Честно говоря, для меня эти все болталки были багетом к моей картине. Мне же нужно договориться, чтобы меня и мое Приамурье и сейчас, и впредь, и во веки веков из прекрасного далека с наганом в руке не «развивали». И не суть, будет это прекрасное далеко в Москве или в Пекине. Мне нигде не надо. Тут я не знал, с какого конца подойти. И отдельно совсем быть мне не хотелось. Во-первых, это было неправильно. Мы шли сюда именно, как представители России. Сильное Приамурье, которому не трахают мозги многочисленные Остапы Бендеры и прогрессивные менеджеры, могло стать не крепостью страны на Востоке, а ее главным торговым центром. А там, смотришь, и моя любимая Ордусь, Орда-Русь, выдуманная еще атаманом Григорием Семеновым, воплощенная в чудесной «Евразийской поэме» воплотится в реальности. Пришлось отдельно договариваться и с дядей императора князем Сонготу, и с будущим главой петровского МИДа, Федором Алексеевичем Головиным.
Наверное, ничего бы у меня не вышло, будь время хоть чуть-чуть другое. Но Россия после долгих десятилетий войн, бунтов, заговоров была усталой. Не просто очень, но чудовищно сильно были нужны деньги. Они, конечно, нужны всегда. Только бывают моменты, когда их нет от слова совсем. Сейчас был именно такой момент. Потому мое предложение о двадцати тысячах золотом единовременно и десятине с приисков было встречено с пониманием. Московский гость, конечно, исполнил арию, на тему, что все народное, все мое, в смысле государево. Я и не возражал. Но на мое счастье, был он дипломатом, значит – человеком с головой, способным не только словеса плести, но и договариваться. Особенно, если на словах ему никто и не возражает. Договорились на том, что воеводу Даурския землицы и Великой реки Амур не назначают из столицы, а выбирает казачий круг.
Почему нет. Про казачий круг я уже подумал. Будет что-то типа коллегии выборщиков. Мне эта фишка всегда нравилась. Квалифицированным выборщикам популистскую фигню закинуть гораздо труднее. Да и наехать на них проблематично. За ними люди стоят. Я не совсем наивная чукотская девушка, чтобы не предполагать, что это потом много раз будут пытаться поменять. И не только из Москвы. Честолюбцев хватает в любом месте и в любое время. Потому покрутим мы и с советом выборных людей Приамурья. Будут они при воеводе и правительством, и, одновременно, кулаком, висящим над излишне властолюбивым затылком. А для того, чтобы из Москвы глупых идей не шло, нужно две вещи. Нужно быть сильным. Совсем не самым-самым. Достаточно того, чтобы здесь сил было больше, чем то, что сюда могут выслать для «наведения порядка». И главное – всегда помнить, что Господь завещал делиться. Если страна у нас одна, и если к нам она матерью, а не мачехой, то и наши богатства должны ей в пользу быть. Может быть, приамурское золото избавит Россию от ужаса петровских реформ, от стона, крови, от звона кандального. А там… Как Бог даст.
Для себя любимого я получал дворянство «по московскому списку», звание детей боярских получали мои ближники. Не уверен, что мне это сильно нужно. Но пусть будет. Типа, мы тоже не лаптями щи хлебаем.
С маньчжурами, в смысле с дядюшкой императора сошлись и того лучше. Я клялся блюсти и соблюдать и совсем не нарушать. За то получал, чтобы всем было весело, звание фудутуна Хейлунцзянхэ. Другими словами, то же звание, что и воевода, только в маньчжурском варианте. Причем, звание это является наследственным в моей семье, но с правом завещать его кому-то другому. Все же в серединной империи умеют красиво выйти из неудобного положения. Таким образом, империя сохраняет морду лица. А мне дозволяется все, что дозволяется наместнику и владетелю. О большем и мечтать грех.
Перед расставанием я закатил пир. И не просто пир. На столах, отдельно для нормальных людей, отдельно для начальства – сословное общество, мать его – были традиционно русские блюда, пироги, верченое мясо, осетрина, всякие разносолы, были китайские блюда. И это не все. Подали талу и сугудай, мясную солонину и прочую даурскую, и эвенкийскую вкусность. И, конечно, как вишенка на торте, подали блюда из картошки. Получилось и обильно, и экзотично. Причем, для всех. Хочешь – ешь привычное, хочешь – пробуй чужое. Питья было море. И не только алкогольного. Для любителей – бражка, хлебное вино, даже дорогое виноградное. За мир – не жалко. Было и не очень хмельное. Квас, сбитень, чай. Хотелось, чтобы все ушли довольными.
