— Каболка! — презрительно повторил помощник. — Да при чем тут каболка, когда тут и якорный канат скоро потеряешь! Имей в виду, старина Билл, дьявол никогда ничего не делает наполовину. Чему быть, того не миновать! И никто не станет уменьшать ход, словно ты спускаешь в шлюпку капитанскую жену, а он сам стоит на палубе и смотрит, чтобы все было как следует.
— Мистер Найтхед умеет вести судно во всякую погоду! — сказал другой моряк с подобострастным видом, указывающим, что он во всем полагается на второго помощника.
— Никто этого не ценит. Я всякую службу знаю, на всяких судах поплавал — от тендера 85 до двухпалубного крейсера! Немногие могут сказать о себе так, как я, ибо то малое, что я знаю, приобретено не учением, а тяжелым трудом. Но какой толк в знаниях или даже мореходных талантах, когда против тебя колдовство или козни того самого, кого я и называть-то не хочу, потому что незачем без нужды оскорблять джентльмена. Скажу вам только, братцы, что нашему судну сейчас дана такая нагрузка, какой не может допустить да никогда и не допустил бы разумный моряк.
Слова эти были встречены одобрительным ропотом если не всех, то, во всяком случае, большинства слушателей.
— Давайте спокойно, рассудительно, как подобает просвещенным англичанам, рассмотрим, как обстоит дело, — продолжал помощник, искоса глянув через плечо, чтобы проверить, не стоит ли сейчас рядом с ним тот, кто вызывал в нем столь душеспасительный страх. — Мы все до одного прирожденные островитяне 86, ни у кого здесь нет ни капли чужеземной крови, даже ирландца или шотландца не найдешь. Так разберемся же в самой сути дела со свойственным нам благоразумием. Перво-наперво: честный Николас Никольс срывается с этой вот бочки и ломает себе ногу! Знавал я, братцы, немало случаев, когда люди падали с мачт и реев, а отделывались гораздо легче. Потом является к нам на судно чужак, смахивающий на колониста, — уж лицо-то у него не английское: ясное, открытое, гладкое такое…
— Ну, парень он на вид благообразный, — вставил старый матрос.
— Вот тут-то и вся чертовщина! Верно, вид у него благообразный. Но не такая благообразность потребна доброму англичанину. Не нравится мне выражение его лица. Не люблю я, когда слишком много выражения у человека, потому что не всегда поймешь, что ему вздумается сделать. Да, а тут еще чужак становится у нас капитаном или вроде как капитаном, а тот, кому следовало бы стоять на мостике и командовать в такую погоду, лежит у себя на койке и не может сам повернуться на другой галс, не то что управлять судном. И никто даже не заметил, как все это случилось.
— Но он же договорился с фрахтователем, нанялся по всем правилам, и тот, хитрющий купец, видимо, был очень доволен, что может поручить «Каролину» такому молодцу.
— Купец, как и мы, грешные, тоже сделан из обыкновенной персти земной. И, что еще хуже, у купца эта персть редко бывает пропитана соленой водой. Частенько случается, что вот купец снимет очки, закроет счетные книги и шагнет в сторону, чтобы облапошить соседа, а потом возвращается и видит, что вместо того сам себя облапошил. Уж, наверно, мистер Бейл думал, что делает владельцам «Каролины» доброе дело, когда нанимал этого мистера Уайлдера. Но ведь он, верно, и понятия не имел, что судно запродано самому… Добропорядочному моряку полагается уважать своих хозяев, потому я и не стану без надобности называть того, кто, я думаю, приобрел немалые права на это судно путем ли честной покупки или каким иным.
— Никогда я не видел, чтобы судно так отлично выводили из трудного положения, как он это сделал нынче утром с «Каролиной».
Найтхед разразился не слишком громким, но, как показалось его слушателям, весьма многозначительным смехом.
