— Это можно, — старшина поплевал на мозолистые и серые от въевшегося мазута ладони. — Промеж меня ни одна холера не пройдет. Вдарю так, что космос увидит.

Я повернул вертушку и открыл калитку палисадника, постучал в окошко. Думаю, нас уже заметили. Пес надрывался, исправно отрабатывая свой хлеб. В окно выглянула знакомая широкомастная морда “сталевара”. Он удивленно уставился на нас. Я помахал рукой и крикнул, чтобы тот услышал через стекло:

— Вам посылка! Получите, распишитесь!

Ничего более дельного на ум не пришло. Еще можно было бы крикнуть, что мол повестка из военкомата, но Степанов уже отслужил. Курьеров, сетевиков-распространителей и прочих Иеговых в СССР еще не народилось, поэтому выбор легенд был невелик.

Степанов смотрел на меня через мутноватое оконце и соображал. Было видно, как скрипят мысли в его голове: какая посылка? Почему трое приехали? Кто из них почтальон? Посылки же на дом не приносят…

Парень оказался не такой дурак, как я думал. Прикинул дебет с кредитом и понял, что крепкий парень, коренастый мужик и парнишка порыхлее, ну никак не могут быть работниками советского почтамта. А еще красная копейка… Менты! Точно!

Морда скрылась за шторкой. Так быстро, что чуть ее не оборвала. Раскрыл нас, гаденыш.

— За мной! — крикнул я Погодину и с разбегу заскочил на двухметровый забор. Воротины предательски зашатались, пытаясь прищемить мне брюки и кое-что более нежное и ценное. Черт! Только бы не свалиться! Я глянул вниз. Откормленная псина деревенской модели размером со сбитого ротвейлера, но гораздо полохматее, с остервенением рвала хлипкую цепь, что держала ее на привязи.

Я быстро прикинул, что до прохода не достанет. Если бочком, то проскочить можно. Спрыгнул вниз. Клац! Клац! Перед лицом щелкали зубы псины. Почувствовал горячее зловонное дыхание. Старый пес, но матерый. Кидался на меня до хрипа в горле, но всякий раз цепь отбрасывала его назад.

Бух! Сзади раздался удар по воротам, те зашатались. Это Погодин безуспешно штурмовал забор. Эх, Федя. Гонять тебя по стадиону надо. Возьмусь за тебя. Стыд и срам для молодого опера такую преграду не взять.

Я прижался к стене бревенчатого дома и проскочил дальше. Дверь дома нараспашку. На секунду замешкался. Это уловка или действительно выскочил, не закрыв? Осмотрелся. Двор зарос пожухлой травой и ветхими сараюшками. Выложенная камнями дорожка упиралась в забор, отделявший огород.

Я побежал туда. Распахнул калитку. Огромный огород соток на тридцать, не меньше встретил стеной бурьяна. Все давно заброшено. Далеко впереди мелькала черная макушка. Ага! Вот он! Хорошо, что Степанов рослый. Видно издалека.

Я кинулся следом, раздвигая засохшие стебли. Заросли кололи руки и норовили царапнуть глаза. На морду налипла мерзкая паутина. В ботинки сразу набилась земля. Не для таких пробежек туфельки мои лаковые от фабрики “Большевичка”. Но мне бежать легче, чем Степанову. Он уже протоптал тропу. Я его настигал. Беглец оглянулся и оскалился в гневе. Увидел меня на хвосте и припустил еще быстрее.

Прыткий, сука! Со спортом явно дружит. Огород оборвался ветхим забором. Степанов попытался взять его сходу. Его туша, весом далеко за девяносто килограммов взлетела и повисла на хлипких досках. Хрусь! Забор не выдержал, дерево треснуло и беглец завалился на спину с обломками досок в руках. Спешно вскочил на ноги и, схватив один из обломков, замахнулся на меня. Я в этот момент уже подбежал к нему шагов на десять.

— Убью, ментяра! — завопил Степанов, вытаращив глаза. Теперь он не выглядел сталеваром с плаката, а напоминал социопата Джека Торранса из фильма Кубрика. — Не подходи!!!

Ш-ш-ш… — Доска, рассекая воздух словно ветряная мельница, угрожающе мелькала между мной и противником.

Его ручищи махали ею с такой силой, что я почувствовал, как меня обдул ветерок.

— Подожди… — я остановился на безопасном расстоянии и рефлекторно (старая ментовская привычка до сих пор жива) похлопал по месту, где в прошлой жизни всегда болталась кобура. Но чудес не бывает, и пистолета там не оказалось.

