— Дитер? — проговорил Ран, не пытаясь скрыть удивление, и чуть насмешливо улыбнулся.

— Отто, друг мой! — радостно вскричал Бахман, и его глаза озарились восторгом. Он вел себя так, словно между ними ничего не произошло. — Надеюсь, ты не возражаешь, что я явился вот так, без звонка. Я просто не мог дождаться дня, когда наши пути вновь пересекутся! Мне так хотелось сказать тебе о том, как я рад, что ты теперь трудишься в штате рейхсфюрера!

— Благодарю, — ответил Ран.

Он пока не понимал, как себя вести с Бахманом. Плохо верилось в эти дружеские улыбки и радостные восклицания.

Дитер подошел к нему, они обменялись рукопожатием.

— Сколько лет, сколько зим! Я так рад видеть тебя, друг мой! Я пришел в неудачное время? Так хотелось бы пару минут поговорить.

— Конечно, — кивнул Отто. — Проходи.

Дверь кабинета закрылась, но и здесь Бахман продолжал вести себя с таким же восторженным энтузиазмом, что обескуражило Рана и вызвало у него любопытство.

— Я сообщил Эльзе, что ты здесь! Она точно так же, как я, радуется, что тебе повезло, Отто!

— Как поживает Эльза? Надеюсь, она в добром здравии?

— Материнство сделало из нее новую женщину!

— Хочешь сказать, что у вас родился ребенок?

На миг Рана охватили испуг и чувство обреченности. Но разве он мог предполагать, что ее судьба сложится иначе? Ведь прошло три года! Естественно, жизнь Эльзы изменилась!

— Самая красивая девочка на свете!

— Это чудесно, Дитер! — Ран попытался улыбнуться, но улыбка получилась кислой. — Я так рад за вас обоих!

— Материнство изменяет женщин, Отто. Для Эльзы это стало… это стало для нее всем на свете! Я бы сказал, что она впервые за все время нашего супружества по-настоящему счастлива.

Для Рана это был неожиданный, но вместе с тем милосердный удар. Теперь Эльза целиком и полностью принадлежала Бахману. У Отто не было ничего, чем он мог бы удержать ее, уговорить ее передумать. Вот зачем Бахман явился к нему. Вот почему он так радостно улыбался! Он хотел дать понять Рану, что победил!

— Как я вижу, — произнес Отто, глядя на своего старого знакомого с вымученной улыбкой, — отцовство тебя тоже изменило.

— Что ж, появились новые приоритеты. Да что я такое говорю? Приоритеты… Сара — это мое сокровище, мой клад, мой Святой Грааль, свет моей жизни!

— Скажи мне вот что… — проговорил Ран, чувствуя себя в высшей степени неловко. Нужно было срочно переменить тему разговора, иначе, как ему казалось, он может попросту упасть в обморок. — Ты… Это не ты порекомендовал Гиммлеру мою книгу?

— Мне известно, что твоя книга произвела на Гиммлера очень большое впечатление, Отто.

— Он сам мне так и сказал, но я не об этом тебя спросил.

Не переставая улыбаться, но все же немного натянуто Бахман ответил:

— Многие снабжают рейхсфюрера книгами, которые, как они считают, могут ему понравиться. Свое назначение ты заслужил собственным талантом, друг мой, а не тем, что я сделал. Я только дал рейхсфюреру экземпляр твоей книжки, а к твоему последующему успеху я нисколько не причастен.

— Что ты рассказал ему обо мне, Дитер?

Бахман явно почувствовал себя не в своей тарелке, но быстро ответил:

— Прочитав твою монографию, рейхсфюрер расспросил меня о твоей семье, учебе, о твоем характере. Годишься ли ты на то, чтобы встать в наши ряды.

— И что ты ему ответил?

— Я сказал ему, Отто, что ты — истинный катар. Человек, который скорее взойдет на костер инквизиции, чем отречется от того, что считает истиной!

Ран разволновался. Если Дитер Бахман так отплатил ему за предательство, то перед ним сейчас стоял редкий человек — настоящий друг.

— Я в долгу перед тобой, — сказал Ран.

— Глупости!

— Я серьезно! Проси чего угодно, я все для тебя сделаю.