— Когда на судне определенного рода командир, можно ничему не удивляться, — ответил он, снова обретя серьезность. — Что до меня, то я нанялся плыть из Бристоля в Каролины и на Ямайку с заходом в Ньюпорт на пути туда и обратно и могу смело сказать, что не имею желания отправляться куда-либо в иные места. А насчет того, как «Каролина» была выведена из трудного положения, когда находилась вблизи работорговца, — ну, что ж, это было сделано хорошо, слишком даже хорошо для такого молодого моряка. Я и сам не сделал бы лучше. Но что вы скажете, братцы, про старика в рыбачьей лодке? Даже самые старые морские волки не часто видели, чтобы за человеком так гнались и ему удалось так ускользнуть! Слыхал я про одного контрабандиста: за ним без конца охотились катера его величества в Ламанше, а у него под рукой всегда оказывался туман, и он в него нырял, но ни один человек еще не видел, чтобы этот контрабандист из тумана выходил! Может быть, та рыбачья лодка держала связь между берегом и этим контрабандистом — ничего другого не придумаешь. Но, во всяком случае, не хотел бы я работать веслом в этой лодке.
— Да, она удивительно ускользнула! — воскликнул старый матрос, чья вера в нашего искателя приключений начала колебаться под напором стольких доводов.
— Мне тоже так думается. Впрочем, может быть, другим виднее: ведь я плаваю-то всего-навсего тридцать пять лет. Смотрите, волны вздымаются как-то совсем необычно! Тучи затянули небо, а ведь океан излучает столько света, что грамотный человек мог бы читать!
— Я нередко видывал такую погоду.
— А кто ее не видел? .. Не часто бывает, чтобы человек, откуда бы он ни явился, первое свое плавание совершал в капитанском звании. Бьюсь об заклад, что он уже не новичок. Я видел небо куда хуже этого и даже воду пострашнее, но такое небо и такая вода никогда не сулили ничего хорошего. В ту ночь, когда я потерпел кораблекрушение в бухте…
— Эй, на шкафуте! — закричал Уайлдер.
Но молодому капитану пришлось крикнуть еще раз, прежде чем Найтхед, которому надлежало первому подать голос, набрался решимости ответить.
— Прикажите поставить фор-бом-брамсель, сэр, — продолжал Уайлдер, услышав положенный ответ.
Помощник и его собеседники обменялись взглядами, выражавшими тупое изумление. Многие тревожно покачали головой, прежде чем один из них бросился к снастям с наветренной стороны, чтобы с сомнением в душе влезть наверх и выполнить приказание.
В самом деле, отчаянная решимость, с которой, Уайлдер прибавлял парусов, могла вызвать недоверие к его целям или правильности его суждений даже у людей, менее подверженных суеверию, чем те, кем ему пришлось теперь командовать. Ирингу и его более невежественному, а потому более упрямому товарищу было ясно, что их молодой начальник так же стремится ускользнуть от призрачного корабля, неотступно преследовавшего «Каролину», как и они сами. Они не были согласны с ним лишь в способе достижения этой цели; но несогласие это оказалось столь существенным, что оба помощника посовещались между собой, и Иринг, побуждаемый резкими суждениями своего коллеги, подошел к капитану, полный решимости высказать ему их общее мнение со всей прямотой, какой требовали обстоятельства.
Но взгляд Уайлдера был так тверд, а выражение лица так невозмутимо, что Иринг решился затронуть опасную тему лишь с большой осторожностью. Прежде чем раскрыть рот, он постоял, следя за тем, как ставят фор-бом-брамсель, и ожидая, к чему это приведет. Но как раз в этот миг «Каролина» с ужасающей силой налетела на огромную волну, поднявшую свой гневно вспененный гребень футов на двенадцать над ее носом, и это придало Ирингу мужества заговорить, ибо молчать далее было явно опасно.
— Незаметно, чтобы мы удалялись от того судна, хотя «Каролина» делает все, что может, — начал он, решив выражаться как можно осторожнее.
Уайлдер снова бросил взгляд на туманное пятнышко на горизонте, нахмурился и затем поглядел в сторону, откуда дул ветер, словно умоляя его стать еще более бурным, но ничего не ответил.
— Команда у нас теперь не может откачивать воду, сэр, — продолжал Иринг, тщетно прождав ответа.
