— Но как же так?! — возмутился я.
— Да вот так. Это политика, Луи. А в политике главное слово — «целесообразность». Особенно сейчас, когда нужно готовить Исход и не отвлекаться на мелочи, пусть и досадные…
— Пойду в госпиталь, к Крылову, — вздохнул я. — Вы, доктор, только тоску нагоняете.
— Ничего подобного. Причина вашей тоски не во мне, а в перспективе подставить свою величайшую драгоценность под термокаутер.
— Это что за штука?
— Вы же взрослый человек, должны знать! Только варвары делают обрезание тупыми ножницами, а мы — люди цивилизованные!
Гильгоф рассмеялся, но я эту сомнительную шутку не оценил. Юмор висельника.
Я забрал велосипед, машинально проверил наличие личной карточки в кармане (без удостоверения личности ходить опасно, мигом загремишь в военную полицию «до выяснения») и отправился в больницу, стараясь объезжать главные улицы. Магазины и кафе открыты, но покупателей почти нет — начались перебои с поставками продовольствия из сельских районов, большая часть готовой продукции идет на обеспечение военных Халифата.
Очередная примета времени: винные лавки не работают, торговать спиртным запрещено, поскольку это «оскорбляет ислам». Вино у нас свое, к югу от города обширные пространства на холмах занимают виноградники, и есть подозрение, что винодельни тоже останутся без работы. Гильгоф, впрочем, обещал меня научить делать русский самогон, утверждая, что этот божественный нектар в трудные времена может с успехом заменить самые тонкие винные букеты.
Один раз меня все-таки остановили, на ломаном французском потребовали документы, патрульный повертел в руках карточку (совершенно бесполезную в отсутствие ручного сканера) и отпустил. Видно, что солдаты скучают, а это в свою очередь может привести к новым малоприятным инцидентам.
В холле госпиталя пустынно, посетителей нет, хотя после 29 июня сюда доставили много пострадавших, раненных шальными пулями или порезанных стеклом. Я поднялся на второй этаж, мимолетно кивнул медсестре, с унылом видом копавшейся в шкафчике с лекарствами, и прошел в палату к Коленьке — ко мне в больнице уже привыкли и пускали без лишних вопросов.
— Салют! — Крылов встретил меня заинтересованным взглядом. — А я ждал тебя утром… Как обстановка?
— Хреново, — поморщился я, усаживаясь в ногах. — Город вымирает.
— В смысле — вымирает? — изумился Коленька. — Они что, начали… э… репрессии?
— Пока нет, но начнут обязательно, не сомневайся. Люди перепуганы насмерть, мало кто покидает свои дома, уверенности в завтрашнем дне — никакой. Тут и начнешь размышлять о конфликте культур — они как с другой планеты прилетели, если тебя устроит эта корявая метафора… С тобой все нормально?
— Более чем, — пожал плечами Крылов. — Доктор обещала отпустить меня прямо сегодня, но не знаю, куда идти.
— А не рано ли? Неделю назад ты стоял на краю могилы.
Действительно, резкое улучшение самочувствия у Коленьки началось первого июля к вечеру, на следующий день он начал вполне самостоятельно ходить; кроме того, проснулся волчий аппетит — кормят в госпитале святой Терезы неплохо, но мне пришлось приносить дополнительную еду из дома. Крылов уверял, что постоянно голоден.
— Это вы, мсье Аркур? — Дверь открылась, явив лунообразное лицо давешней толстухи в голубом медицинском костюме. — Очень хорошо, что зашли. Можно поговорить с вами несколько минут?
— Разумеется. А ты лежи тут и жди…
Мы вышли в коридор, к окну, выводившему на больничный парк с ажурными скамеечками и фонтанчиками.
— Конечно, я бы предпочла побеседовать с вашим другом, — сказала врачиха, — но как я понимаю, он не придет? Надеюсь, мсье Гильгофа не арестовали?
— К счастью, нет. Говорите, я все передам.
— В таком случае вручите ему эту папку с заключением. — Мне вручили тонкий пластиковый пакет с эмблемой госпиталя. — Краткий эпикриз, и некоторые мои мысли, доктор поймет…
— Что все-таки случилось, вы выяснили?
