Данный момент истины все равно выйдет на поверхность. Чем больше мы подавляем его, тем хуже будет в дальнейшем, когда он возвратится к нам однажды вновь в облике национализма. Так что и национальная идея содержит частичную истину.
Понятие целого у Гегеля предполагает, что из этого целого ничто не исключается, ничто не отрицается и не игнорируется. Каждый феномен имеет право на существование. Представители партии ХДС изображали до сих пор Гегеля родоначальником тоталитаризма. По указанию Хайнера Гайсслера, деятеля ХДС, выражающего интересы либерального крыла партии, партия была ориентирована на иные философские традиции - от Аристотеля до Монтескье.
В общем, это действительно великая традиция, следовать которой, конечно, имеет смысл. Однако блоку христианских партий предстоит все же в будущем открыть для себя христианско-либерально-консервативного Гегеля. Это неизбежно.
И это необходимо, если партия хочет сыграть еще какую-то значительную роль в политической жизни Германии. Ибо Гегель был первым, кто познал диалектику эпохи Нового времени и попытался показать выходы из нее. Гегель непревзойденным образом постиг то, что мир, стоящий на почве рассудка и организованный на основах науки, абстрактен. Эпоха Нового времени превратила науку в свою религию. Мы доверили науке все те функции, которые до эпохи Нового времени выполняла религия.
Что делает современный мир с действительностью, с природой, с человеком? Он подчиняет их абстракции. Глубочайшая суть кризиса культуры в эпоху Нового времени состоит лишь в том, что страдания людей, живущих в этом абстрактном мире, стали невыносимы. Это становится выше человеческих возможностей.
Если следовать по тому же пути и дальше, то в последующем всякая организация мира обратится против человека, антропологические возможности которого исчерпаны и перенапряжены сверх предела. Люди пытаются спастись бегством от этого мира, предаваясь утопиям. Но теперь рухнули и все утопии. Тогда люди обращаются к прошлому, к истории, связывая с этим свои надежды. Рост рационализма - лишь одно из проявлений такой реакции.
Единство и преемственность истории распадаются в эпоху Нового времени на две части. Прошлое и будущее разорваны, разобщены, взаимосвязь между ними утрачена, вплоть до того, что они начинают взаимно отрицать друг друга. Идея всех прогрессистов состояла в том, что в будущем обществе исчезнут все специфические особенности людей, культур, наций.
К сожалению, мы слишком часто забываем о том, что не только коммунизм, но также и либерализм стремится к устранению всех идентичностей, с которыми связано происхождение каждого человека. Эти идентичности должны быть, как предполагается, упразднены. Место их призвано занять универсальное человечество, деятельность которого подчиняется соображениям рациональности.
Возникновение консерватизма было обусловлено в эпоху Нового времени тем внутренним импульсом, что консерватизм пытается спасти от угрозы исчезновения и сохранить исторически сложившуюся идентичность. Этот импульс будет мотивировать консерватизм и впредь к самоутверждению.
Консерватизм и прогрессизм - две стороны одной и той же медали, они срослись вместе как сиамские близнецы. Всякий прогресс вызывает стремление сохранить исчезающее. Консерватизм точно так же является составной частью эпохи Нового времени, как и прогрессизм. Определенные формы прогресса можно лишь приветствовать, однако они означают вместе с тем стирание, уничтожение каких-то явлений.
Консерватизм представляет собой ничто иное, как попытку конкретизировать абстракцию, заложенную в прогрессе, и противопоставить ей в какой-то мере историческую действительность. Конечно, при этом возникает опасность, что консерватизм, защищая исторически сложившиеся идентичности, будет мыслить так же абстрактно, как и прогрессизм, стремящийся к преодолению этих идентичностей.
Гегель не является ни прогрессивным мыслителем - в смысле отказа от истории, ни консервативным - в смысле сохранения исторического наследия для будущего. Гегель мыслил на более высоком уровне, чем уровень выработанных нами политических понятий консерватизма и прогрессизма. Он пытался сохранить оба эти элемента.
