Саша оглянулся и замер на месте: снизу, «из-за поворота тропинки, неслышно ступая и раскачиваясь, вышел лохматый зверь, похожий на огромную копну прошлогоднего сена. Голова зверя была опущена к самой земле, и на ходу он ею покачивал.

Спина у Саши похолодела. Он бросился навстречу бегущим близнецам.

— Назад бегите! — крикнул он. — Домой.

Но малыши с весёлым писком продолжали катиться вниз: им хотелось получше рассмотреть незнакомую рыжую собаку, там, внизу на тропинке.

Саша на бегу обернулся. Медведь как будто бы не смотрел на него и им не интересовался, шагал, не торопясь, и всё покачивал головой. Но он был уже близко, гораздо ближе…

— Саса! — радостно повторили близнецы. Но Саша на бегу подхватил их за руки и, не останавливаясь, потащил вверх по тропинке. Зайцев он раньше бросил и, оглянувшись, увидел, что медведь остановился и внимательно их обнюхивает.

«Может быть, отстанет», — подумал мальчик, но тут же тихо охнул: медведь потрогал лапой зайца, потом другого и двинулся по тропинке уже быстрее и сильнее раскачиваясь на ходу.

Тащить плачущих ребят волоком по снегу было очень тяжело, но остановиться, чтобы взять их на руки, Саша не решался.

Дом был уже близко. Совсем близко и так далеко…

Саше казалось, что шея его горяча от дыхания медведя. Опять рычание, за самой спиной…

И вдруг такой же рёв, ответный, раздался впереди, у самого дома.

Саша едва успел посторониться, оступился и упал, придавив детей. Огромная чёрная туша пронеслась мимо него вниз по тропинке. Шерсть на загривке быка встала дыбом, он ревел и бил себя хвостом по бокам.

Медведь ответил ему ещё более грозным рычанием и, поднимаясь на задние лапы, взмахнул передними…

Две туши, бурая и чёрная, столкнулись с тупым стуком, покатились вместе под горку, на повороте с треском смяли молодые сосенки и, ударившись о ствол старого дуба, остались лежать неподвижно.

— Оба! — прошептал мальчик, не в силах глаз отвести от страшного зрелища.

Но тут бык Мишка поднял голову и, упираясь передними ногами, вскочил с такой быстротой, что Саша только успел кувырком откатиться от тропинки в снег.

Бык был страшен: залитая кровью голова его опустилась, шерсть на спине вздыбилась, он покачнулся, но вдруг заревел с новой яростью и, кинувшись к неподвижной туше медведя, начал топтать её ногами и бить рогами так, что в воздух полетели клочья мяса и шерсти, а кровяное пятно на снегу расплылось ещё шире. От ударов быка лапы медведя вздрагивали и дёргалась окровавленная голова — казалось, он оживает и вот-вот вскочит и примет бой.

А Мишка то пятился, то с новой силой налетал на врага, пока от медведя не осталась изуродованная, залитая кровью бесформенная масса.

Наконец бык остановился, тяжело поводя боками и высунув язык. Некоторое время он стоял неподвижно, затем повернулся и медленно, пошатываясь и на ходу глотая снег, направился вверх по тропинке к дому.

Волки

Кончилось лето, прошла осень, сытная и для такого страшного хищника, как волк. Но уже повзрослели молодые зайцы, взлетели на деревья молодые тетерева, глухари. Еды стало меньше. Волк вечно голоден и неразборчив: ему и мышь, и ящерица, и лягушка годится, и от ягод, падалицы, диких яблок он не откажется. Но всё это было. Снег покрыл закованную морозом землю, стало голодно. Прошлогодние волчата вернулись в семью, к родителям и молодым сеголеткам. Мрачная стая, вечно голодная, отправляется на добычу. Впереди старая волчица, позади старый волк. Идут цепочкой, след в след, поди разбери, сколько их прошло. Стая — это семья (бывает и 10–15 волков). На человека, как правило, волки не нападают. Но голод — не шутка, делает их дерзкими. В книге М. П. Вавилова «Охота в России» (теперь библиографическая редкость) есть такой рассказ.

