Его осенило неожиданно. Он поднялся и оглядел место, на котором сидел. Ничто не стоит здесь, всё открыто, всё на виду. Неужели?..

Ольт опустился на колени, торопливо расчищая центральные плиты. От поднявшейся пыли он закашлялся и долго чихал. И обнаружил почти идеально квадратную каменную плиту, на которой и находился все эти часы. Так просто? Не к добру.

Слабо различимые буквы были ещё видны на каменной плите. Толку то, язык всё равно неизвестен.

— Хрустальный Свет, — произнёс ольт, вглядываясь в надпись, и услышал слабый треск. Плита разошлась надвое. Словно створки огромной двери, половины её медленно повернулись внутрь. Внутри, придавливая собой давным — давно истлевшую подстилку из ткани, лежал боевой молот. Необычный молот. Все рёбра идеально острые — прикасаться к ним не следует. Собственно молотом служил кристалл прозрачного, чуть зеленоватого горного хрусталя; рукоять была сделана из тщательно отполированного обсидиана. Чёрное и прозрачное, подумал ольт, заворожённо глядя на оружие. Произведение искусства… кажется хрупким, легко ранимым, достойным исключительно осторожного обращения.

— Хрустальный Свет, — повторил Вемкамтамаи и хрустальная насадка засветилась ярче; вскоре на неё стало больно смотреть. Стараясь не дышать, ольт опустил руки внутрь углубления, и взялся за рукоять. Та была тёплой, удобной; оружие само просилось в руки.

— Я не отдам его никому из племён, — объявил ольт негромко — то ли убеждал себя в собственных намерениях, то ли убеждал хозяина этой гробницы, то ли обращался к оружию. — Пусть наступит мир.

И поднялся. Створки «двери» тут же закрылись. Справа от ольта послышался треск; дорожка света легла на пол, просочившись сквозь открывшийся проход. Вемкамтамаи обвёл взглядом статуи и увидел, что на лицах их написаны довольные улыбки, а глаза прикрыты.

— Благодарю, — ольт поклонился каждой из статуй и неторопливо зашагал наружу, к солнечному свету и свежему воздуху.

По пути он заметил такое количество ловушек, что стало понятно: не попадись зелёный «рукав», он провёл бы в этом подземелье не один день, методично расчищая дорогу. Судьба благосклонна.

Создатели молота не забыли про хрупкую на вид серебряную цепь, что проходила сквозь рукоять и позволяла повесить оружие на пояс. Едва ольт повесил молот под плащ, как оружие… исчезло. Встревоженный Вемкамтамаи опустил руку на то место, куда только что прикрепил цепочку — и молот проявился из невидимости. Ольт усмехнулся. Неплохо придумано.

Он не стал пробираться к берегу озера. В его планы не входит возвращение. Ползком он добрался до противоположной части руин, пока не убедился, что с того берега его не видно. Посижу до заката, подумал Вемкамтамаи, и в путь. За сутки я уйду достаточно далеко, чтобы…

Чтобы разгневанный Келинмеир не смог его настичь? Вот незадача — зачем было произносить его имя, хотя бы и мысленно! Ну да ладно, выбор сделан.

Они устроили привал через полчаса. С каждый минутой Фиар хромала всё сильнее и сильнее, и воин силой заставил её остановиться. Потребовал, чтобы позволила себя осмотреть. Ничего страшного: лёгкое растяжение. Лечение было простым: забинтовать пострадавшее место и не беспокоить его несколько часов, но Фиар тут же заявила, что нечего об этом и думать. Достала зелёную веточку и некоторое время водила ею по лодыжке.

— Забыл, с кем сегодня повстречались? — пояснила она, переоблачаясь в походную одежду. Руки у неё были целы и невредимы, как заметил воин, но прикосновение к запястьям, вызывало острую боль. — Ночью к нам наверняка пожалуют гости. Хоть убей, сайир, здесь не вижу никакого укрытия. Только что в землю закопаться…

— Из земли они как раз и лезут, — заметил воин и помог девушке подняться на ноги. — Ладно, но если ты свалишься с ног, нас съедят исключительно из — за твоего упрямства.

К его удивлению, Фиар молча кивнула и, двигаясь вначале осторожно и неторопливо, отправилась в путь. Ривллим следовал рядом, готовый в случае чего подхватить её. Спустя час с небольшим Фиар выглядела совершенно здоровой.

