Сержант прекратил лихорадочно раскачиваться. Затаил дыхание.

Дифин ждала.

— Недолет, — прошептал он. — Недолет… еще дымится. Граната — «бутылка». С деревянной ручкой. А вот и он. Как раз там. — Он уставился в точку на стене: из этой точки появлялись тени прошлого, там в дыму гранаты зыбко колыхались, сгущаясь, призрачные сцены сорокалетней давности. — Вот и Бегун, — сказал Сержант. — Спятил. По глазам вижу. Рехнулся. Прям как я.

Он медленно выбросил вперед руку с растопыренными пальцами. Раздался шепот:

— Нет. Нет. Не приноси палочку. Не надо…

Свист втянутого сквозь зубы воздуха:

— Я еще не убивал… не заставляй меня убивать…

Рука Сержанта скрючилась. Теперь в ней был зажат невидимый пистолет, палец лежал на курке.

— Не приноси палочку. — Палец дернулся. — Не приноси палочку. — Снова дернулся. — Не приноси палочку. — В третий и в четвертый раз.

Палец продолжал дергаться, Сержант беззвучно плакал.

— Я должен был его остановить. Должен был. Иначе он принес бы мне палочку. Кинул бы прямо в мою ячейку. Но… я убил его… а потом уж рвануло. Я знаю. Я видел, как у него помертвели глаза. А потом граната рванула. Негромко. Негромко. И… от него ничего не осталось… только то, что оказалось на мне. — Он опустил руку, и та обвисла вдоль тела. — Голова. Болит. — Рука Сержанта медленно расслабилась, и невидимый пистолет исчез.

Он снова закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно, только грудь опускалась и поднималась, да слезы ползли по морщинистому лицу.

Все.

Дифин прошла к выходной двери и посмотрела сквозь сетку от комаров на небесную решетку. Она пыталась преодолеть разброд в мыслях, сосредоточиться, проанализировать и классифицировать услышанное. Уловить смысл сказанного она не могла, но под коркой слов лежала боль утраты — вещь, очень-очень хорошо ей понятная. Дифин чувствовала, как ее охватывает слабость: слабость мышц, сухожилий и костей — материала, не дающего развалиться занятому ею телу дочери. Прощелкав хранящуюся в памяти информацию, Дифин выудила символ П, а вслед за ним аккуратно подобранные понятия, и среди прочих — «Питание». Тело дочери нуждалось в питании. Оно теряло силы и скоро должно было оказаться на грани коллапса. Существо «Сержант» упоминало о еде. Она сосредоточилась на Е и обнаружила в памяти плоские образы «Еды»: «мясные продукты», «растительные продукты», «крупы». Все они своим видом вызывали тошноту, но должны были сгодиться. Следующей проблемой стало обнаружение этих продуктов питания. Конечно, они должны были быть где-то под рукой, храниться в коробке существа «Сержант».

Дифин подошла к нему и дернула за рукав. Он не отозвался. Она подергала еще раз, посильнее.

Сержант открыл глаза. Заканчивалась последняя вспышка свечей зажигания у него в голове. Он снова чувствовал себя собранным, холодная щекотка прошла. Ему показалось, будто он припоминает, что видел чудовищный кошмар — но и это ушло без следа.

— Еда, — сказала она. — У тебя здесь есть еда?

— Ага. Свинина с бобами. На кухне. — Дрожа всем телом, Сержант приложил ладонь ко лбу. Во рту был привкус горького дыма. — Покормлю тебя, а потом сведу домой. — Он попытался встать. Это оказалось трудно, но он все-таки поднялся. — Господи, до чего странно. Трясусь, что твой осиновый лист.

Его охватил ужас. Где же Бегун?

В уголке, позади девчушки мистера Хэммонда, что-то пошевелилось. В тени у нее за спиной.

Бегун прошлепал лапами из угла и выжидательно взглянул на него, как положено старому другу.

— Экий ты поскакун, а? — спросил Сержант и улыбнулся. — Давай вскроем баночку свинины с бобами для нашей новой подружки, ладно? — Он взял масляную лампу и направился в кухню.

Дифин двинулась следом, думая, что иногда лучше не проникать в скрытое измерение.

Джесси, работая в сиянии пристроенного на стену аварийного фонаря, сделала последние шесть стежков и крепко затянула нитку под правым глазом Коди Локетта. Паренек едва заметно поморщился.

