Джинджер страшно содрогнулась, и ее лицо напряглось, словно мышцы вот-вот должны были прорваться сквозь кожу.

— У нее припадок! — завопил Керт и попятился по кровавому следу Джинджер к дверям.

Серые губы женщины дрогнули и раскрылись.

— Гос… подь… пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться, — зашептала она. — Он покоит меня на злачных пажитях. И… и водит меня к водам тихим. — Из глаз хлынули слезы, и Джинджер, запинаясь, продолжала читать Двадцать третий псалом.

Сердце у Вэнса стучало, как молот.

— Дэнни, лучше скатаем-ка к Хитрюге домой. Будь я проклят, если мне нравится то, что я вижу.

— Да, сэр. — Дэнни взглянул на застекленный шкаф, в котором лежал их арсенал, и Вэнс прочел его мысли, потому что сам думал о том же.

— Вытащи мне дробовик, — сказал Вэнс. — Тебе — винтовку. Да заряди.

Дэнни взял связку ключей и отпер шкаф.

— Не… убоюсь никакого… — Слова застревали у Джинджер в горле. — Не убоюсь никакого… не убоюсь никакого… — Она не могла заставить себя выговорить следующее слово, по лицу опять заструились слезы.

— Керт, я хочу, чтобы ты отвез Джинджер в клинику. Найдешь Эрли и скажешь ему…

— Отвали! — запротестовал Керт. Он не хотел иметь с этим ничего общего. — Я тебе не полицейский!

— Теперь — полицейский. К присяге приведу позже. А сейчас делай-ка, что говорят: забери туда Джинджер и доложи Эрли, как ее нашел. — Вэнс взял у Дэнни дробовик и положил в карман несколько запасных патронов.

— Э… а что, по-твоему, случилось? — голос Керта дрожал. — Я хочу сказать, с Хитрюгой?

— Не знаю, но мы собираемся это выяснить. Джинджер, я хочу, чтобы ты поехала с Кертом. Хорошо? Ты меня слышишь?

— Не убоюсь никакого… — Она плотно зажмурила глаза и снова открыла их. — Не убоюсь никакого…

— Эд, не знаю, — сказал Керт. — Не гожусь я в помощники шерифа. Может, найдешь кого другого ее возить?

— О, Господи! — крикнул Вэнс, поскольку его обнаженные нервы натянулись до предела. Джинджер дернулась, заскулила и попятилась. — Эй! Я тебе заплачу! — Он полез в задний карман, вынул бумажник и раскрыл его. Там оказалась только пятидолларовая банкнота. — Ну, бери! Иди, купи в «Колючей проволоке» свою поганую бутылку, только пошевеливайся!

Керт облизнул нижнюю губу. Его рука нырнула в бумажник и вынырнула на пять долларов богаче.

Вэнс осторожно взял Джинджер под руку и повел из кабинета. Она покорно пошла, оставляя кровавые следы, а от сдавленного шепота «Не убоюсь… не убоюсь» у шерифа по спине бежали мурашки. Дэнни запер за ними дверь, а Керт отвел сумасшедшую к своему бьюику, посадил в машину и поехал в сторону клиники. Выхлопная трубка волочилась по мостовой, высекая искры.

Патрульную машину вел Вэнс. Дэнни молча сидел рядом, как тисками сжимая винтовку. Дом Хитрюги Крича, сделанный из песчаного известняка, с красной черепичной крышей, стоял неподалеку от угла Селеста — и Брасос-стрит. Входная дверь была широко открыта. В доме шериф с помощником заметили слабый свет не то свечей, не то ламп, однако никаких признаков Хитрюги не было. Вэнс притормозил у тротуара, они вышли и двинулись по засыпанной галькой дорожке.

Примерно в восьми футах от двери у Вэнса отнялись ноги. Он увидел лежащий на высохшем газоне тапочек Джинджер. В животе заворочался холод — двери напоминали пасть, готовую сжевать его, стоит только переступить порог. Ему показалось, что где-то очень далеко юношеские голоса издевательски выкрикивают: Бурро! Бурро! Бурро!

— Шериф? — Дэнни остановился у двери. — Вы в порядке? — В тусклом лиловом свете лицо Вэнса лоснилось от пота.

— Ага. Все отлично. — Он нагнулся и принялся растирать колени. — Просто застарелая болячка футболиста. Иногда, бывает, прихватывает.

— Вот уж не знал, что вы играли в футбол.

— Дело прошлое. — Вэнс весь вспотел: лицо, грудь, спина, зад. Холодный, липкий пот. Его обязанности шерифа ограничивались разгоном драк, расследованием дорожно-транспортных происшествий и выслеживанием пропавших собак. Стрелять при исполнении служебных обязанностей ему еще не приходилось, и от мысли, что надо войти в этот дом и увидеть, что же свело Джинджер Крич с ума, яйца шерифа зачесались, словно были битком набиты пауками.

