Вот так была спасена, а потом опубликована большая часть документов.

Публикацию продолжали даже тогда, когда стало ясно, что именно бумаги, добытые в Бастилии, освобождали прежний режим от многих обвинений! Когда через 138 лет после «взятия Бастилии» заявили, что «историки недавно наконец окончательно разрушили легенду о таинственной цитадели французских королей, многочисленные учёные, прилагая неимоверные усилия, выявили рад документов, касающихся Бастилии, и тщательно сопоставили их, чтобы впоследствии, соблюдая необходимую осмотрительность, опубликовать их», тогда зародилась новая легенда, столь популярная, расхожая легенда об успехах современных исследователей. На самом деле все основные документы, касающиеся Бастилии, стали известны ещё в 1789 году.

Итак, комиссия, назначенная городскими властями, тотчас начала публиковать документы архива Бастилии. Это ценное собрание документов и свидетельств очевидцев взятия крепости появилось на свет ещё в 1789 году и имело следующее название: «Разоблачённая Бастилия, или Собрание запретных донесений по истории оной». Двумя основными темами книги были «разоблачение деспотизма» и «правдивое описание штурма Бастилии». В предисловии к первому изданию говорилось о «невинных жертвах резни»; Бастилия именовалась одной из «самых чудовищных голов гидры деспотизма», а сами издатели обещали привести «коллекцию доводов и примеров сих свирепых деяний, в коих нескончаемо был повинен деспотизм правителей».

Обещание не было выполнено. Официальные акты и мемуарные записи, представленные издателями, свидетельствовали о прямо противоположном: с заключёнными в Бастилии обращались вполне сносно. Но самое поразительное было в том, что издатели даже и после этого не отступились от своего первоначального замысла. Их интересовала правда! И они прямо изобличали, как лживые, воспоминания некоторых бывших арестантов, вылившиеся в нагромождение ужасов. Хотя издатели и пребывали на службе у новых властей, они сами первыми развеяли легенду о трупах узников, закопанных во дворе Бастилии, о заключённых, умиравших от голода или погибавших под пытками. С научной педантичностью исследователи изучали скелеты, найденные там. Выявилось, что речь шла о заключённых-протестантах, умерших в Бастилии и похороненных во дворе крепости, поскольку в погребении на городских католических кладбищах им было отказано.

В собрании документов, уже во втором его издании, была опровергнута и легенда о штурме Бастилии. В предисловии говорилось: «Предложив новое издание, мы самым достойным образом вознамерились подтвердить подлинность всех фактов, относящихся к взятию Бастилии. Чтобы добраться до истины, мы не проводили никаких новых исследований. Мы лишь изучили и обсудили все самым тщательным образом. Гарнизон замка, инвалиды, тюремщики, заключённые, осаждавшие, осаждаемые, опрошены были все…» И после всей проделанной работы издатели пришли к выводу:

«Бастилию не взяли штурмом; её ворота открыл сам гарнизон. Эти факты истинны и не могут быть подвергнуты сомнению».

Мы уже подчёркивали, что гарнизон крепости выстрелил из орудия лишь один-единственный раз – картечью, а рассказ о 15 пушках, паливших беспрерывно, просто недостоверен. Что же касается нескольких соседних домов, разрушенных пушечными ядрами, то виной тому, как поясняли издатели, было следующее: «Пушечные ядра, посылаемые осаждавшими, не всегда попадали в Бастилию, порой они миновали её и улетали очень далеко». Но парижане – и не только они – по-прежнему верили в 15 пушек, ужасную темницу, жестокое обращение с заключёнными, штурм и пробитую брешь.

А что же Неккер, во многом из-за которого все это разыгралось? Он быстро терял влияние и популярность. Через 13 месяцев он в последний раз – и. теперь окончательно – был отставлен от должности и уехал в свой швейцарский замок. В 1794 году умерла его жена; он самым педантичным образом исполнил все её указания. Через три месяца после её смерти мавзолей вместе с большим бассейном был окончательно готов; до тех пор Неккер держал тело покойной у себя в доме. Спустя десять лет он последовал за ней. А в 1817 году пришёл черёд и их дочери, Жермены де Сталь, к тому времени ставшей прославленной писательницей (особенно известна была её трехтомная книга «О Германии», на страницах которой де Сталь увековечила «страну мыслителей и поэтов», хотя и подвергла её беспристрастной критике).

Жермена де Сталь умерла 14 июля; в тот день, ровно 28 лет назад, по Парижу носили бюст её отца. Через четыре дня после её смерти был вскрыт семейный мавзолей – там, в чёрном мраморном бассейне, ещё наполовину заполненном спиртом, укрытые красным покрывалом лежали тела Неккера и его жены. Гроб дочери поставили в ногах бассейна; мавзолей снова замуровали, и Неккеры обрели наконец покой.

Произошли перемены в политике. Революция, а вслед за ней и Наполеон стали теперь историей. Франция вновь обрела короля. Можно было бы, пожалуй, даже сказать, что всё стало по-прежнему – так много всего было реставрировано.

Но исподволь революция продолжалась. Великая революция, о которой в драме Георга Бюхнера «Смерть Дантона» сказано, что она не знает святынь. Однако одну святыню она сохранила до наших дней: 14 июля, день взятия Бастилии – событие, которого никогда не было. Каждый год в этот день французы выходят на улицу, радуются, танцуют и вспоминают героев, брешь, 15 пушек, непрерывно паливших в народ…

В начале 60-х годов прошлого века в творчестве великого русского писателя Тургенева появилась тема таинственного. Впервые она воплотилась в рассказе «Призраки», написанном в18б1-1863 годах. Затем образ таинственного стал возникать в все чаще и чаще: «Собака» (1864), «Странная история» (1869), «Стук… Стук… Стук!…» (1870), «Часы» (1875), «Сон» (1876), «Рассказ отца Алексея» (1877), «Песнь торжествующей любви» (1881), «После смерти» (1882) и некоторые другие его произведения, в частности незавершённый рассказ «Силаев», который создавался предположительно в конце 70-х годов. Все эти произведения исследователи творчества писателя относят к «таинственным повестям» Тургенева.

Их открывает рассказ «Призраки», названный в подзаголовке «Фантазией». Зачем автору потребовалось такое уточнение? Не опасался ли он непонимания, неприятия нового для него направления со стороны читателей, друзей, собратьев по перу, критиков? Исследователи литературного наследия Тургенева обратили внимание, что писатель, «словно предвидя это непонимание, предохранял себя на всякий случай разговорами о „пустячках“, „безделках“, „вздоре“. А потом сердился и переживал, когда эти „пустячки“ так и признавались пустячками…» (И. Виноградов).

«Таинственные повести» Тургенева были встречены современниками почти в штыки. И. Виноградов в этой связи замечает: «Трезвый реалист, всегда поражавший удивительной жизненной достоверностью своих картин, – и вдруг мистические истории о призраках, о посмертной влюблённости, о таинственных снах и свиданиях с умершими… Многих это сбивало с толку». Особенно досталось писателю за рассказ «Собака» – о разорившемся помещике, которому чудится, будто его преследует призрак какой-то таинственной собаки. Один из ближайших друзей Тургенева, В. П. Боткин, познакомившись с «Собакой», написал ему: "Она плоха, говоря откровенно, и, по мнению моему, печатать её не следует. Довольно одной неудачи в виде «Призраков». А некто П. И. Вейнберг поместил в сатирическом журнале «Будильник» что-то вроде открытого письма Тургеневу в стихах: