— Но почему команда работорговца не помогает нам благополучно пройти мимо них? — с волнением спросила гувернантка.

— Вы правы: почему бы это? Думаю, что мы их довольно скоро увидим!

— Вы так говорите, молодой человек, и с таким видом, как будто эта встреча нам чем-то угрожает.

— Не отходите от меня, — ответил Уайлдер, сжав губы так, что голос его стал сдавленным. — Что бы ни случилось, держитесь как можно ближе ко мне.

— Выноси бизань-гик круто на ветер! — закричал лоцман. — Спускай шлюпки и отбуксируй нос от его верпа… Стянуть кливер-шкот, набить грота-галс!

Растерянные матросы стояли как вкопанные, не зная, куда бросаться. Одни кричали, что надо делать то-то и то-то, другие так же зычно возражали. Внезапно раздался спокойный, властный голос:

— Молчать на судне!

Сказано это было тоном, в котором звучало полное самообладание и который всегда внушает подчиненным доверие к командиру. Уайлдер стоял на голове шпиля, откуда отлично видел все, что творилось кругом. С одного взгляда он оценил положение «Каролины». В данный момент его глаза были с тревожным вниманием устремлены на невольничье судно — он старался понять, насколько можно было довериться царившему на нем предательскому спокойствию и какую пользу смогут принести какие-либо действия «Каролины». Но неподвижный работорговец казался каким-то заколдованным судном. Среди сложного переплетения его снастей не видно было ни одной человеческой фигуры, кроме упоминавшегося матроса; он продолжал заниматься своим делом так, словно «Каролина» находилась по крайней мере в сотне миль от него. Губы Уайлдера дрогнули в усмешке — горькой или довольной, сказать было трудно, — и он громко скомандовал, чтобы заставить присмиревший экипаж действовать побыстрей:

— Клади паруса на стеньги на всех мачтах!

— Да, — повторил лоцман, — клади все паруса на стеньгу.

— Есть ли на воде шлюпка? — спросил наш искатель приключений.

Дюжина голосов дала утвердительный ответ.

— Спустить в нее лоцмана.

— Это противозаконно! — завопил тот. — Запрещаю слушаться кого-нибудь, кроме меня!

— Швырнуть его в шлюпку! — повторил Уайлдер.

Все так торопливо бросились брасопить реи, что на сопротивление лоцмана никто не обратил внимания. Его живо подхватили два помощника капитана, в воздухе замелькали судорожно болтающиеся руки и ноги, и он очутился в шлюпке, куда его сбросили бесцеремонно, как полено. За ним швырнули фалинь 70, и незадачливый лоцман был предоставлен собственным мыслям.

Тем временем команда Уайлдера была выполнена. Только что широкие полотнища парусов трепетали в воздухе или раздувались, теперь они прижимались к своим мачтам, вынуждая судно отступать с неверно избранного пути. Маневр этот требовал величайшего внимания и исключительной точности, но молодой командир оказался во всех отношениях на должной высоте. Голос Уайлдера звучал спокойно и властно. Казалось, будто все судно, как живое существо, сознает, что судьба его теперь в других и гораздо более опытных руках, чем прежде.

В течение всего времени, потребовавшегося на то, чтобы сдвинуть «Каролину» с места, внимание Уайлдера раздваивалось между его судном и соседним, чье поведение оставалось необъяснимым: оно пребывало в зловещем безмолвии, ни в одном из многочисленных отверстий, через которые команда военного судна может обозревать морскую даль, нельзя было увидеть наблюдателя или уловить хоть один украдкой брошенный взгляд. Матрос на рее продолжал заниматься своим делом, словно ничто другое его не интересовало. Однако само судно очень медленно, почти совсем незаметно, двигалось, как лениво колышущийся на волнах, дремлющий кит, больше отдаваясь течению, чем повинуясь руке человека.