— Хотите, чтобы я вошел? — спросил Дэнни.

Да, чуть не сболтнул Вэнс. Но, чем дольше он сверлил дверь взглядом, тем отчетливее понимал, что первым должен войти сам. Должен, потому что он — шериф. Кроме того, у него был дробовик, а у Дэнни — винтовка. Что бы там ни было, он его изрешетит.

— Нет, — сипло сказал он. — Первым пойду я.

Чтобы снова двинуться с места, Вэнсу понадобилось собрать всю свою дряблую силу воли. Дрогнув в несытом дверном проеме, он вошел в дом Крича. Под правым башмаком мяукнула оторванная половица.

— Хитрюга! — позвал он и не совладал с голосом. — Хитрюга, где ты?

Полицейские пошли на свет, через холл, в гостиную, где отбрасывала тени пара масляных светильников, а от пола к потолку слоями плыла пыль.

— Шериф, взгляните! — Дэнни первым увидел дыру с зазубренными краями и теперь показывал на нее. Вэнс приблизился к провалу в полу. Они с Дэнни остановились над ним, заглядывая вниз, во тьму.

Скрип-скрип. Скрип-скрип.

Оба одновременно подняли глаза, и оба увидели.

В дальнем углу комнаты, в качалке, кто-то сидел и качался: вперед-назад, вперед-назад. На полу возле кресла лежал разодранный «Географический журнал».

Скрип-скрип. Скрип-скрип.

— Х-хитрюга? — прошептал Вэнс.

— Наше вам, — сказал Хитрюга Крич. Почти все его лицо находилось в тени, но он по-прежнему был одет в желто-синюю клетчатую куртку, темно-синие штаны, жемчужно-серую сорочку и двухцветные кроссовки. Рыжие прямые волосы были зализаны на макушку, руки сложены на коленях. Хитрюга качался.

— Что… что происходит? — спросил Вэнс. — Джинджер чуть с ума…

— Наше вам, — снова сказал его собеседник, продолжая качаться. Лицо было совершенно бесцветным, только поблескивали в свете двух уцелевших ламп, свисавших с тележного колеса люстры, глаза. Само тележное колесо было сломано. «Скрип-скрип», — не умолкали полозья качалки.

Голос, подумал Вэнс: странный у него голос. Хриплый, как басы церковного органа. Да, этот голос по звучанию напоминал голос Хитрюги, но при этом… отличался от него.

Поблескивающие глазки пристально следили за шерифом.

— Ты — лицо, наделенное властью. Так? — гнусаво прогудел голос.

— Я Эд Вэнс. Ты меня знаешь. Ладно, Хитрюга. В чем дело! — Ноги Вэнса снова приросли к полу. У Хитрюги было что-то неладно со ртом.

— Эд Вэнс. — Хитрюга легонько склонил голову на сторону. — Эд Вэнс, — повторил он, словно прежде ни разу не слышал этого имени и хотел убедиться, что не забудет его. — Да-с, я знал, что пришлют представителя власти. То есть тебя, так?

Вэнс посмотрел на Дэнни. Паренек был на волосок от того, чтобы выскочить из ботинок, руки прижимали винтовку к груди. Ритм речи Хитрюги Крича, категоричность фраз, неторопливый говорок — все было как надо, вот только эта таящаяся в голосе органная нота, хрипотца, словно горло Хитрюги забила мокрота…

— Тогда задам-ка я тебе вопрос, коллега, — сказала сидящая в кресле-качалке фигура. — Кто хранитель?

— Хранитель?..

— Разве я заика? Кто хранитель?

— Хитрюга… о чем ты? Я ничего не знаю про хранителя.

Качалка остановилась. Дэнни ахнул и шагнул назад — не возьми он себя в руки, он мог бы нырнуть в провал.

— Может быть, не знаешь, — ответил сидящий в качалке. — Может быть, знаешь. А может быть, канифолишь мне мозги, Эд Вэнс.

— Нет, клянусь! Я не знаю, о чем ты говоришь! — тут Вэнса, как пуля между глаз, настигла мысль: это больше не Хитрюга!

Фигура встала, похрустывая одеждой. Хитрюга Крич показался Вэнсу на два или на три дюйма выше, чем ему помнилось, и куда шире в плечах. В том, как он двигал головой, было что-то странное, нечто, напоминающее дерганые движения марионетки, которой управляет невидимая рука. Фигура странным кукольным шагом двинулась к Вэнсу, и он попятился. Остановившись, существо перевело взгляд с Вэнса на Дэнни и обратно, а потом белое лицо с серыми червяками губ улыбнулось, открыв стиснутые зубы: так улыбаются торговцы.