— Недолго, — ответила Стар. Она выглядела усталой и похудевшей.

— Но достаточно, чтобы объясниться! — давил свое Руфо. — Тебе наконец следует принимать решения самому, а не позволять таскать себя, как кота в мешке. Ей следовало уже давно рассказать тебе все. Она…

— По местам! — резко выкрикнула Стар. — Начинается отсчет до нуля. Руфо, если ты не замолчишь, я брошу тебя тут и тебе придется опять тащиться пешком — босиком и по горло в снегу.

— Валяй, — отозвался он. — Угрозы делают меня таким же упрямым, как ты. А это забавно. Оскар, Она…

— Молчать!

— Императрица Двадцати Вселенных…

Мы очутились в большой восьмиугольной комнате с роскошными, очень красивыми серебристыми стенами.

— …и моя бабка! — закончил Руфо.

— Не «Императрица», — заговорила Стар. — Это глупое слово, оно не передает сути дела.

— Ещё как передает.

— А что касается второго утверждения, то это скорее мое несчастье, чем недостаток. — Стар вскочила на ноги, оживленная, сбросившая груз усталости и обняла меня за талию, продолжая держать Яйцо в другой руке.

— О, мой дорогой! Я так счастлива! Мы добились своего! Приветствую тебя дома, мой Герой!

— Где это? — У меня в голове была полная каша — слишком много часовых поясов, слишком много посещенных мест, слишком большие скорости.

— Дома. У меня дома. Теперь и у тебя дома, если ты захочешь. В нашем доме.

— Понимаю… Императрица… Она топнула ногой:

— Не смей меня так называть!

— Правильная форма обращения, — вмешался Руфо, — будет «Ваша Мудрость». Не так ли, Ваша Мудрость?

— Ах, Руфо, заткнулся бы ты! Пойди и раздобудь нам одежду.

Он покачал головой.

— Война окончена, я только что демобилизовался. Ищи сама, бабуля.

— Руфо, ты просто невозможен!

— Сердишься, бабуля?

— Рассержусь, если ты и дальше будешь звать меня бабулей. — Тут она передала Яйцо мне, обняла Руфо и поцеловала его. — Нет, бабушка на тебя не сердится, — сказала она мягко. — Ты ведь всегда был несносным ребёнком и я никогда не забуду устриц, которых ты положил мне в кровать. Надеюсь, ты достал их честным путем. — Она поцеловала его ещё раз и потрепала за седой венчик волос. — Бабушка любит тебя. Бабушка будет всегда любить тебя, почти как Оскара. Я считаю тебя близким к совершенству, если только забыть какой ты трудновыносимый, лживый, испорченный, непутевый и никого не уважающий свиненок.

— Вот так-то лучше! — ответил он. — Если подумать, то и я отношусь к тебе примерно так же. Что ты хочешь надеть?

— М-м-м… Нам нужно очень многое. Как же давно у меня не было приличного гардероба! — Она повернулась ко мне: — А что хотел бы ты, мой Герой?

— Не знаю. Я тут вообще ничего не знаю. Все, что сочтет подходящим… Ваша Мудрость.

— О, милый, пожалуйста, не зови меня так! Никогда не зови! — Казалось она сейчас разрыдается.

— Хорошо. А как же мне называть тебя?

— Стар — вот имя, которое ты мне дал. Если хочешь иначе, зови меня «принцесса». Я не «Принцесса». Но я и не «Императрица» — это просто плохой перевод. С радостью буду «твоей принцессой», как ты называл меня раньше. А хочешь — «гадкой девчонкой» или любым другим из многих имен, которыми ты меня называл когда-то. — Она посмотрела на меня уже более спокойно. — Как раньше. И навсегда.

— Я постараюсь… моя Принцесса.

— Мой Герой!

— Но есть, видимо, много вещей, о которых я не имею представления.

Стар перешла с английского на невианский.

— Милорд муж, я хотела рассказать тебе все. И милорду расскажут все, до последней мелочи. Но я страшно боялась, что если милорду сообщат все слишком рано, он откажется следовать за мной. Нет, не в Большую Башню, а сюда. В наш дом.

— Возможно, ты поступила правильно, — сказал я на том же языке. — Но теперь я здесь, миледи жена, моя Принцесса. Поэтому говори. Я хочу знать все.