О произошедшем напоминала только усталость.

От которой у девушки разыгрался волчий аппетит.

Мимо них постоянно проходили те, кто бежал из Эриггвена. В основном мирное население. Глядя на людей, которые — так или иначе — по их с Фиар милости лишились крова и имущества, воина начали одолевать сомнения, правильно ли они поступили. Фиар не разделяла его сомнений.

— Война есть война, — пожала она плечами. — Что, по — твоему, происходит с мирным населением, когда господа делят власть?

Ривллим почесал затылок и нехотя согласился, что ничего хорошего не происходит.

— Раз уж ты взял поручение, надо его исполнять, — Фиар уселась в тень дерева, скрываясь от солнца.

А люди шли и шли на запад. Искать пристанище в соседних городках (не меньше пострадавших от мародёров Заирри); кое — кто подавался на восток. Были и те, кто намеревался выждать, да и вернуться.

Ни одного солдата Заирри, ни единого иерарха…

— Я услышала краем уха, — заметила Фиар, — что со всеми ними случились неприятности. Кто не отплыл, не смог выйти из города живым.

Воин вспомнил призрачных волков, что появлялись среди рассыпающегося города, и содрогнулся. Возмездие возмездием, но…

Через два дня пути они остались одни, попутчиков не осталось. Никто не обращал внимания на путешественников, и Ривллим подозревал, что без Фиар здесь не обошлось. К концу второго дня они набрели на сожжённую деревню и укрылись в наименее ветхих развалинах.

Как и в предыдущую ночь, их сон никто не потревожил. Странно, подумал воин. То ли нас не чуют, то ли испытывают терпение. Тёмные любят подолгу забавляться с теми, кого наметили жертвами — как кошка с мышью. Усталость оказалась сильнее страха — а может быть, они устали бояться. Теперь, когда все поручения и обязанности остались в далёком будущем, Ривллим ощущал себя далеко от дома — так далеко, что возвращения не предвидится. Всё, что осталось — воспоминания. И всё равно, куда идти.

Провожу её домой и вернусь к Шести Башням, думал воин.

— Что ты там забыл? — спросила Фиар как — то раз, пока они сидели у костра. Если бы не картины опустошения вокруг, вечер можно было бы назвать мирным.

Ривллим долго смотрел на неё, прежде чем ответить.

— Не знаю, — он кинул в огонь ещё одну веточку. — Там всё началось. Может быть, удастся понять, что произошло и как это исправить.

— Всё ещё надеешься вернуться домой?

— Да, — ответил воин ровным голосом.

— У тебя там что — нибудь осталось? — спросила Фиар тихо. В этот раз Ривллим думал очень долго.

— Город, хелауа, — он бросил в костёр ещё одну ветку. — Место, где я родился и вырос. Люди, которых я знал и которым служил.

— Двойное полнолуние через двадцать с чем — то дней, — заметила девушка, глядя в небо. — Неплохо бы успеть домой к этому моменту.

— Думаешь, там могут чем — то помочь?

Теперь они оба смотрели на слабо просвечивающий сквозь тонкие облака белый диск.

— Не знаю. По крайней мере, там найдётся, с кем посоветоваться.

— Это хорошо, — вздохнул воин и в тысячный за вечер раз оглянулся. Меч и булава продолжали «разговаривать» — значит, всё спокойно. — Наслаждайся ужином, пока можно. Завтра выйдем в настоящую пустыню.

— Что — нибудь придумаем, — махнула девушка рукой. — Спи, если хочешь. Мне отчего — то не спится…

…Когда она всё же уснула (Ривллиму успел отдохнуть), ей вновь приснился сон.

Она стояла на высокой горе, вздымавшейся в небеса столь круто, что было страшно смотреть на вершину. Чтобы передвигаться, приходилось прижиматься к горе всем телом, а гора была горячей. Фиар мучила сильная жажда, а воды не было: гора стояла посреди океана лавы, по которому катились низкие, оранжевые, жаркие волны. Высоко наверху находилась снежная шапка — единственный источник воды — но как далеко до неё было. Фиар сорвалась и успела проснуться прежде, чем погрузилась в равнодушный кипящий океан.