Когда не существует уже мощной прогрессивной силы, по отношению к которой консерватизм мог бы определиться в своем интересе к сохранению определенных ценностей, тогда становится невозможно и самоопределение консерватизма. Можно сформулировать ту же мысль политически и в заостренной форме следующим образом: современный просвещенный консерватизм нуждается в существовании мощных левых сил, бросающих ему вызов.
В действительности же ныне идут к своему концу и консервативные, и левые силы. Ни та, ни другая идеология не способна сегодня предложить убедительную теорию и выработать соответствующие новой реальности понятия. Поэтому наступило то, что, собственно, и составило предмет опасений Гегеля: господство рассудочности приводит общество к двойному нигилизму.
Со своего рода двойным нигилизмом мы и сталкиваемся ныне в Германии. ФРГ осуществляет в чистейшем виде ту абстракцию, которая внутренне присуща современной эпохе, ибо мы стали страной без будущего и без прошлого. В случае новых кризисов почти все другие народы могут обратиться к своему историческому наследию. Все демократические страны обращаются в таких кризисных ситуациях не к абстрактным заповедям демократии. Они активизируют историческое сознание, в том числе религиозное.
Иначе обстоит дело в ФРГ: мы расчистили это духовное пространство. В обществе, которое превращает себя в абсолют, имеет место, по Гегелю, "атеизм нравственного мира". Тогда между индивидом и обществом устанавливаются лишь отношения расчета, пользы, включая рыночные отношения. Господство абстракции в облике свободы защищают либералы. Нужно признать, что в этом тоже есть момент истины. Потому что свобода индивида вообще немыслима без господства в обществе формальных правил. Формальный характер процедур и права действительно дает индивиду шансы проявления свободы. В этом состоит определенный момент истины, содержащийся в либерализме.
В данном вопросе национализм и социалистический коллективизм роковым образом заблуждались. Общим для них обоих было то, что они хотели преодолеть и вообще устранить либералистскую абстрактность. Характерный признак нашего времени состоит в том, что страдания людей от абстрактности этого мира вновь и вновь порождают призывы создать какое-то совершенно другое общество. Кроме призыва заменить общество общиной или органичным сообществом.
Заметим в этой связи, что Гегель не обращается к понятию "другого". Рассудок не отрицается абстрактно во имя достижения "другого", а признается. Признается при этом определенная, конкретная, частичная необходимость рассудка, но именно как момента разума. Рассудок не должен занимать место разума в целом.
В этом состоит современность Гегеля. Признание значимости абстрактного момента в мышлении приводит Гегеля закономерным образом к диалектике, в которой особенное не уничтожается ради общего, не приносится в жертву ему. Диалектика противостоит фурии уничтожения, господству одного лишь рассудка.
Достижением эпохи Нового времени, заслуживающим сохранения, была для Гегеля субъективность индивида. Однако это индивидуальное сознание ведет свое происхождение именно от христианства и находит свое оправдание только в нем. Когда сама эпоха Нового времени лишилась этой духовной основы, убедительность в глазах людей могло обрести даже уничтожение целых народов. Тогда нет уже решающих аргументов против фашистских форм варварства. Хоркхаймер справедливо говорил о том, что если нет Бога, то нет в конечном счете аргумента, который можно было бы выдвинуть против применения пыток.
Рассуждая чисто рационально, люди всегда находят аргументы в пользу, скажем, убийства еще не родившихся детей. Завтра, без сомнения, будет поставлен также вопрос, что делать с ослабевшими и больными стариками. И тогда мы вернемся к временам, когда практиковалось понятие "людей, не представляющих ценности". Причем ссылаться у нас будут на "гуманитарные и социальные соображения". Пока единственной инстанцией для оправдания остается рассудок, всегда найдутся аргументы для оправдания убийств и насилия.