Она снова перешла на английский.

— Я скажу. Я все скажу. Только на это нужно время. Любимый, придержи немного своих коней. Ты был так терпелив со мной, так терпелив, любимый, и так долго…

— О’кей, — согласился я. — Согласен подождать. Но, послушай, я ведь не знаю, так сказать, даже улиц в этом микрорайоне. Мне нужны советы. Помнишь ту ошибку, которая получилась у меня с Джоко, только потому, что я не знал местных обычаев.

— Да, милорд, обязательно. Но не бойся, обычаи тут просты. Примитивные общества всегда сложнее цивилизованных, а это общество — не примитивное.

Появился Руфо и бросил груду одежды к ногам Стар. Она повернулась, все ещё держа мою руку в своей, и приложила палец к губам, а взгляд её был серьезен, почти тревожен.

— Ну-ка, давай подумаем, что же мне надеть?

* * *

«Сложность» — понятие относительное. Я обрисую лишь контуры. «Центр» столичная планета Двадцати Вселенных. Но Стар — не Императрица, а Вселенные — не Империя.

Я буду называть её Стар, поскольку у неё сотни имен и буду говорить «Империя» и «Императрица», поскольку не знаю более точных терминов. Буду даже собственную жену называть Императрицей.

Никто не знает числа Вселенных. В теории оно бесконечно, как бесконечно число комбинаций законов природы, а каждый набор законов соответствует отдельной Вселенной. Все это лишь теория, и «Бритва Оккама»<Одно из правил формальной логики («Не следует умножать сущности сверх необходимости») принадлежит средневековому философу Оккаму.> слишком тупа. Известны же лишь двадцать Вселенных, которые были открыты, которые имеют свои собственные законы природы, многие имеют свои собственные планеты, а иногда «места», где живут человеческие существа. Не знаю, кто живёт в остальных Вселенных.

Двадцать Вселенных включают в себя множество реально существующих Империй. Наша Галактика в нашей Вселенной столь огромна, что наша человеческая раса могла бы никогда не встретиться с другой, если бы не Врата, соединяющие Вселенные. На некоторых планетах Врата неизвестны. На Земле их много, что придает ей особое значение. Иначе она бы считалась отсталым захолустьем.

Семь тысяч лет назад зародилось стремление разрешить важнейшие политические проблемы, которые сами по себе были невероятно сложны и велики. Все началось с малого: как можно управлять планетой без видимых форм управления? Народ этой планеты имел талантливых экспертов-кибернетиков, хотя в других отношениях он вряд ли опережал нас, ибо все ещё был готов сжигать амбары, чтобы избавиться от мышей, и нередко оставлял свои пальцы в машинах. Эти экспериментаторы избрали себе выдающегося правителя и решили помочь ему.

Никто не знает, почему этот парень оказался столь удачливым, но он им был и этого довольно. Эти ребята не очень-то молились на теорию, но решили оказать правителю практическую помощь своей кибернетической наукой. Они изучили и записали ход всех кризисов в своей истории, все известные детали этих кризисов, все, что было сделано для их разрешения и все, что из этого вышло, и организовали дело так, что Правитель мог получать нужные консультации так же легко, как если бы он консультировался с собственной памятью.

Все вышло так, как было задумано. Через какое-то время Правитель уже распространил свое влияние на всю планету «Центр» — прежде-то она называлась иначе. Он не правил ею в буквальном смысле этого слова, а только распутывал образующиеся узлы.

В Банк Памяти занесли все, что сделал первый «Император» — и хорошее и дурное — для пользы его преемников.

Яйцо Феникса и есть кибернетический Банк Памяти, хранящий сведения о деятельности 203 «Императоров» и «Императриц», большинство которых «управляли» уже всеми известными Вселенными. Подобно складной шкатулке, Яйцо изнутри больше, чем снаружи. В «развернутом» виде, оно, надо думать, куда как превосходит пирамиду Хеопса.

Легенды о Фениксе распространены во всех Вселенных — о существе, которое умирает и в то же время бессмертно, так как возникает в расцвете сил из собственного пепла. Яйцо — представляет собой такое же чудо: оно не просто библиотека, а запись всего, в том числе и личных качеств всех Императоров, начиная от Его Мудрости IX до Её Мудрости CCIV — миссис Оскар Гордон.