Ничто не ускользнуло от острого взгляда Уайлдера. Он заметил, что, по мере того как «Каролина» отступала, работорговец открывал ей свой борт. Грозные жерла пушек были неизменно направлены на купеческое судно, словно глаза тигра, который, притаившись, следит за каждым движением своей жертвы. Пока оба судна находились так близко друг от друга, залп с пирата мог в любое мгновение разнести в щепы палубу «Каролины». При каждой новой команде, слетавшей с уст нашего искателя приключений, глаза его устремлялись в ту сторону, и он со все возрастающим волнением спрашивал себя, даст ли Корсар экипажу «Каролины» возможность выполнить эту команду. Он отнюдь не был уверен, что и впрямь является единственным командиром «Каролины», пока не увидел, что она избавилась от опасного соседства и благодаря новому расположению парусов вышла на простор, где он мог, наконец, полностью ею распоряжаться.

Убедившись, что течение неблагоприятное, а попутного ветра недостаточно, чтобы идти против него, он велел убрать паруса и стать на якорь.

Теперь «Каролина» стояла на расстоянии одного кабельтова 71 от предполагаемого работорговца. Прогнав лоцмана, Уайлдер принял на себя ответственность, которой моряки обычно стараются избегать: если при выходе из порта с кораблем приключится несчастье, страховка теряет силу, а лицо, ответственное за вывод судна, подвергается наказанию. Из дальнейшего нашего рассказа читатель узнает, в какой мере повлияла на столь смелое решение Уаилдера его уверенность, что закон не имеет над ним власти; но с той минуты, когда Уайлдер принял эту меру, ему пришлось отдать «Каролине» все внимание, которое он раньше делил между нею и двумя своими пассажирками. Теперь, когда судно оказалось в безопасности, хоть и временной, и Уайлдер уже не был весь поглощен тревожным ожиданием внезапного нападения, он обрел возможность вернуться к прежнему своему занятию. Успех трудного маневра озарил лицо его чем-то вроде торжества, и он направился к миссис Уиллис и Джертред уверенной походкой человека, сознающего, что отлично вышел из опасного положения, которое потребовало от него как моряка немалого искусства и способностей. Во всяком случае, такой вывод сделала старшая дама, когда заметила его сияющий взгляд и возбужденный вид, хотя младшая, может быть, судила о его побуждениях более снисходительно. Обе, однако, даже не подозревали истинной причины скрытой радости Уайлдера, ибо в данный момент его одушевляло чувство более благородное, чем они могли вообразить.

Какова бы ни была причина его радости, но едва лишь Уайлдер убедился, что «Каролина» мирно покачивается па якоре и что от него лично пока больше ничего не требуется, как он тотчас же стал искать предлога возобновить беседу, которая до того протекала несколько вяло и так часто прерывалась. Миссис Уиллис внимательно разглядывала соседнее судно, по-прежнему безмолвное и неподвижное, и отвела от него взгляд лишь тогда, когда молодой моряк подошел к ней совсем близко. Она заговорила первая.

— На том судне какая-то удивительная команда — ее не видно и не слышно! — воскликнула гувернантка, и в голосе ее прозвучало изумление.

— Его можно было бы принять за призрак, если бы они вообще существовали!

— О, это превосходно построенное и отлично оснащенное судно!

— Скажите, я ошиблась или действительно была опасность столкновения?

— Некоторая опасность этого действительно была, но сейчас все хорошо.

— За что мы должны быть благодарны вашему искусству. Вы так быстро и ловко вывели нас из опасного положения, что это как бы противоречит всем вашим же мрачным предсказаниям.

— Я отлично сознаю, что мое поведение могло показаться неблаговидным, но…

— … вы считали, что не грех потешиться над робостью трех легковерных женщин, — с улыбкой подхватила миссис Уиллис. — Ну вот, вы позабавились и теперь, пожалуй, даже пожалеете нас за то, что почитается природным несовершенством женского ума.

И гувернантка посмотрела на Джертред с таким выражением, будто хотела сказать, что жестоко было бы шутить над тревогой, которую испытывает столь юное и невинное существо. Взор Уайлдера тоже обратился к девушке, и он ответил с самым искренним желанием убедить собеседницу: