– Спасибо, батя, – шмыгнул носом Красный Ребенок.
– Тебе спасибо, сына! – откликнулся «Князь». – Я вот что предлагаю. Давай не будем частить и суетиться. Ничего с твоим монахом за пару дней не случится.
Тут он остановился и пристально посмотрел на отпрыска.
– Или случится? Может, ты боишься, что монаха сподвижники отобьют, потому и торопишься?
– Да что ты такое говоришь батя! – это кажется невозможным, но Красный Ребенок покраснел еще сильнее. – Да плевал я на его сподвижников с высокой башни! Вот один сподвижник висит у меня под потолком в Мариновочном Мешке, ждет своей очереди на закуску!
– Ну так в чем проблема? – удивился «Князь». – Куда спешить тогда? Запомни, сына – важные вещи не делаются быстро и скомкано. Я думаю, за пару дней я управлюсь, максимум за три. Монах за это время только вымокнет хорошо. Потом я вернусь и спокойно, без суеты и спешки, поживу у тебя с недельку. Монаха употребим, сподвижником закусим, посидим, поговорим, детство твое золотое вспомним… А то ты как неродной суетишься: «Давай, пап, ешь быстрее и сваливай!».
– Когда я такое говорил?! – возмутился сын.
– Ай, не морочь мне голову! – отмахнулся Псих. – Скажи лучше, мое предложение принимается?
– Конечно принимается! – закивал Красный Ребенок. – Ты прав, лучше все без спешки на обратном пути устроим.
– Ну вот и слава богу! – удовлетворенно кивнул «Князь». – Кстати, ты с темы не съезжай, чем-нибудь восстанавливающим угостишь? Или так и будешь мои вопросы игнорировать?
– Бать, ну что ты такой токсичный сегодня? – Красный Ребенок, похоже, обиделся всерьез. – Хейтишь меня все время на пустом месте!
– Да это я так шучу, не обращай внимания! – быстро сдал назад Псих. – А что шутки так себе – говорю же, устал с дороги. Ты меня покорми – и я сразу в норму приду. Ну так что – накормишь?
– Конечно, накормлю, бать, лучшими деликатесами! Ты из-за стола как новенький станешь! Слушай, может, пару хороших хиллеров позвать? Пусть тебя полечат для профилактики.
– А и позови, – не стал спорить «папа». – Кашу маслом не испортишь.
На этих словах родственники и подошли к столу, заставленному блюдами так, что ножки мелко подрагивали – как у штангиста, заявившего рекордный вес.
– Садись, бать! – широким жестом предложил Красный Ребенок. – Выпьешь?
– Да не, куда? – мотнул головой Псих, уже набирающий закуски на тарелку. – Мне ж за руль, э-э-э, в дорогу через час. Вернусь – выпью. С чувством, с толком, с расстановкой. В этом деле главное что? Главное – не частить, не мешать и градус не понижать! А ты пей, сына, пей. У тебя жизнь нервная, периодически расслабляться надо.
Через полчаса Красный Ребенок, которого уже изрядно «повело», рассказывал «отцу».
– Ты вот говоришь – «соратников боишься…». А я никого не боюсь! Понимаешь? Вообще никого!
– Да понимаю, понимаю, успокойся, – поддакивал ему Псих, чье настроение изрядно поднялось вместе с показателями. По сути, выставленные деликатесы и два приставленных лекаря уже практически полностью излечили его от последствий недавней «клинической смерти».
«Минут через десять окончательно долечат, – решил он, – и можно будет сваливать уже. В общем, это я удачно зашел. И поедание Босса отсрочил, и себя в почти полный порядок привел. Опять же – возможность порталом прыгать сразу в штаб-квартиру теперь появилась. С таким раскладом на руках уже можно начинать за прикуп торговаться. Надо будет только без суеты и спешки разработать какой-нибудь план понадежнее».
– Бать! – дернул его за рукав Ребенок. – Бать, ты меня не слушаешь, что ли?
– Ну как не слушаю, сын? – всплеснул руками Псих. – Слушаю, конечно. Ты говори, говори!
– Так вот, я и говорю – соратники у монаха гов-но! – убежденно заявил Ребенок. – Я тебе отвечаю, это шлак какой-то, а не воины! А ты говоришь, «боишься». Да кого там бояться?
– Психа, – убежденно сказал Псих. – Ты у меня крут, конечно, но и он не пальцем на свет произведен. Думаешь, зря он моим побратимом был?