По лесу мчался, на ходу отбиваясь от стаи волков, огромный медведь. На поляне была сложена большая куча дров, и на неё медведь успел вскочить. Лесник, бывший на поляне, к счастью, тоже успел вскочить на дерево на краю поляны. Ружьё осталось на земле, так что ему пришлось быть зрителем дальнейшего. Волки окружили высокий штабель. Первый, который попробовал вскочить на него вслед за медведем, свалился с проломленной головой. Остальные с рычанием, огрызаясь друг на друга, окружили штабель.

Вдруг медведь схватил полено, большое и тяжёлое, и запустил им в волков. Послышался визг, кому-то попало. Разгорячённый успехом медведь схватил другое, третье; он метал поленья, и волки рычали, отскакивали. Но поленница становилась всё ниже. Конец пришёл быстро: дрова разбросаны, волки окружили медведя. Он бился отважно, не один волк погиб, но остальные растерзали его. Сытые, утром они исчезли. Лесник спустился с дерева и с ружьём по следу разобрал, что случилось. Оказывается, волки, осатаневшие от голода, напали на берлогу и выгнали медведя. Стая была большая, лесник насчитал пятнадцать волков. Это случилось в Псковской губернии, тогда ещё очень богатой лесом и зверями.

В то далёкое время волков было много, и они были гораздо смелее. Смелыми были и люди, которые решались охотиться на волков с поросёнком. Охотники сидели в санях, тискали поросёнка, заставляли его визжать. Сзади на верёвке за санями привязывали клок сена или чего-нибудь, что можно было принять за поросёнка. Волки являлись на визг. Охотники отстреливались, но бывали случаи, когда и охотники становились добычей. Особенно, если волки кидались на лошадь.

М. П. Вавилов описывает и ещё один случай. Крестьяне зимой на скользком льду поймали и связали лося. Помещик (время было крепостное) приказал привезти лося на санях. А затем додумался: приказал лося поставить, сел на него, и ноги ему связали крепко под животом лося. Затем лося развязали, но барину не удалось покрасоваться на нём во дворе. Лось одним скачком перепрыгнул через высокий забор и исчез, унося всадника. Не скоро нашли в лесу остов лося и на нём человека, обглоданных волками.

Декабрь нет-нет и скуёт неглубокий ещё снег предательским настом. Надёжнее снежная шуба января из свежего сверкающего снега. Новогодний наряд. По старой сказке братьев Гримм, снег идёт, значит бабушка зима свою перину выбивает. В иной год столько снега насыпается, что, пожалуй, в её перине не много пуха оставалось. Без лыж тогда по лесу не пройдёшь. У охотников, кому не по дорогам, а по чаще пробираться приходится, лыжи не такие, какие продаются в магазинах, а широкие и короткие. На них такой скорости не разовьёшь, как на беговых, зато удобно в чаще поворачиваться, а это охотнику и нужно.

Не только люди, а и некоторые хищные звери тоже как на лыжах ходить приспособились. У большой дикой кошки рыси широкие лапы прямо созданы, чтобы ходить но рыхлому глубокому снегу и не проваливатся. Удобнее, конечно, чем волчья лапа, но при встрече с волками рысь состязания в беге не устраивает, лучше на дереве отсидеться. Ведь широкая лапа с кошачьими когтями к дереву тоже лучше приспособлена, чем волчья. Вот лисья лапка узенькая, тоненькая. И плохо лисоньке приходится, если в глубоком снегу выследит её безжалостный охотник — рысь. Догонит и… от лисицы мало что останется.

Наверное, многие думают, что хищники друг за другом не охотятся: достаточно им безобидной нехищной дичи. Оказывается, не так. Ну, рысь у нас редкий зверь, для лисицы большого вреда от неё нет. А вот где появятся волки, там лисиц становится меньше: волкам, особенно зимой, лиса лакомая добыча. Охотятся волки не в одиночку, а вместе, хитро, по разработанной программе. Гонят добычу, а один, чаще старый волк-отец, заляжет за кустиком и выжидает, пока заяц или лиса мимо пробежит. Тут ей и конец. Надо заметить, что папаша, заполучив таким образом дичинку, не собирается честно делить её с детьми. Наоборот, норовит, чтобы им, когда до него добегут, не больше половины зайчишки или лисички осталось.

Голодно в январе и холодно. И от голода каждый зверь смелее становится. И волки от голода смелеют, а если это ещё в глухом лесу, от большого человеческого жилья далеко — особенно. Не следовало двум мальчуганам в такое время от жилья далеко отходить, да ещё лыжное состязание устраивать. Ох не следовало…