— Если так, — улыбнувшись шире, проговорил Бахман, — я настаиваю, чтобы ты в субботу вечером поужинал со мной и Эльзой! Как тебе такой вариант возвращения долга чести?

— Поужинать?

Ран вдруг испугался. Несмотря на все заверения Бахмана, он был твердо уверен, что Эльза его видеть не хочет. Мысль о том, что она будет недовольна его появлением, казалась невыносимой для него, но ведь он только что пообещал Бахману выполнить любое его пожелание.

Если Бахман и заметил смятение Рана, то не показал этого.

— Мы ведь оба хотим, чтобы между нами все стало как прежде, Отто. Ни тебе, ни мне не нужно вспоминать неприятные моменты. И конечно, мне не терпится, чтобы ты увидел, какое прекрасное дитя подарила мне моя жена.

У Рана не нашлось возражений: причин для отказа не было. Он принял предложение со всем энтузиазмом, который только смог из себя выжать. Но потом его охватила тревога. Бахман мог говорить все, что угодно, но действительно ли Эльза хотела видеть его? Будет ли она рада, когда он придет к ним в гости? Скорее расстроится. Наверняка весь вечер она будет отмалчиваться или, что того хуже, одаривать его холодными, пустыми улыбками.

Станет ли Эльза так же, как Бахман, притворяться, что между ними ничего не было? А может быть, улучив удобный момент, скажет, как сожалеет она об их романе? Как ему себя вести, если она так поступит? Согласиться, признать, что это досадная ошибка? Как же ему ответить, чтобы это не прозвучало глупо или оскорбительно?

Одеваясь в тот вечер, перед тем как пойти на ужин к Бахманам, Ран на миг задумался, не отправить ли письмо с вежливым отказом. Еще не поздно сослаться на головную боль? Послать учтивую записку, букет цветов — этого вполне достаточно. В конце концов, ему не предстояло вести с Бахманом какие-то дела. Лишь бы только сохранить дружеские отношения — а от приглашения на ужин можно отказаться!

Несомненно, от грядущего совместного вечера только это и требовалось — иллюзия дружеских, сердечных отношений. Он просто должен был вести себя в рамках этикета и принять все как есть. Почему бы не выдержать эту лобовую атаку и не покончить с этим раз и навсегда? Ран был совершенно уверен, что его первый визит к Бахманам станет последним. Пусть они думают, как положить конец этой истории. К тому же ему все-таки не терпелось увидеть, действительно ли Эльза так изменилась…

Веймар, Германия

Воскресенье, 9 марта 2008 года

От Дрездена до Эрфурта можно не торопясь добраться на машине примерно за час. Это позволило Елене Черновой оставить автомобиль на общественной парковке вблизи вокзала и доехать до Веймара на такси. Там она купила билет и дождалась поезда «Сити найт лайн». Путь от Эрфурта до Веймара занимал восемнадцать минут. Этого должно было хватить для того, чтобы выяснить, в каком купе едет Мэллой, убить его и покинуть поезд. Чернова надеялась, что к тому времени, как поднимется тревога, она уже будет пересекать чешскую границу.

В шляпе с широкими полями, прикрывающими лицо, с небольшим чемоданчиком в руках, Чернова стояла под навесом, пока поезд не остановился, а потом вошла так, чтобы находиться вагонах в шести от Мэллоя. Шляпу Чернова оставила, а свой багаж «потеряла», как только оказалась в поезде. Двигаясь в сторону вагона, в котором ехал Мэллой, она внимательно смотрела на лица пассажиров, но не увидела ничего, что предупредило бы ее об опасности. Коридор вагона первого класса оказался пуст. Несколько лесенок вели в три отдельных купе. Их было два на нижнем уровне и одно на верхнем.[39] Двери купе были пронумерованы, но имена пассажиров на них не указаны. Хуже того: все двери оказались снабжены глазками, то есть Мэллой мог заглянуть в глазок и увидеть, кто подошел к его двери.

Чернова прошла в конец вагона и в небольшой кабинке за стенкой из оргстекла нашла проводника.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — осведомился мужчина с легкой озабоченностью.

Чернова вытащила значок гамбургской полиции и показала ему.

— Да. Мне нужно найти одного человека, который вечером сел в ваш вагон. Но без лишнего шума, пожалуйста.