– Бать… – с пьяным упрямством замотал головой сын. – Бать, ты только не обижайся, но как-то твой побратим реально опустился. Ва-а-аще не произвел впечатления. Ва-а-аще ни по одному аспекту. Вот стыдно просто на него смотреть было. Ведь когда-то реально герой был. Не, он, конечно, предатель, к хозяевам сапоги лизать за косточки побежал. Но все равно, когда про свою молодость рассказывал, я же видел – ты к нему очень даже всерьез относился. То есть это враг, но враг, победой над которым гордится можно. Боец, равный тебе, во! Я, можно сказать, все детство мечтал вырасти и отомстить ему за украденный у тебя приоритет выхода в Верхние планы. И вот мы встретились. И что?
Он махнул рукой, не замечая, как у собеседника стекленеет взгляд.
– Бать, я тебе честно скажу, не хвастаясь – это был какой-то спившийся пенсионер. И одет как стареющий гей – какой-то колхозный костюмчик тигровой расцветки. Понимаешь, что мне больше всего обидно – я столько лет к этой драке готовился, а заломал его вообще без напряга. Клянусь, не вру, я даже половину своего арсенала не задействовал.
– Говорят, ему умения сильно порезали, – каким-то странным хриплым голосом сказал псевдо-князь. Лицо его в этот момент напоминало застывшую маску.
– И чо? – пренебрежительно спросил сынок. – И чо, бать? Да плевать мне – что там ему порезали, а что – отрезали. Это просто значит, что сейчас он – старый гей с порезанными умениями. Где легенда, нагнуть которого я мечтал много десятилетий? Нету ее. Нету, бать, понимаешь? И от этого у меня на душе – самая зеленая тоска. Понимаешь меня, бать? Бать?
– Понимаю, – сказал «батя». Очень похоже – с большим трудом из себя выдавил это короткое слово. Но сынок, как и все существа в периоды пьяной откровенности, практически не обращал внимания, упиваясь собственными проблемами.
– А последний визит? – продолжал пьяный сынуля. – Это вообще был какой-то реальный позор. Я даже не вышел к нему, бать, его мои шестерки гоняли. Прикинь, бать – мои шестерки гоняли Психа. Да как гоняли! Он даже сандалию потерял, не вру, бать. Мне ее принесли – эту сандалию несчастную. Вот честно тебе скажу, бать, вот только тебе скажу, больше никому не признаюсь – я чуть не заплакал, когда ее увидел. Потому что мечта моя рассыпалась. Потому – она такая жалкая была, эта сандалия. Потертая, сношенная… у меня новобранцы лучше одеваются. И это Псих, бать? Это вот это моя мечта – вот это бессильное пожилое ссыкло, шныряющее по кустам, как крыса?
На этих словах его собеседник, которому он доверчиво изливал душу, встал и ударил его по голове железной палкой.
– Сам ты педик! – сказал Псих, принимая свой истинный облик.
Затем подумал и добавил:
– И педофил еще. И удар слева у тебя слабый.
А потом прыгнул в портал.
Красный Ребенок молчал, наверное, с полминуты, глядя на мир с выражением лица «Что это вообще было?».
Потом встал и крикнул:
– Эй вы там! Доставайте монаха и начинайте потрошить. Папу ждать не будем.
Верхние планы,
м. Пхра Мэ Куан, г. Квансеым
Координаты неизвестны.
Псих вывалился на ковер в берлоге Гуа, но тут же упруго вскочил на ноги.
Гуа, которая в коротком халатике валялась на диване, вскочила не менее спортивно.
– Ты совсем охренел? – поинтересовалась она, и тон ее не предвещал ничего хорошего. – Я очень надеюсь, что у тебя есть убедительное объяснение…
– Заткнись, – перебил ее Псих.
Гуа от неожиданности действительно заткнулась.
– Заткнись и слушай, – повторил Псих. – Я обгадился, Гуа. Обгадился целиком и полностью, по макушку. Завалил все, что только можно было завалить. Спасти ситуацию можешь только ты. Если мы с тобой прямо сейчас не отправимся гасить Красного Ребенка, боюсь, минут через десять-пятнадцать Четвертого начнут жрать.
– Весело! Ну хоть будет на ком злость сорвать, – сразу же включилась куратор. – Мне нужно три минуты на сборы. Пока я переодеваюсь и собираюсь, ты утыкаешься мордой в угол, не подглядываешь и коротко вводишь меня в курс дела.