– Вы всегда спите без ночной рубашки? – спросила леди Грэмми.

– Как видите, – сухо ответил Леоф.

– Как раз ее я не вижу, – заметила она.

Спине было холодно. Быть может, кто-то послал Грэмми вонзить ему в спину нож или отравленную иглу, чтобы он не смог написать пьесу для Роберта…

Леофу следовало бы опасаться за свою жизнь, но пока ему было все безразлично; ярость оставалась где-то неподалеку, но сны ее несколько затуманили. Требовалось время, чтобы ее вспомнить.

Леди Грэмми легко провела пальцами по его спине, и, к своему ужасу, Леоф застонал. Прошло очень много времени с тех пор, как его кожи касалось что-то столь же приятное, и ему вдруг стало невероятно хорошо. Кончики пальцев принялись массировать его мышцы, унося боль и напряжение.

– Меня никогда ни к чему толком не готовили, – тихо заговорила женщина. – Не отправляли учиться в монастырь. Но Уильям приглашал наставников, чтобы я освоила некоторые искусства. Этому меня научила девушка по имени Весела из Хадама, у нее были толстые пальцы и темные-темные волосы.

– Вы не должны… это не…

– Неподобающе? Мой дорогой Леовигилд, вас бросил в темницу безумный узурпатор. Вы думаете, это подобающе? Мы сами, только вы и я, решим, что нам подобает. Вам приятно?

– Да, очень, – признался он.

– Тогда расслабьтесь. Нам есть что обсудить, но я могу продолжать, пока мы будем беседовать. Вы согласны?

– Да… – простонал Леоф, и она продолжила массировать его спину уверенными мягкими движениями.

– Все довольно просто, – продолжала леди Грэмми. – Мне кажется, я могу устроить побег всем вам.

– Правда?

Он попытался сесть и посмотреть ей в глаза, но она уложила его обратно, мягко надавив на плечи.

– Просто выслушайте меня.

Убедившись, что Леоф больше не протестует, леди Грэмми продолжала:

– Эслен в осаде. Во главе нападающих стоит Энни, дочь Мюриель, – во всяком случае, насколько мне удалось выяснить, это она. Мне неизвестно, каковы их шансы разгромить Роберта. Довольно скоро ему на помощь придут церковь и Ханза, но если вмешается Лир, война может затянуться.

Теперь обе ее руки занялись его правым плечом и рукой, уверенно разминая сухожилия. Леоф застонал, когда пальцы свело судорогой – раньше ему казалось, что они окончательно потеряли чувствительность. Его глаза наполнились слезами от смеси боли и удовольствия.

– Я воспользовалась тем, что Роберт очень занят. У меня есть друзья в этом замке, и я рассчитываю воспользоваться их помощью, чтобы вытащить отсюда вас, Мери и девушку из лендвердов, а потом переправить в безопасное место.

– Ну, на это едва ли можно надеяться, – возразил Леоф. – Но если бы удалось спасти Мери и Ареану…

– Не имеет значения, – перебила его леди Грэмми. – Если мне удастся вызволить их, то я сумею освободить и вас. Но это благородная мысль. Однако я хотела просить вас об одной услуге.

«Конечно», – подумал Леоф.

– О чем же, миледи?

– Мюриель благоволит к вам. Она готова вас слушать. Я признаю, что прежде рассчитывала посадить на трон своего сына – ведь он, в конце концов, сын Уильяма, – но теперь я мечтаю только о защите для моих детей. Если Энни одержит победу и Мюриель вновь станет королевой-матерью, я прошу вас рассказать ей, как я вам помогла. И ничего больше.

– Я обязательно сделаю это, – подтвердил Леоф.

Теперь леди Грэмми массировала его только одной рукой, и Леоф успел задаться вопросом, что она делает другой, когда она прижалась к нему, и он ощутил что-то теплое на своей спине, от чего все его тело вплоть до пальцев ног задрожало. Нелепый стон слетел с его губ. Свободной рукой она расстегнула корсаж, чтобы прижаться к нему обнаженной грудью. Какой же корсаж можно расстегнуть одной рукой? Есть ли такой у каждой женщины или куртизанки носят особые платья?