— Будь я лошадью, — врастяжечку проговорил он, — уже сто раз так бы вас лягнул, что летели бы вы через весь сарай.

— Если б ты был лошадью, я бы тебя уже пристрелила, — Джесси для верности чуть подтянула волокно, завязала и отстригла лишнее. Она еще раз плеснула на рану антисептиком. — Ладно, все.

Коди слез со стола и прошел к маленькому овальному зеркалу, висевшему на стене. Зеркало показало почти полностью заплывший лиловым синяком левый глаз, рассеченную нижнюю губу и, меньше чем в дюйме под правым глазом, стежки. Рабочая рубаха была разодрана и залита кровью — и своей, и кровью Гремучих змей. Правда, стучать в голове перестало, а все зубы были на месте. Коди подумал, что ему повезло.

— Можешь восхищаться собой в другом месте, — коротко сказала Джесси. — Как выйдешь, позови следующего. — В коридоре ждали осмотра еще четверо подростков, и она пошла к раковине вымыть руки. Когда она повернула кран, полилась тонкая струйка воды с песком.

— Отличная работа, док, — сказал Коди. — Как Рентген? Оклемается?

— Да. — Слава Богу, подумала она. Три ребра Рэя превратились в сплошной кровоподтек, левая рука почти сместилась и мальчик чудом не откусил себе язык, не говоря уж о прочих порезах и синяках. Сейчас он отдыхал в палате дальше по коридору. Несколько ребят лишились зубов и порезались, но переломов не было — только у Пако Ле Гранде оказался перебит нос. — Могли кого-нибудь убить, — Джесси вытерла руки бумажным полотенцем, чувствуя между пальцами песчинки. — Вы этого добивались?

— Нет. Я пытался не дать промыть Рентгену мозги. — Коди осмотрел ободранные костяшки пальцев. — Начали Гремучки. А Щепы защищали свое.

— Мой сын в вашей банде не состоит.

— В клубе, — поправил Коди. — Все равно, Рентген живет на этом берегу. Значит, он один из нас.

— Клуб, банда — хоть чертом назови, все равно дерьмо. — Джесси скомкала бумагу и запихала в мусорную корзину. — И моего сына зовут не Рентген, а Рэй. Когда вы с Гремучими змеями прекратите разносить город в клочки?

— А при чем тут Щепы! Кто их просил наезжать на Рентгена и громить зал! И потом, — Коди махнул в сторону окна и черной пирамиды, — эта сука за две секунды наделала больше дел, чем мы можем натворить за два года.

Оспаривать этот факт Джесси не могла и хмыкнула, понимая, что здорово напустилась на парнишку. Она почти ничего не знала про Коди Локетта: только то, что ей рассказывал Том, а еще, что отец мальчика работает в пекарне. Она вспомнила, что однажды зашла за сладкими булочками и учуяла от Локетта-старшего запах спиртного.

— Черт, и здорова же она, — Коди прошел к окну. Теперь его тон был не таким грубым, в нем зазвучала нота благоговейного страха. На помойке Кейда еще горели несколько костров, в небо по спирали летели искры. Под самым куполом сияющей лиловой решетки над Инферно, загораживая луну, неподвижно зависло массивное темное облако дыма и пыли. До сих пор Коди не очень-то верил в НЛО и пришельцев, хотя Танк божился, будто, когда ему было девять лет, он видел в небе свет и так перепугался, что обделался. Жизнь в иных мирах всегда мало волновала его — она и в этом мире была достаточно тяжелой. Всякая ерунда насчет НЛО и инопланетян казалась слишком далекой, чтобы ею интересоваться, но теперь… что ж, это был совсем другой коленкор. — Как вы думаете, откуда она? — спросил Коди спокойным голосом.

— Не знаю. Уверена, что издалека.

— Ага, наверно. Только чего она села в Инферно? То есть… то, что в ней, могло приземлиться где угодно. Почему оно выбрало Инферно?

Джесси не отвечала, думая о Дифин и о том, где же девчушка (нет, поправила она себя, где же это существо). Она посмотрела в окно, на пирамиду, и в голову пришло одно-единственное слово: Кусака. Что бы это ни было такое, Дифин до смерти боялась его, да и Джесси чувствовала себя не слишком спокойно. Она сказала:

— Лучше позови-ка следующего.

— Ладно, — Коди оторвался от окна. У двери он приостановился. — Послушайте… как хотите, а мне жалко, что Рентгену досталось.