Акбарходжаев достал папку, которую утром принес Таджибеков, и принялся изучать ее так же внимательно, как до обеда изучал личное дело учителя.

Сазонов пришел неожиданно.

— Что новенького? — беззаботно спросил он.

— Изучаю документы о подпольной школе, — ответил Акбарходжаев.

— Разрабатываешь версию учителя?

— Приходится.

— Ну, и что выяснил?

— Он собирал у себя детей и говорил им о том, чего нет в школьной программе.

— Ну, это еще не преступление, — сказал Сазонов.

— Как сказать, как сказать… Я сначала тоже так думал, а теперь вижу…

Сазонов подошел к столу и из-за плеча следователя тоже стал читать страницы.

— Чушь! — сказал он. — Безграмотная чушь… «Давал книжки графа Толстого… Граф Толстой — прислужник царя…»

— Насчет Толстого тебе, может быть, и лучше знать, — сказал следователь, — а вот Алишер Навои действительно был визирем султана. Главным визирем.

— Слушай, кто писал эту чушь? — спросил Сазонов. — Участковый? Иса?

— Нет, Иса малограмотный, это Таджибеков.

— И ты принимаешь такие документы? Как же это постороннее лицо имеет право вести следствие, допрашивать, тем более допрашивать детей? Это же грубое нарушение закона!

Акбарходжаев промолчал.

— И потом, — продолжал Сазонов, — это же дурак. Достаточно того, что он ставит в один ряд Толстого и Навои. Я плохо знаю, кто такой Навои, но уже из-за соседства с Толстым питаю к нему уважение.

Уполномоченный уголовного розыска и не заметил, как обидел следователя. А тот был очень обидчив.

— Значит, подпольная школа — это хорошо? — спросил он. — Граф — это тоже хорошо? Визирь — тоже хорошо? Неужели я, беспартийный, должен тебя, партийного, учить!

— Каждый может учить другого, было бы чему! — Сазонов не любил демагогии.

— Это политическая близорукость, — подвел итог Акбарходжаев.

— Не формулируй, не формулируй, — примирительно сказал Сазонов.

Но следователь был уверен в себе и не торопился ходить с козыря.

— Молодежь — это наше будущее, — сказал он. — Мы не можем быть безразличными к тому, как ее воспитывают.

— Ну ладно, дай мне посмотреть.

Те пять-шесть листочков, которые лежали в папке, просмотреть было довольно легко.

«Закир Каримов показал…»

«Эсон Абидов показал…»

«Рахим Абидов показал…»

«Сын учителя показал…»

«Кудрат Махмудов упорно отрицал все, что показали предыдущие свидетели… выгораживал учителя… изворачивался…»

— Маловато… — сказал уполномоченный уголовного розыска. — И не очень я верю самозваным следователям.

— Мы не можем не верить общественной организации, — сказал Акбарходжаев.

На это Сазонов возражать не стал. У него была своя точка зрения на работу, которой он занимался уже несколько лет.

Он знал, что верить нужно только фактам, а в фактах необходимо убедиться лично.

В прошлый раз учитель Касым, несмотря на свою замкнутость и нарочитую сдержанность, произвел на Михаила Сазонова хорошее впечатление. От него не укрылось то, что скрывал учитель: плохие отношения между ним и Таджибековым.

И в том, как учитель уклонялся от прямой оценки Таджибекова, Сазонов увидел благородство, которое ценил в людях.

— Если хочешь, можно лично допросить ребят, — сказал следователь.

— Ну, это не сейчас, — возразил Сазонов, — сейчас других дел много.

Он имел в виду то, что по ряду косвенных данных ташкентский уголовный розыск мог предполагать, что Кур-Султан и его шайка находятся где-то в Ташкенте или поблизости от города.

Данные были очень смутные. Кондуктор товарного поезда сообщил, что на разъезде он обнаружил в одной из пустых теплушек четверых мужчин, назвавшихся рабочими, едущими наниматься на хлопкоочистительный завод.

Они попросили кондуктора не выгонять их из вагона и довезти до какой-нибудь большой станции. Кондуктор пожалел их и сказал, что пусть уж едут до Ташкента.

Однако на следующей остановке он обнаружил, что теплушка пуста.

