Очень похожа на выдру, но немного меньше — всего до полуметра длиной. Но пальцы на лапках соединены перепонкой не до кончиков. Это показывает, что образ жизни у неё, как у выдры, полуводный, но к воде она привязана в меньшей степени. Действительно, норка и по земле бегает проворнее, ловко влезает на деревья, даже разоряет птичьи гнёзда. Ест ягоды и за мышевидными грызунами и водяными крысами охотится усерднее, чем за рыбой, поэтому полезна не только своей прекрасной по качеству, хотя и небольшой, буроватой пушистой шкуркой. Норка не бродяга, привязана к своей речке или озеру. Не хватит грызунов — рака, лягушку словит и ещё про запас оставит на чёрный день. Вход в нору в обрывистом берегу копает из воды — надёжнее. Если на берегу застигнет опасность, прыгает в воду.

В Сибири нашей норки не было и потому в 30-х годах туда завезли норку американскую. Она несколько крупнее (45 см, а не 35), мех качеством лучше, детей в помёте не 2–7, а в среднем 9, а то и до полутора десятков — выгода немалая. А через год молодые уже сами приносят детей. Заморская гостья быстро освоилась и принялась расселяться по всей стране. Крупная, сильная, она вытесняет норку европейскую и за другой американской гостьей — ондатрой — охотится.

Образ жизни обеих норок сходен. Можно сказать однако, что американка не так привязана к месту своего рождения, как европейская. Наоборот, часто даже как будто беспричинно отправляется бродяжить и далеко уходит от воды. В зверосовхозах (и в Татарии) норку эту давно разводят. Уже выведены более крупные и удивительно разнообразные по окраске зверьки, гораздо более ценные, чем естественной окраски. Норки занимают одно из первых мест в мировом звероводстве.

В глубоком овраге под кустом орешника что-то зашевелилось. Орешник старый, длинными корнями цепко держался за бок оврага, и потому земля в этом месте не осыпалась даже весной, когда таял снег и по оврагу неслись потоки мутной воды. Из отверстия норы, хорошо спрятанного под корнями, высунулся острый нос, полосатая чёрно-белая узкая голова. Барсук осторожно выбрался из норы, осмотрелся и сел около куста неподвижно, точно задумался.

Задуматься было о чём. Барсук, вернее, барсучиха, всю зиму проспала в своей замечательной норе с ходами-переходами в несколько этажей, даже с отдельным туалетом. Весна принесла свои заботы: ремонт квартиры, уже не только для себя, хотя барсуки чистюли отменные. Настало время готовить детскую для будущих малышей и даже поторапливаться. Лишь бы погода не подвела. Для людей барсук — первый друг. Аппетит у него завидный, мощные кривые лапы и острый нос не хуже трактора разворошат землю, а вкусные личинки, мыши, полёвки — всё, что человеку во вред, а барсуку на пользу — быстро помогут набить отощавший за долгую зиму желудок. Заботиться о семье барсучихе приходится самой. Сама детей на весеннее солнышко выносит, на сколько и когда нужно — материнское сердце подсказывает, сама кормит, а если нужно, и защитить сможет. Супруг ей верен, но особой заботы о семье не выказывает. Кормит детей барсучиха сначала молоком. А потом, когда малыши подрастут, мать в земле им ворох нежных личинок откопает, а где ящерицу молоденькую прихватит или лягушонка, и вот уже целый отряд барсучат с матерью на защиту родного леса отправляется. Барсуки сами не знают, какие они нужные и полезные звери, а то бы возгордились. Но как жаль, что многие люди этого тоже не знают. Иначе не раскапывали бы норы, не убивали барсуков, не травили их собаками. Даже специальных собак для этого вывели: небольших, коротконогих, с сильными зубами. Немцы их назвали Dakshund, т. е. барсучья собака (Daks — по-немецки барсук). Мы их называем таксы.