— К сожалению, нет. Прежде я не сталкивалась с подобными случаями. Клиническая картина септического шока и выраженная аллергическая реакция, но микробиологические пробы не выявили никаких возбудителей. Совершенно неожиданная ремиссия, исчезновение прежних симптомов… Так не бывает. Сейчас господин Крылов абсолютно здоров как физически, так и психически — сегодня утром его еще раз осмотрели несколько специалистов. Когда… и если… он вернется на Землю, обязательно потребуется самое детальное обследование, мой опыт подсказывает, что мы упустили нечто важное. Понимаете, наши возможности крайне ограничены.
— Но вы даете гарантию, что ничего подобного не случится хотя бы в ближайшее время?
— Никаких гарантий, мсье Аркур. Никаких. Разумеется, если произойдет внезапное обострение, вы можете вновь обратиться. Счет за услуги в этой же папке, но банк и страховые компании сейчас не работают, а наличными мы принять не можем.
— Понятно. Вот еще что… Если вы Крылова отпускаете, нельзя ли одолжить простую мужскую одежду? Я верну завтра. Он был одет в камуфляж русского военного образца, в таком виде на улицах теперь лучше не появляться.
— Конечно, это можно устроить… Подождите в палате, я все устрою.
Больше всего я боялся, что на обратном пути нас опять остановят — гражданская одежда не убережет, личной карточки нашего образца у Крылова нет, а предъявлять имперский универсальный паспорт решительно не стоит, поскольку реакция на него будет, мягко скажем, неблагожелательная. Из этих соображений мы направились домой окраинами, в обход, стараясь не привлекать к себе внимания. К моему несказанному удивлению — обошлось. На территорию колледжа проникли через калитку для технического персонала, у Амели завалялась копия ключа, и она отдала ее мне.
— Рад видеть обоих живыми и здоровыми. — Гильгоф встретил нас у крыльца коттеджа. — Анечка с мадам Ланкло занимаются ужином, а меня выперли на свежий воздух. Что в городе?
— То же самое. — Я махнул рукой. — Вот, просили передать…
Синяя папочка перекочевала в руки Вениамина Борисовича, он вынул листки, быстро пробежался глазами по строчкам и покачал головой.
— Забавно… Коленька, что вы стоите столбом?
— А надо сплясать?
— Узнаю вашу прежнюю жизнерадостность, — фыркнул Гильгоф. — Обойдемся без гопака. Пойдем на веранду, расскажу последние новости… Кажется, мы плотно застряли на этой планетке, следовало бы подумать над перспективами.
Пока они беседовали, я нарубил дров для камина и кухонной печи (пользоваться газом Амели все еще опасалась), а когда вернулся, застал немую сцену. Доктор сидел у стола, открыв рот так, что туда могла без помех влететь довольно упитанная ворона, а Коленька улыбался с самым торжествующим видом. Перед ним валялся ставший ненужным приемник волн Планка, из динамика которого доносился не шум помех, а вполне внятная речь на английском — судя по всему, переговоры между каким-то транспортным кораблем в системе Сириуса и тамошним ЦТК.
— Что, заработало? — с надеждой спросил я, но Гильгоф яростно замотал головой:
— Я сто раз проверял и перепроверял все настройки! Этого не может быть! Николай, что вы сделали? Как, каким образом?
— Смотрим внимательно, — с видом фокусника сказал Коленька, выключил устройство и передал доктору. — Врубайте заново!
Эффект прежний: потрескивание и шипение. Монитор оповещает, что связь недоступна. Гильгоф принялся яростно жать на кнопки клавиатуры, но приемник не действовал.
— Сдаюсь, — жалобно вздохнул доктор. — Если даже встроенный искусственный интеллект не может помочь, то человеку и подавно такую задачу не осилить. Что ты сделал, маленький негодяй?
Ничего себе! До невероятия вежливый Вениамин Борисович перешел на «ты»! Крайняя степень душевного волнения!
— Док, а кто всего две недели назад разглагольствовал о стандартности мышления человека и подчиненного ему машинного разума? По-моему, надо просто взглянуть на проблему с другой стороны и атаковать не с фронта, а с тыла. — Крылов так и светился от чувства собственной значимости. — В квантовой механике в результате действия некоммутирующих операторов получаются разные волновые функции, которым, в свою очередь, отвечают разные физические состояния, так? ЭРП-парадокс, помните?