Сначала кондуктор не придал этому значения, а после, когда узнал о бегстве Кур-Султана из тюрьмы, сообщил в милицию.

Были и другие косвенные подозрения.

— Как я тебя понял, ты по-прежнему возражаешь против ареста учителя? — спросил следователь.

— Возражаю, — сказал Сазонов. — У меня сегодня еще одно возражение появилось. В уголовный розыск поступила анонимка. — Он вынул из кармана листок и протянул следователю.

Акбарходжаев прочитал анонимку и с откровенным удивлением посмотрел на Сазонова:

— Ты когда ее получил?

— Утром. Она со вчерашнего дня в канцелярии.

— Жалко, что ты вчера ее не видел.

— Почему же? — сказал Сазонов. — Нового для меня в ней ничего нет.

— Нет? Ты же не верил, что учитель убил.

— Я и сейчас не верю.

— А это? — Следователь хлопнул ладонью по листочку.

— Странный ты человек, Абдулла! — сказал Сазонов следователю. — Ты думаешь, что жизнью движет подлость, что добро торжествует благодаря случайности, а истина выясняется из доносов? Как можно так жить! Для меня эта анонимка — еще одно доказательство невиновности учителя.

— Да? — Акбарходжаев встал за своим столом. — Ты не откажешься, что из-за тебя я отложил его арест?

— Конечно, не откажусь.

— И письменно подтвердишь?

— Пожалуйста.

— Твой дорогой учитель сбежал, — зло глядя на Сазонова, выговорил Акбарходжаев.

Это был удар. Этого Сазонов не ожидал.

— Не может быть… — сказал он.

Люди часто говорят «не может быть». Это помогает им понять, что так бывает.

Когда Закир вернулся из города и отдал матери деньги за молоко, его подозвал отец. Он работал сторожем — сутки дежурил, двое отдыхал.

— Ты знаешь, что происходит у нас на улице? — спросил он.

— Знаю, — сказал Закир.

— И что ты собираешься делать?

— Ничего не собираюсь. — Закир не понимал, чего хочет от него отец.

— Вы совсем распустились, и вот из-за вашей распущенности пропал мальчик. Ты тоже хочешь пропасть?.. Что за собака у вас во дворе? — Отец, хотя и был недоволен тем, что ребята считали опустевший двор кузнеца Саттара своим, все-таки говорил «ваш двор».

— Эту собаку нам подарил дяденька, который продал фотоаппарат. Очень дорогая собака, он сказал. Она без хвоста. Это собака-ищейка.

— Отдайте собаку тому, у кого взяли, — сказал отец.

— Ну честное слово, нам ее подарили!

— Я сказал — отдай.

— Она не моя, — возразил Закир, — она общая.

— Но главный хозяин кто — ты? Кто ее кормит?

— Все, — сказал Закир. — Но больше маленький Рахим, брат Эсона.

— Скажи ему, чтоб вернул собаку.

— А что, тот дяденька приходил? Монтер?

— Нет, — сказал отец, — мне про вашу собаку Саидмурад, приказчик, рассказал. Он сегодня пришел ко мне и говорит: «У твоего сына есть собака, отдай ее мне». Я ему сказал: «Чего это я буду тебе чужую собаку отдавать?» Он говорит: «Не отдай, а продай». Он мне за нее десять рублей предлагал.

— Десять? — удивился Закир.

Что собака может стоить таких денег, ему и в голову не приходило. За десять рублей тогда можно было купить ишака. Большого ишака. С уздечкой.

— Если это действительно такая дорогая собака, — настойчиво сказал отец, — то вам никто подарить ее не мог. Правда, я сам никогда не слышал, чтобы собаки были такие дорогие; самый лучший щенок-волкодав и тот стоит рубль.

— А вы не продали ее Саидмураду? — испугался Закир.

— Что же я, украду у вас и продам? Скажи лучше, ты ничего не натворил? А то меня сегодня в махалинскую комиссию вызывают.

— Ничего не натворил, — с чистым сердцем ответил Закир.

Разговор с отцом заставил Закира о многом задуматься. Из всех ребят он был самый беззаботный. Он был ловкий, сильный, лучше всех играл в футбол и не любил думать о сложном. А сейчас задумался.