А потом она оседлала Леофа и принялась целовать его спину, спускаясь вниз вместе с одеялом, и все его тело мгновенно проснулось, охваченное огнем. Он не мог это принять; Леоф отчаянно извернулся, и она оказалась недостаточно тяжелой и сильной, чтобы ему помешать.

– Леди!.. – выдохнул он, пытаясь отвести взгляд в сторону.

Леди Грэмми все еще оставалась в платье, но оно все собралось на талии, так что Леоф смог увидеть над чулками кожу ее бедер цвета слоновой кости. И конечно, груди цвета лилий и роз…

– Тише, – сказала она. – Это часть лечения.

Он поднял руки.

– Посмотрите на меня, леди Грэмми, – взмолился он. – Я калека.

– Пожалуй, учитывая обстоятельства, вы можете называть меня Амбрия, – ответила она. – И вы вполне пригодны действовать в тех областях, которые меня интересуют. – Она наклонилась и поцеловала его, уверенно и умело. – Это не любовь, Леовигилд, и не благотворительность. Это нечто среднее – дар за то, что вы сделали для Мери, если хотите. И отказ его принять с вашей стороны окажется немилосердным.

Она вновь поцеловала Леофа, в подбородок и шею. Потом быстро встала, после краткой заминки платье куда-то исчезло, и обнаженное тело прижалось к композитору. Он больше не мог возражать. Леоф старался быть деятельным, показать себя мужчиной, но она мягко не позволяла ему делать ничего, кроме как ощущать ее.

Все происходило медленно, почти беззвучно – и чудесно. Амбрия Грэмми не была первой женщиной Леофа, но ему в жизни не доводилось испытывать ничего подобного, и он вдруг понял то, о чем раньше даже не догадывался. То, что он творил музыкой, она делала своим телом!..

Он впервые узнал, что любовь может быть искусством, а любовник – художником.

И за это прозрение он будет благодарен ей до конца своих дней.

И все же он ощутил укол вины, когда в самый яркий миг перед его мысленным взором возникло лицо Ареаны, а не Амбрии.

Когда все закончилось, она налила им вина и откинулась на подушку, все еще обнаженная. При первой встрече Леоф счел ее высокой, но ошибся. Амбрия оказалась миниатюрной, талия ее и без корсета была безупречно тонка, но ее тело имело роскошные изгибы, и он с трудом различал едва заметные полосы на животе, оставшиеся после рождения детей Уильяма.

– Теперь ты чувствуешь себя лучше, не так ли? – спросила она.

– Не стану спорить, – согласился Леоф.

Амбрия потянулась и погасила лампу, превратившись в алебастровую богиню в лучах лунного света, льющегося из окна. Она допила вино и забралась под одеяло, заставив Леофа повернуться на бок и прильнув к его спине.

– Через три дня, – прошептала она ему в ухо. – Через три ночи, в полночь. Ты встретишь меня в коридоре. И я буду с Мери и Ареаной. Приготовься.

– Хорошо, – ответил Леоф и на миг задумался. – Тебя здесь не найдут?

– В ближайшие несколько часов для меня безопаснее находиться здесь, чем в любом другом месте. Если только ты не захочешь, чтобы я ушла.

– Нет, – тихо ответил Леоф. – Не захочу.

Его приятно согревало тепло ее тела, сохранившее притягательность, но ее оттенки стали мягче и спокойнее, и вскоре Леоф погрузился в крепкий сон.

Его разбудил тихий звук. Сначала он подумал, что это Амбрия смотрит на него в темноте, но та все еще спала у него за спиной.

А потом в тусклом лунном свете он узнал Ареану, в глазах которой блестели слезы.

Прежде чем он успел что-то сказать, девушка торопливо скрылась за дверью, бесшумно ступая босыми ногами.

Казио считал, что прекрасно понимает, что происходит, до тех пор, пока Энни не привстала на стременах, воздев короткий меч, и не закричала:

– Я – ваша королева! Я отомщу за отца и сестер; я верну свое королевство!

Конечно, от обнаженного клинка в ее руке не было никакого проку; с тем же успехом она могла размахивать куском черствого хлеба. Однако она не собиралась им сражаться, она указывала им путь.

Недружелюбного вида солдаты в одинаковых накидках заполонили площадь, но Энни не выглядела удивленной. В понимании Казио она должна была удивиться, а если нет – то, во имя лорда Мамреса, ему следовало знать почему.