– Когда человек из ФБР дал вам волю, Лоуренс позвал меня к себе домой. Он хотел знать, чем вы занимаетесь. Я сказал, что вы работаете в церкви, приставлены к Тауну.

– Почему же вы мне ничего об этом не сказали?

– Он крепко ухватил меня за одно место, мистер Роулинз. Я был виновен в неуплате налогов и помогал ему грабить других людей. С ним шутки плохи – он просто сумасшедший. Заявил, что, если его досье на вас попадет в руки ФБР, там сразу поймут, чем мы занимаемся. Поэтому он подослал меня к Джекки и Мелвину. А сам отправился к Тауну.

– И убил его?

– Этого я не знаю. Мне известно только, что он был у него и что Таун убит.

– Но вы не проронили ни слова, когда начались убийства, Мофасс. Разве не так? – продолжал я.

У меня дрожали руки от напряжения, и я отвел пистолет от него в сторону, чтобы ненароком не застрелить его, пока всего не узнаю.

– Я ничего не знал. Даже предположить не мог, что он убьет Поинсеттию. А когда узнал о смерти Тауна, стал бояться уже за свою жизнь.

– Какое отношение Поинсеттиа имела ко всему этому?

– Он уговаривал ее за соответствующую плату позвонить в полицию и заявить, будто это вы ее избили.

Мофасс беспомощно воздел руки к небу. Вокруг глубокой красной ссадины щека его распухала на глазах.

– Вы же знаете, что собой представляла Поинсеттиа. Она ему такого наговорила! Пригрозила пойти к вам, если он перестанет за нее платить. Обвиняла его в своей болезни и требовала, чтобы о ней позаботились.

– Не вижу в этом смысла. Прежде всего, зачем ему нужно было обвинять меня в нанесении побоев Поинсеттии?

– Стоило вам попасть в тюрьму, как ФБР нашло бы кого-нибудь другого на ваше место. Тогда Лоуренс получил бы ваши деньги и вышел сухим из воды.

Мофасс расплакался.

– И вы собирались подставить меня?

– А что вы сами-то собирались сделать для ФБР? Разве действовали не так же, как он? Спасая свои деньги, готовы были причинить вред кому угодно. Разве не так?

Мофасс нанес удар в мое самое уязвимое место.

– Давай кончать это, – сказал Крыса.

Он повел своим пистолетом в сторону Мофасса. Я не поверил своим глазам, когда увидел, насколько, съежившись, жирный человек способен стать таким маленьким.

– Не надо.

– А я-то думал, ты хочешь пролить кровь этого малого. – В голосе Крысы звучало негодование. – Он ведь поимел тебя через рот, не так ли?

– Это так.

– Тогда давай убьем этого ублюдка.

– И это было бы справедливо. Но у меня есть идея получше.

Мофасс получил еще один шанс.

– Например?

– Мофасс, дайте-ка мне домашний адрес Лоуренса.

– Да-да, конечно.

– И домашний телефон.

– Да, сэр, мистер Роулинз, у меня это все при себе.

– Только не делайте ошибок, – предостерег я его, – здесь вам не карусель. Один неверный шаг – и вы в могиле. Мой приятель Реймонд – это смерть, не пытайтесь убедиться в этом на собственной шкуре.

– Вы можете не предупреждать меня об этом, – произнес Мофасс своим обычным деловым тоном. – Но что вы задумали?

– То самое, что ждет вас, попробуйте только вести себя не так, как надо.

Он сообщил мне адрес и телефон, и я сказал ему:

– Топайте домой, Мофасс, или уезжайте куда-нибудь. Завтра к этому времени все будет кончено.

Когда Мофасс убрался, Крыса сказал:

– Нам следовало его убить.

– Не было причины, – ответил я.

– Он пытался тебя надуть и ограбить.

– Это верно. Но знаешь, мы никогда не были друзьями. Мофасса и меня связывал только бизнес. А бизнесмены подчас крадут просто для того, чтобы не терять навыков, необходимых для ведения законных дел.

Я был рад исчезновению толстяка. Он напустил невероятное количество газов, провонял все помещение.

– Спасибо тебе, Реймонд, – сказал я.

Мы пожали друг другу руки.

– Ты мой друг, Изи, и не должен меня благодарить. Это ты открыл мне глаза на Ламарка. Ты мой лучший друг.

