А потом Коди услышал нечто такое, отчего по спине побежали мурашки.

Звук был тихим, и сперва он подумал, что это, должно быть, посыпалась на дно земля, но, чем дольше слушал, тем больше убеждался: дело обстоит иначе. Звук был таким, словно кто-то крадучись, торопливо пробирался по воде.

Коди затаил дыхание. Шум шел снизу, из темноты. Там что-то двигалось.

— Локетт! Ты там?

От крика Коди чуть не разжал пальцы. Он поднял голову и разглядел, что над дырой кто-то склонился.

— Да! Здесь!

Вспыхнул карманный фонарик. По провалу зашарил луч света.

— Что, мужик, на этот раз ты угодил в глубокую дыру, да?

В голосе звучал мексиканский акцент. Коди знал этот голос, преследовавший его во сне издевками. Однако спросил: «Кто здесь?»

— Рик Хурадо, су бьен амиго, — прозвучал саркастический ответ. — Твой добрый друг. У нас веревка. Держи.

— Кто еще с тобой?

— Еще одна твоя хорошая подружка, — сказал Рик, и Коди понял, о ком идет речь. Свой 0.38 Рик положил на крыльцо. Дифин из любопытства потянулась к нему, но Рик сказал: «Лучше не трогай. А то будет в тебе дырка», и она кивнула и убрала руку. Рик поискал, за что бы зацепить веревку, и волей-неволей остановился на белых кованых перилах крыльца.

— Привязь недостаточно длинна, — сказала Дифин, измерив взглядом расстояние от того места, где Рик привязывал веревку, до дыры. — Нехватка составит три фута.

— Что ж поделаешь. Придется обойтись тем, что есть. — Паренек размотал веревку, вернулся к дверному проему и остановился на пороге. — Веревка пошла! — крикнул он, сбрасывая ее вниз. Направив луч фонарика в провал, он увидел, что Дифин права: конец веревки болтался в трех футах над вцепившимися в трубу пальцами Коди.

Коди посмотрел на веревку. Три фута никогда еще не казались таким большим расстоянием. Он попытался подтянуться, но отбитые ребра опять прострелила боль, а труба со скрипом зашаталась. Крикнув: «Не достаю!», он опять повис, чувствуя, что руки у него сейчас оторвутся. В луче фонарика стали видны ручейки серой слизи, которые сползали по стенам дыры и капали вниз, в темноту.

Рик понял, что надо делать. Он спокойно сказал: «Будь оно все проклято» и подал фонарик Дифин. «Держи. Свети на него. Понятно?» Она кивнула. Рик ухватился за веревку, спустил ноги в дыру и пополз вниз.

Он повис в нескольких дюймах над трубой, не желая наваливаться на нее своей тяжестью. Труба так вибрировала, что Рик догадался: несколько лишних фунтов — и штуковина отломается от стены.

— Локетт! — сказал он. — Ближе мне не подобраться! Тебе придется дотянуться до моих ног!

— Не выйдет, мужик. Устал. Не смогу. — Коди мог только висеть без движения. Он боялся, что если еще хоть раз качнет трубу, то она сломается — или подведут скользкие ладони. — О Господи, мои руки…

— Не пудри мозги! Хватайся за ноги, и точка!

Подошвы башмаков Рика находились примерно в пяти дюймах над тем местом, где Коди держался за трубу. Коди понимал, что единственный выход — сделать так, как сказал президент Гремучек, но силы быстро убывали, а напряжение казалось чудовищным. Спинные мышцы превратились в холодные пласты сплошного страдания, по грудной клетке растекалась колющая боль. «Тянись, — велел себе паренек. — Тянись, и все. Сперва одной рукой, потом другой». Он потянулся было — и его решимость рухнула, как сырой картон. Паренек крепче стиснул пальцы, но даже такое незначительное движение заставило трубу задрожать и застонать. Внутри у Коди все сжалось и перевернулось. Он подумал «боюсь до усеру» и сказал:

— Не могу.

Бицепсы Рика вздулись — он был готов к тому, что тяжесть Локетта вот-вот рванет его вниз.

— Давай-давай, крутой гринго! — поддразнил он. — Что, сейчас мамочку начнешь звать? — Локетт не ответил. Рик почувствовал, что парень сдался. — Эй, я с тобой разговариваю, кретин! Отвечай!

Несколько секунд молчания. Потом:

— Сдаюсь.

— Я тебе сдамся по жопе, деревенщина! Может, я должен бросить тебя тут, внизу, и забыть, а, говнотряс?