На прощание далеким гостям преподнесли в дар изделия местной ювелирки и чеканки. Похоже, гостям понравилось. Во всяком случае, и Сонготу, и Головин заказали еще для подарков. А мне что? Мне только радость и удовольствие. Ну, и доход, понятное дело. Как говорил мой друг Ерофей, без выгоды только медведь живет. Медведь, может быть, и живет, а в Приамурье любят жить широко, богато, вольно.
Так и живем. Ну, как живем? Скорее, доживаем свое. Даже с того мира уже годы прошли. Но это тоже жизнь, и совсем не плохая.
Ерофей к тому времени, когда мир пришел в Приамурье, уже преставился. Его младший брат, Никифор давно отошел от дел. Жил в своем доме под Москвой. Торговлю нашу теперь вели Артемий и внук Ерофея, Егор. Хорошо вели, не подкопаешься. Себя не забывали, но иначе и быть не могло.
Я и мои ближники тоже уже люди немолодые. Куда там. Седьмой десяток идет. А кому-то уж и восьмой пошел. Через год после заключения мира, собрали мы круг, выбрали нового воеводу. Я сам и предложил, а люди поддержали. Выбрали Алешку, Макарова сына. А что? Разумный парень, лихой казак. Люди его любят, уважают. Мой Андрейка поправился. От раны только шрам остался, да заикаться он стал немного. Теперь он приказным в Благовещенске.
Мы уходим. Ушел в лучший мир Третьяк Ермолаев. Отпели и моего главного разведчика, Степана. Приходит время детей. Даже внуков. Их уже четверо. Это у меня. Трое у Машки и один пока у Андрейки. Ну, он еще свое наверстает. Приамурье живет на радость всем и в дружбе со всеми. Сами мы больше всякие художественные и механические штуки придумываем. Покупают их охотно. Даже не так, с руками отрывают. И украшения наши, сукно благовещенское идет лучше, чем флорентийское. То еще довезти нужно. А наше – вот оно. Часто мы только придумываем и собираем, а делают частями в империи. И нам выгодно – намного дешевле выходит, чем самим возиться. И имперцам выгодно – мастера заняты, подати платят. Хлебом торгуем помаленьку. Правда, в последнее время стали пробовать другие культуры. И всякие бобы от китайцев для них же сажаем, и картошку. Иные умельцы даже виноград и арбузы умудряются выращивать. Но это не на продажу. Для себя. Рудники наши работают. Только трудятся там наемные мастеровые, за хорошие деньги работают. Потому и трудятся не за страх, а за совесть. Десятина в казну идет. Остальное тоже не пылится. Что-то той же казне продаем, что-то идет на торговлю. Пока Софья сидит, хотя по истории ее уже Петр должен скинуть. Я все надеюсь, может, договорятся без драки. Люблю я, когда люди договариваются.
Хоть старость – время невеселое, но мне грех жаловаться. Конечно, весь день на кузне вкалывать или веслом махать я сейчас не смогу. Ну, так от меня того никто и не требует. Живем с Людой тихо, спокойно. Дом наш остается открытым. Гости почти всегда. Но они как-то сами по себе. Наша же жизнь стала какой-то более замкнутой. Вроде бы все, для чего тебя мать-природа создала, ты сделал, а теперь можешь чуть-чуть пожить в собственное удовольствие. Мы часто гуляем, сидим на берегу Амура, смотрим, как расплавленный шар погружается в горящую ярким огнем вечернюю реку. Бывает, сидим в горнице с Макаром, Трофимом и Тимофеем, что уже тоже давно отошли от дел, вспоминаем ушедших товарищей, лихие дела прошедших лет. А бывает, что остаемся с Людой вдвоем в доме. Тогда разговоры невольно сворачивают на ту, уже безвозвратно канувшую в небытие жизнь, которая неожиданно прервалась в доме Инфиделя. Интересно было бы посмотреть, как там, что изменилось в будущем от того, что мы наделали в прошлом, да и изменилось ли что-нибудь?
