– Пойдемте-ка спать, мальчики, – предложила Лара.
– Я должен через это пройти, – сообщил Аль своему стакану. – Сколько можно тянуть?
– Через что ты собрался проходить? Что и кому ты должен доказывать? – удивился Дан. – Разве что самому себе, но нужно ли тебе это?
– Ты не понимаешь отношений между эльфами, – с трудом выговорил Аль. – У нас родители вправе… в общем, если я и не обязан теперь его слушаться, я обязан выслушать.
– Глупости, – спокойно сказал Гай. – Ты не понимаешь, например, отношений между вампирами, особенно в семье. Моя семья, кстати, не особенно типична. Какое тебе дело до семьи, если тобой все равно распоряжается властитель?
– Не так, – поправил Дан. – Какое тебе дело до отца, которому не было дела до тебя? Ты ничего ему не должен именно по этой причине. Ты ушел – и ты сумел жить без него. О чем речь? Ты уж прости, но я тебя не отпущу?
– Почему это? – вскинулся Аль.
– Потому что я Первый, – нагло напомнил Дан, чувствуя неприятную дрожь в области желудка. Нельзя так с друзьями. Нельзя. Аль посмотрел на него посветлевшими глазами, помолчал и кивнул.
– Ну да. Только Дан, я… Не запрещай мне, пожалуйста. Иначе это так и будет на меня давить.
– Разговор с отцом что-то изменит? Эльфы тебе простят твой уход? Или наоборот? Или ты просто будешь чувствовать себя лучше, если отец еще пару раз даст тебе по физиономии?
Алир бледно улыбнулся. Черт подери, он принял запрет как должное. Не возмутился, не посмеялся, не встал из-за стола, а уговаривает… Свинья ты, Данил. Хоть и Первый. Первейшая свинья.
– Нет, конечно. Наверное, это так…
– Комплексы, – кивнул Дан, – это я понимаю, сам такой. Но ты порассуждай, Аль. Этот разговор может тебя крепко выбить из колеи, а ты нам нужен. Разве кто-то из нас способен увидеть магию? А если эта нечисть – порождение магии?
Гай исподтишка показал большой палец, а Лара прижмурилась блаженно, как Шарик на морковку. Решили, что это гениальный ход? Но ведь и правда. Только Аль увидел разлитую магию, да еще в таком количестве, что испугался.
Не хотелось отпускать. Вряд ли папенька скажет сыну что-то доброе. Да и папенька, похоже, близкий родственник некоего товарища Лазарцева, не интересовавшегося сыном вообще никак.
– Какие у вас были отношения?
– Да никаких, – пожал плечами Аль. – Я просто знал, что он мой отец. Иногда он интересовался моими успехами, не хвалил никогда, но за неудачу или нерадение мог и поддать по заднице. Мной больше учитель занимался. Ну и сестра.
– Вот с учителем и поговоришь, – решил Дан. – Мы даже специально к нему съездим, если хочешь. И властителя спрашивать не станем. Он поймет. А если и нет… то пусть это будет его проблема. Так что поешь наконец и пойдем спать. Гай, кого больше не любят эльфы, вас или нас?
– Вас, конечно, – удивился Гай. – Нас они недолюбливают, как вы.
– Тогда ты тут порасспросишь, только осторожно, а мы пойдем Алира уговаривать. И не протестуй. Если тебе хочется высказаться, высказывайся сколько угодно. И учти, вина я тебе не дам, ты свое уже выпил.
Он железной рукой (больше для окружающих, чем для Аля) ухватил эльфа за руку и неумолимо повлек за собой. Лара сгребла кувшин с вином, стаканы и остатки пирога и пошла следом.