По пути домой я думал о том, как собирался увезти жену и сына Крысы в Мексику. Я не смог убить Мофасса, потому что был ничуть не лучше, чем он.

Дома я набрал номер, который мне дал Мофасс.

– Алло? – послышался робкий женский голос.

– Могу я поговорить с мистером Лоуренсом? – спросил я.

– А кто говорит? – В голосе женщины звучал страх, такой дикий страх, что я был потрясен.

Но я сообщил, кто я такой. И она отправилась за моей судьбой.

– Роулинз?

– Мне нужно две с половиной тысячи долларов, – сказал я. – И не вешайте мне лапшу на уши. Я знаю, деньги у вас есть. Я хочу получить их завтра вечером десятками и двадцатками.

– Какого дьявола... – начал он.

Но я оборвал его:

– Послушай, парень, у меня нет времени для твоей трепотни. Я знаю, чем ты занимался, и могу это доказать. Мофасс проговорился. Думаю, ты не допустишь, чтобы к тебе пригляделись повнимательней. Так что оставь эту бодягу и принеси мне деньги, а не то твоя контора превратится в тюремную камеру.

– Если это какой-то трюк, рассчитанный на то, чтобы уйти от уплаты налогов... – начал он.

Лоуренс пытался говорить таким тоном, словно он все еще остается хозяином положения, но я чувствовал – язык у него вспотел!

– Гриффитс-парк, Реджи. Рядом с обсерваторией, у самого входа. В восемь вечера. Человек, служивший в армии, должен понимать, что такое точность.

Я объяснил, как туда доехать, и, не дав ему сказать ни слова, повесил трубку.

Знали бы вы, как это было приятно.

Около семи утра я припарковался на Стенли-стрит, примерно на расстоянии одного квартала к северу от Олимпийского бульвара. Здесь жили только белые, но я рискнул, надеясь не попасться на глаза полиции. Документы лежали рядом со мной на переднем сиденье в конверте, на котором было напечатано его имя. Я надел черные перчатки, фуражку и форменную куртку из отеля в Хьюстоне, где когда-то служил Дюпре.

В восемь с четвертью Лоуренс вышел из дому. Я низко пригнулся, искоса следя за ним, и потрогал языком дырку, которую Примо сделал в моем рту. Лоуренс подошел к своей машине и уехал, оставив дома жену и ребенка.

Я подождал с полчаса, чтобы его жена ничего не заподозрила, и постучал в дверь. В глубине квартиры слышался детский плач. Он стал громче, когда дверь отворилась.

Миссис Лоуренс была маленькая рыжая женщина. Волосы ее основательно поседели. Она была еще достаточно молодой, но выглядела какой-то пришибленной. Ей стоило немалых усилий заставить себя посмотреть мне в лицо. По левую сторону ее рта пролегал небрежно зашитый шрам. Кожа вокруг правого глаза вспухла и обесцветилась. Белок пронизывали кровавые жилки.

– Чем могу быть полезна? – спросила она.

– Я принес пакет, мэм, – четко произнес я. Так мы обращались к офицерам во время Второй мировой войны.

– Для кого?

– Для Реджинальда Лоуренса, – ответил я. – Из юридической конторы в Вашингтоне.

Женщина попыталась улыбнуться, но ребенок снова заплакал. Она быстро взглянула на него и снова повернулась ко мне.

– Я его жена и приму пакет.

– Право, не знаю, – замялся я.

– Пожалуйста, поскорее, у меня болен ребенок.

– Ну хорошо, только я должен получить один доллар девяносто пять центов за доставку.

– Подождите. – Она раздраженно вздохнула и побежала в ту сторону, откуда доносился плач.

Я проскользнул в прихожую и достал лист бумаги с секретной правительственной информацией, сложенный в несколько раз. Оглядевшись по сторонам, я заметил вешалку для пальто и резной полированный столик. Я проворно выдвинул ящик столика и сунул улику под стопку дорожных карт.

Потом прошел в комнату, где хозяйка хлопотала над детской кроваткой. Кровать была невелика, но ребенок – такой тощий, что рядом с ним могли бы уместиться еще несколько малышей. Тельце ребенка было довольно длинным, но ручки и ножки тонкие, под стать новорожденному младенцу. Шершавые запястья – сплошь в царапинах, а голая грудка покрыта свежими сине-зелеными ссадинами. Один его глаз смотрел куда-то в сторону, а другой был устремлен на меня. Он не переставал хныкать.