— Может, и должен. — Коди опять услышал внизу быстрый топоток. Он с бешено колотящимся сердцем попытался раскочегарить мышцы для новой попытки, но рассудок подсказал ему, что стоит шелохнуться — и труба рухнет.

— Мужик, да моя сеструха храбрей тебя! И бабка! — Рассуждения Рика были таковы: издевками можно взбесить Коди настолько, что он дотянется. — Если б я знал, что ты такая баба, давным-давно накрутил бы тебе хвоста!

— Заткнись, — прохрипел Коди.

Почти созрел, подумал Рик и сказал первое, что пришло в голову:

— Говорил же я сеструхе, что ты не стоишь и дерьма ящерицы.

— А? Что там насчет сестры?

Рик немедленно воспрянул духом.

— Ага, Миранда расспрашивала про тебя. Кто ты и все такое. Она-то думала, ты правильный парень. Просто правильный.

— Она так сказала?

— Ага. — Рик счел эту ложь необходимой. — Ты, мужик, себе голову-то не забивай. Ей нужны очки.

— Она смазливенькая, — сказал Коди. — Клевая телка.

В любое другое время за такое замечание Коди схлопотал бы в зубы. Однако сейчас Рик видел в этом возможность снять Коди с трубы. — Что, неровно дышишь к моей сестренке а?

— Ага. Похоже, так.

— Хочешь еще ее увидеть — вылезай. Только, если не подтянешься, ничего не выйдет.

— Не могу, мужик. Я в ауте.

— Вот что я сейчас сделаю, — сказал Рик. — Спущусь еще немного и поставлю ногу на трубу. По моим прикидкам эта железка разломится пополам. И ты, стало быть, либо хватаешься за меня, либо летишь вниз. Ясно?

— Нет. Погоди, мужик. Я не готов.

— Готов, готов, — сказал ему Рик, спустился по веревке еще на одну ладонь и для начала поставил на трубу правую ногу.

Труба бурно отреагировала на новую нагрузку. Она сильно затряслась и начала прогибаться внутрь. Рик крикнул: «Цепляйся!»

Лицо Коди в луче фонарика блестело от пота. Он стиснул зубы и почувствовал, что труба колышется, готовая рухнуть. Сейчас или никогда. Пальцы не хотели разжиматься. В глаз Коди скатилась бисеринка пота, и паренек зажмурился.

Рик поставил на трубу вторую ступню и перенес тяжесть своего тела на ноги. «Ну!» — подстегнул он, когда труба начала отрываться от стены и вниз дождем посыпались земля и камни.

— Ах ты сука! — крикнул Коди, и пальцы правой руки разжались. Он повис на одной руке, а правой потянулся к щиколотке Рика Хурадо. Мышцы заныли от сильнейшей боли. Коди ухватился, крепко сжал пальцы — и вдруг труба прогнулась, вырвалась из стены и в земляном ливне полетела вниз.

Рик, обжигая ладони, скользнул по веревке вниз до предела и намертво вцепился в нее. Теперь вся тяжесть приходилась на предплечья и плечи, поскольку Коди держался за одну лодыжку Рика и пытался поймать вторую. Ребята качались между покрытых слизью стен. Раздался приглушенный треск — это еще пятнадцатью футами ниже ударилась о землю труба.

Коди поймал левую ногу Рика и подтянулся к его талии. Рик услышал, как затрещала под двойной тяжестью веревка — если бы перила наверху обломились, обоим пришлось бы долго падать, — и вместе с висящим на нем Коди подтянулся на пару футов. На руках вздулись мышцы и вены, в ушах зашумело. Потом Коди ухватился за конец веревки, и Рику стало немного легче.

— Вылезайте! — крикнула Дифин. — Вылезайте!

Рик полез вверх, перехватывая веревку руками. Башмаки срывались, оскальзываясь на медленно стекавшей по стене слизи. Коди попытался последовать его примеру, преодолел примерно четыре фута, и тут руки отказались ему служить. Он повис, а Рик вскарабкался наверх, подтянулся и перевалился через порог дома.

— Вытащи его! — сказала Дифин и сделала попытку свободной рукой вытянуть веревку. Другой рукой она держала Коди в луче фонарика. — Скорее! — Настойчивость в ее голосе заставила лежавшего на животе Рика подняться и заглянуть за край дыры.

Шестью футами ниже Коди по стене что-то поднималось. Седой человек, который отворачивался от света. Погрузив руки в слизь и землю, он без труда, словно альпинист, преодолевал подъем.