Придется заговаривать зубы. Напролом опасно:

— С чего ты взял, что я мент? Я с товарищами из комитета по труду и социальным вопросам. От вас гражданин Степанов жалоба поступила о незаконном увольнении. Нам поручено разобраться. Уберите доску и давайте спокойно поговорим.

— Жалоба? — пока Степанов соображал, верить в эту чушь, что я несу или нет, я продолжал наваливать ему сказочные вводные.

— Мы возьмем с вас объяснение и примем меры.

— Врешь! А через забор зачем полез? И почему вас трое?

— Через забор пришлось, иначе мы вас не выловим, а у нас сроки по жалобе горят. Со мной водитель и практикант. Учу студента. Ну так что? Пройдемте в дом?

Степанов задумался… А потом пробормотал:

— Так я же жалобы никакой не писал… Только собирался. Ах ты, сука!

Он замахнулся доской, но время я выиграл и успел поднять горсть с земли и тихим сапом подобраться на расстояние броска.

Ш-ш-ш! — я пригнулся и доска просвистела над головой.

Швырнул землю в глаза и ушел в сторону. Пыльное облако скрыло на миг голову здоровяка. Есть! Я бросился вперед, намереваясь впечатать кулак в наглую морду. Но Степанов, зажмурившись, махнул доской наобум. Бах! Деревяга врезалась в мое плечо и сбила с ног. Я зарылся мордой в землю. Стал отплевываться, на зубах заскрипел песок. Твою мать! Больно-то как! Удар получился плашмя, надеюсь, перелома нет. Но мышцу “отсушил” гаденыш.

Степанов вопил, пытался проморгаться и, как ненормальный неистово махал доской.

Я откатился в сторону и вскочил на ноги. Вражина уже продрал зенки и ринулся в атаку. Перехватил доску так, чтобы вмазать ребром. Если прилетит — трындец мне.

Я пятился назад, делая вид, что вот-вот дам стрекоча. Степанов несся со скоростью паровоза. Когда до него оставалось несколько шагов я резко рванул навстречу, молниеносно сокращая расстояние. Противник не ожидал такого выпада и спешно обрушил на меня доску. Но было поздно. Я уже поднырнул под его руки и схватил их. Доска мелькнула за моей спиной и шлепнула по хребту. Но удар я успел погасить. Спина осталась целой, а деревяшка выскользнула из рук Степанова и зарылась в землю.

Степанов обхватил меня ручищами, связывая мне кулаки. Я пытался вырваться и залепить ему хук, но потерял равновесие и мы вместе завалились в траву. Противник очутился сверху, с его массой это огромное преимущество. Я в сотый раз пожалел, что не занимался в свое время борьбой. Ударник почти всегда проигрывает борцу.

Но на мое счастье курица — не птица, а сталевар — не борец. Со спортом Степанов, видно, что дружил, но никак не с борьбой. Вместо того чтобы взять меня в толковый захват и придушить или поломать болевым, он вцепился ручищами в мое горло, пытаясь раздавить кадык. Из глаз моих сыпанули искры, во рту появился металлический привкус, но так задушить лишь слабака можно, а я не такой. До морды его не достану, руки короче, и я схватился за его левую кисть. Крутанул резко влево наружу. Щелк! Хрустнул сустав. Степанов завопил и отвалился от меня, как напившийся крови клещ. Я “стряхнул” его подальше от себя и, откашливаясь, поднялся на ноги. Тот уже тоже встал и, прижав сломанную руку к груди, что-то шипел.

Я плохо понимал его проклятия, но там точно были слова: “сука” и “убью гада”. Я подскочил к нему, в ответ тот махнул здоровой рукой сбоку. Пытаясь зарядить в ухо. Но отточенным движением я ушел от удара приседом. Нырок. Хрясь! Мой кулак припечатал челюсть. Самое нежное место на морде. Голова противника откинулась, и Степанов завалился спиной в бурьян. Не шевелился.

Все, нокаут. Фух… Я вытер лоб рукавом и присел рядом на корточки, пошарив по карманам поверженного противника. Вытащил паспорт и массивный ключ, похоже от гаражного замка. Наверное, там беглец хотел на первое время укрыться.

Сзади послышался хруст и сопение. Подоспел запыхавшийся Погодин. Лицо белое, рубаха вылезла из брюк, рукав куртки порван. Будто, не я принял бой, а он. Тяжело ему далась битва с забором.