Барсук сильный зверь, но очень неуклюжий: длинное тело (около метра), сзади широкое, постепенно суживается и кончается острой белой головой с чёрными полосами. Мех его прочный, но грубый, расцветка чёрно-серая, мясо вполне съедобное, жир в народе считается целебным. На разнообразной обильной пище барсук к осени так жиреет, что из 24-х кг общего веса на долю жира приходится несколько килограммов. Однако ни шкура, ни мясо и жир барсука не оправдывают вреда, который приносят охотники (теперь уже только браконьеры). Раскапывая норы, запуская в них собак, они часто уничтожают целые городки, которые строили и дополняли сотни поколений барсуков. Старые городки — это многоярусные подземные сооружения. Возраст многих, по определению учёных, бывает 2–3 тысячи лет. Длинные (до 10 м) норы имеют десятки входных отверстий, несколько чистых гнездовых камер, часто на глубине 2–3 метров. Подземные архитекторы располагают эти камеры обязательно под слоем, непроницаемым для воды, так что в них всегда тепло и сухо.

Бывает и так. Не хочется лисе-лентяйке нору копать, и она норовит к барсуку в жильцы попасть. У барсучихи под землёй ходы во все стороны, ей так много не нужно, живите где-нибудь в дальнем конце с отдельным выходом, от меня подальше. И случается, живут в разных концах земляного городка барсучиха и лиса и друг друга не трогают. Общий подземный коридор барсучиха земляной стенкой перегородит, чтобы лисьим духом не пахло. У лисиц грязь, кругом объедки, кости, остатки всего, что нежные родители детям на корм приносят. Барсучиха иногда не вытерпит — уйдёт, новую нору себе выкопает и детей в неё перенесёт. Пусть эта нора и не так обширна, как старая, которую из года в год барсуки расширяли, но вокруг свежо и чисто.

За первые 25 лет Советской власти только в Европейской части СССР из Воронежского и Березинского заповедников перевезли и выпустили для расселения на новых местах 2300 бобров. Больших усилий стоило организовать охрану и наблюдение за переселенцами. Бобры не только по-своему умны, но подчас капризны. Не всегда новые места им по душе. Приходится загадки разгадывать. Почему, что им не понравилось? Их ведь не спросишь. Просто взяли и поплыли вверх или вниз по реке, на которой их только что выпустили из клеток. И следить за ними надо очень осторожно и умело. Заметят, нарочно подальше от человеческого глаза отправятся, даже если место выпуска очень подходящее.

Замечательные мастера эти с виду неуклюжие звери. Везде, где селятся, строят прочно и удобно. Высокий обрывистый берег? Отлично. В нём быстро копается длинный (до 6 м) ход и в конце — прекрасная жилая камера с отдельными постелями для каждого. Постель мягкая — толстый слой древесной стружки. Сухая трава не годится. Она быстро сопреет. Хоть бобр и тщательно отжимает шерсть прежде чем лечь, но как ни старайся, а до полной сухости не отожмёшь. Ход предусмотрительно начинается под водой, врагу в него не проникнуть. На всякий случай из норы делается не один, а несколько выходов. Под водой начинается ещё и несколько лазов-коридоров, которые не сообщаются с жилой камерой. Они выходят на землю прямо в местах кормёжки. А в случае опасности по ним же можно уйти быстро в воду.

Если берег низкий, заболоченный, тогда на воде ставится хатка, иногда в два этажа. Ход в неё также скрыт под водой. Хатка прочная. Палки, ветки скреплены илом, всё крепко утрамбовано ударом тяжёлого плоского хвоста. Сильная семья хатку строит размером с копёшку сена, так что в неё и человек может забраться. Бобры не только ремонтируют хатки, но и делают плотины, если уровень воды в реке понизился и входа в хатку или нору не закрывает. Плотину строят все вместе. Ни ссор, ни задержки в работе. Кто подгрызает, валит дерево, кто режет его на удобные куски, а кто ветки доставляет и липкий ил со дна речки или ручья, комки его передними лапами, как руками, держат. Уложат и сильными хвостами прихлопывают, бам-бам, как выстрелы. И вот уже входы в норы, в хатки опять скрылись под водой. За плотиной неусыпно следят: если надо, починят, повысят, дальше протянут. Инстинкт? Да, конечно, но гибкий до изумления. Один наблюдатель видел, как бобры, чтобы повысить плотину, срубили большую осину. Падая, она зацепилась верхушкой за дерево, стоявшее у другого конца плотины, и повисла: комель на земле, как надо, а верхушка — в развилке ветвей другого дерева. Бобры ухитрились забраться на это дерево, подгрызли, что требовалось, освободили верхушку и аккуратно положили осину поверх плотины.