извинился и вел себя, как ребенок, обидевшийся на отца.

А Крэкстон все улыбался. Щербатые зубы делали его похожим на крокодила, принявшего человеческий облик.

– Пришлите мне досье этого офицера, Джон.

– Извинись, Чарли.

– Извините, – выдавил из себя жирный коп, причинивший мне столько боли.

Несмотря на то что на мне не оставалось живого места, было приятно слышать эти слова. Его унижение было для меня подобно сладкому холодному мороженому на горячем яблочном пироге.

Я стер засохшую кровь с лица и сказал:

– Будь ты проклят, мать твою... Будь ты дважды проклят.

Это было неумно, но я никогда не рассчитывал дожить до глубокой старости.

Крэкстона сопровождали два человека, вылитые агенты ФБР. Темные костюмы и галстуки, белые рубашки, шляпы с узкими полями, черные ботинки, белые носки. Слева их просторные пиджаки едва заметно вздувались. Они были гладко выбриты и молчаливы как камни.

Точь-в-точь такие, с какими Ширли разговаривала возле своего дома.

Близнецы заняли переднее сиденье, а мы разместились сзади. Выехав на улицу, мы поехали вперед, сворачивая направо через каждые два квартала. У меня складывалось впечатление, что мы просто катаемся по городу, во всяком случае, я не представлял себе, куда мы едем.

– В полиции считают, что вы убили их всех, Изи. Девушку в своем доме и священника с подругой тоже.

– Я знаю.

– Это сделали вы?

– Что?!

– Убили девушку, которая жила в вашем доме.

– Ради чего я стал бы ее убивать?

– Это уж ваше дело – объяснить. Она жила у вас и не платила за квартиру.

– Тут нечего и объяснять. Я нашел Поинсеттию мертвой, и я же обнаружил труп священника. Мне просто не повезло, вот и все.

– Тем не менее их подозрения вполне понятны. Мне тоже все это показалось бы очень странным, если бы я только не направил вас сам в эту церковь.

– Да, такие странные совпадения случаются. Я видел много такого, чему вы никогда бы не поверили.

– Кто-то следит за вами, мистер Роулинз. Знает, что вы работаете с нами.

– Почему вы так считаете?

– Убийство в церкви – дело рук профессионала. Либо они кого-то наняли, либо русские сделали это сами.

– Но зачем кому бы то ни было понадобилось убивать Тауна?

– Видимо, его преподобие был втянут в их дела. Убрав его, они заметали следы.

– А не проще ли было убить меня?

– В их обычае уничтожать растения на корню. Возможно, Таун был им дорог, но они решили покончить с ним, заподозрив, что он может подставить их под удар.

Я решил использовать свой шанс в игре с Крэкстоном.

– Вы знаете нечто такое, о чем мне не говорите.

Он молча разглядывал меня несколько секунд.

– Почему вы об этом заговорили?

– Я провел с Венцлером несколько дней и не понимаю, почему у вас к нему такой интерес. И мне непонятно, чего ради вы готовы защитить меня от налоговой инспекции? Чтобы шпионить за каким-то мелким профсоюзным деятелем? Более того, священника убили, и вы уверены, что это имеет какое-то отношение к тому, чем я занимаюсь. Нет, тут явно концы с концами не сходятся.

Крэкстон прислонился к окну, и его волосатый указательный палец задвигался по подбородку. От середины к правой щеке. Движение пальца сопровождалось рождением улыбки. К тому времени, когда палец достиг мочки левого уха, улыбка полностью сформировалась.

– А вы смышленый малый, Роулинз.

– Да, – ответил я, – настолько смышленый, что оказался в полиции и вам приходится вызволять меня отсюда, защищать от налоговой инспекции и так далее. Будь я еще посмышленей, пришлось бы, пожалуй, отказаться от права дышать воздухом.

– Венцлеру удалось заполучить нечто весьма серьезное, – сказал Крэкстон.

– Но что? Что именно?

– Вам лучше об этом не знать, Изи. Вы должны знать только одно – в нашей игре самая высокая ставка. Мы играем на выигрыш.

– Вы хотите сказать, меня могут убить?

– Да, это так.

– Так какого же дьявола вы не предупредили меня заранее? – Один из роботов навострил уши. Но это меня не беспокоило. – Вы вызволяете меня из полиции, и я на свободе, вы уверяете, что все идет по плану, а на самом деле кое-кто готов взять меня на прицел.

Крэкстона моя судьба нисколько не волновала.

– Вы хотите оказаться в тюрьме, Изи? – спросил он. – Только скажите, и мы немедленно вернем вас инспектору Лоуренсу.

– Послушайте, – сказал я, – если вы знаете, что за Венцлером что-то числится, то почему бы вам не взять его?

– Мы пробовали, Изи. Мы арестовали и допросили его. Но он не признался, а доказательств у нас – никаких. Я не могу вам сказать, чем, по нашему мнению, он обладает, но это нечто очень важное. Если это будет пущено в ход, Америка понесет значительный ущерб.

– Значит, вы не собираетесь сообщить мне о том, что именно я разыскиваю?

– Вам лучше не знать, Изи. Поверьте, вы пожалеете, если узнаете.

– Ну хорошо. Имеет ли это какое-то отношение к Андре Лавендеру?

– Могу сказать только одно: если вам известно, где находится Лавендер, вы должны нам об этом сообщить. В данном случае речь идет не о каких-то расовых проблемах, а об интересах нашей страны.