Дан не помнил более трудной ночи. Лара, быстренько прикинувшись спящей, предоставила им возможность поговорить, только она прикидывалась, прикидывалась, да и уснула по-настоящему, а Аль досасывал второй стакан с остывшим вином и мрачно молчал, и только потом его вдруг прорвало. Что у трезвого на уме…
Он говорил долго, то безжизненно, то с надрывом, то с болью, и даже не без пафоса, ну так ждать от пьяного, пусть и не мертвецки, уравновешенной и связной речи мог кто угодно, только не русский. И никто, кроме русского, наверное, не смог бы выслушать все эти лирические отступления. Аль не жаловался, нет. Присущ им был некий фатализм, то ли после резни появившийся, то ли врожденный, то ли отличался этим только данный конкретный эльф, так что он просто излагал, непоследовательно, бессвязно, перескакивая с одного на другое и вовсе не дожидаясь ни ответа, ни реакции. А ключевое слово было простое: одиночество. Сколько Аль себя помнил, он был один. В обучение к магам его отдали совсем маленьким, может, просто чтобы люди не увидели его большого дара, может, отцу после смерти жены мешал маленький ребенок. Сестра – да, сестра его любила, навещала… Именно что навещала, потому что она-то жила как раз с отцом, а Алир – в школе. В большущей комнате в компании с еще десятком мальчиков без какой-либо возможности уединиться. А друзей у него было ну ровно как у Гая – ноль целых ноль десятых, не получалось, ни с кем не сходился, так, играл, пока игралось, да и то без особенной охоты, к тому же игры в школе этой не поощрялись и тем более не поощрялась дружба. Сердце мага должно быть свободно от привязанностей, ум ясен и холоден. Приятельские отношения, конечно, все равно завязывались, дети есть дети, и от эмоций их избавляли постепенно. А у Аля и приятелей не было, потому что был он вспыльчив и обидчив, а обижаться было на что: дети просто не могли не смеяться над самым неудачливым учеником. Если учителя видели в нем пресловутый потенциал, то ученики видели только, что Алир Риенис не способен на самые простые магические действия: ни свечу зажечь, ни перо в воздух поднять… И уж конечно, смеялись от души, а Алир взрывался и лез в драку, за что его наказывали учителя и отец, если вдруг решал поинтересоваться, как обстоят дела у сына. В общем, Аль все больше замыкался в себе, привык к холодности окружающего мира и отвечал ему взаимностью. Парнем он рос симпатичным даже для эльфа, девушкам (и юношам – добавил он не без вызова) нравились его волосы и яркие глаза, но связи были мимолетными, так, расслабление тела без какой-то душевной близости, и даже подруга, которая нравилась ему очень и очень, воспринимала его только как объект удовлетворения собственного вожделения. Почти как Тика – Дана.
Единственное, что роднило его со всеми эльфами – ненависть к людям. Не могла не роднить, потому что с детства он не слышал о людях ничего хорошего, да и нечего было слышать (с точки зрения эльфов). Вообще, эта ненависть была им присуща ну вот как ровные зубы или вытянутые вверх уши. И вдруг его спасает человек… ну да, там и другой человек имелся, и вампир, и даже дракон сторожевой, но решал-то Дан… Аль не то чтобы преисполнился благодарности, но начал задумываться. И так скоро – Триада…
Только он все равно был одинок. Видел несомненную близость Гая и Дана, отчаянно завидовал, понимая, что завидовать глупо, что такая связь возникает только естественным путем, тем более что знал: они все равно друзья, и он, Аль, впервые в жизни по-настоящему дорог кому-то, кроме сестры. Только тепла все равно не хватало. Нормального тепла. Обычного. Того, к которому с детства привыкли и Дан, и Гай. И тепло дал властитель. Не понять Дану, что близость тут вовсе не главное, суть не в том…
Тут его окончательно повело, Дан аккуратно и незаметно ликвидировал со стола кувшин, чтоб не тратить полдня на приведение Аля в чувство, но эльф и без лишней порции вина рассказывал, каким ласковым был властитель и как спокойно было рядом с ним, а что делать, если никто больше этого дать не может. Конечно, женщины не отказывали ему, да только вот не ему, эльфу Алиру Риенису, а властителю Нируту, он ведь наверняка рекомендовал замковым жителям быть с Квадрой поласковее – с Квадрой, а не с Алем, с собственностью своей, а не с личностью… А вот для властителя Алир был сам собой, и вообще…
В конце концов он выдохся, поник окончательно и начал клониться на сторону, и Дан даже раздевать его не стал – мало ли что в пьяную голову взбредет, только сапоги снял да ремень, туго стягивающий талию, уложил на кровать, укрыл, а сам сел с краю, потому что Аль вцепился в его руку и посмотрел очень несчастными глазами. Пришлось сидеть и держать его теплую ладонь, даже когда он заснул. Лара пошевелилась, глянула на них, сочувственно вздохнула и повернулась на другой бок. Вернулся Гай, с лету все понял, кивнул понимающе. Кроватей здесь было всего две, так что Гай расположился в кресле. А Люм, собака, один среди трех кроватей. Но находиться с ним в одной комнате не хотелось категорически. Воспоминания были неприятные.
