— Мы успеем дойти до института и всё выяснить. Но опоздать на работу мне никак нельзя.

— Никак?

— Сегодня никак. Неужели ты думаешь, я бы не отпросилась?

— А если бы пропал не Кыш, а я? Ты бы отпросилась?

После этих моих слов у мамы стало такое обиженное и беспомощное лицо, что я пожалел, что сказал их.

— Слушай… Случилось горе. И для тебя, и для меня, и для папы. Друзья сочувствуют нам… Но не может же весь мир бросить сейчас все свои заботы и взяться за поиски Кыша! — сказала мама.

— А я бы, если бы у кого-нибудь в Японии, или в Ташкенте, или в Африке, или в Перловке пропал щенок и ко мне пришла бы телеграмма-молния, — я бы сразу бросил все свои заботы, отпросился у завуча и пошел бы искать этого щенка!

— Лучше давай поспешим! Можешь сегодня не умываться. Позавтракаем на ходу! — сказала мама.

Вдруг кто-то позвонил по телефону. Я замер.

— Да. Доброе утро. Сейчас туда бежим. Спасибо, милая Снежка, мы с Алёшей управимся сами. Спасибо! Он тебе всё расскажет… Передам… — Мама вошла в комнату. — Снежка рвалась идти вместе с нами. Она просила передать, что после уроков весь класс будет искать Кыша и найдёт его.

Мне стало так хорошо оттого, что Снежка — мой друг, настоящий и первый в жизни.

Мы с мамой шли по улице, и вдруг навстречу нам попался завуч… Он шёл неспеша, курил, поглядывал на деревья и чему-то улыбался. И хотя вид у него был не такой страшный, как в школе, у меня мурашки пробежали по спине от страха. Завуч тоже заметил нас с мамой и сразу перестал чему-то улыбаться. Мы поздоровались.

— А что это вы удаляетесь в сторону от школы? — спросил завуч, слегка поклонившись моей маме.

Мама быстро всё ему объяснила.

— Надо искать, Сероглазов! Только не вздумай зареветь! Пёс был очень симпатичный, — сказал завуч.

— Как? Разве вы его знали? — удивилась мама, очень пристально посмотрев на меня.

— Да, я имел честь с ним познакомиться, — сказал завуч, но не выдал меня маме.

— И вот беда, — пожаловалась мама, — мужа ночью вызвали на объект, а мне сегодня решительно невозможно отпроситься. Вы уж извините, что Алёша немного опоздает.

— Травкина! Здравствуйте! Можно вас на минутку? — позвал завуч ту самую девушку Олю, которая проходила мимо нас с другими старшеклассницами. (Оля подошла к нам.) — У меня, Травкина, к вам просьба. У Сероглазова пропал щенок. Полагают, что он продан в институт. Чтобы Сероглазов один не болтался по улицам, будете его провожатой. Поможете в поисках. Его мама спешит на работу.

— Можно, я?

— Я в этом институте всех знаю!

— Разрешите нам тоже! — с завистью загалдели другие девушки.

— Кажется, я принял решение! — строго сказал завуч, и их как ветром сдуло.

Я очень обрадовался неожиданной помощнице Оле, а мама выдала ей денег на разъезды.

— Андрей Иванович! — сказала Оля завучу, приложив руку к груди. — Я всю жизнь буду благодарить вас за сегодняшний счастливый день!

— Это почему же? — подозрительно спросил завуч.

— Сегодня контрольная по геометрии, — сказала Оля.

Мама засмеялась, завуч посмотрел по сторонам, наверно, чтобы заменить Олю кем-нибудь другим, но было поздно. Мы с Олей уже бежали по улице.

В троллейбусе по дороге в институт я рассказал ей, как уснул, надев ошейник, а когда проснулся, Кыш как в воду канул. А оперативник установил, что нашу квартиру забрызгали эфиром. Оля очень пожалела Кыша. Она его хорошо помнила, и он ей нравился больше, чем Гера — собака её приятеля Рудика.

Когда мы приехали, я попросил Олю ни в коем случае не брать меня больше за руку, даже если переходим дорогу. А то как будто я из детского сада. И Оля пообещала.

В институт нас не пустила вахтёрша в зелёной гимнастёрке и с медалью «За отвагу». Она не знала, приносили вчера сюда продавать собаку, похожую на Кыша, или нет.

Мимо нас проходили сотрудники. Они раздевались в гардеробе — снимали пальто, надевали белые халаты и поднимались по лестнице.

И я, и Оля пробовали расспросить четырёх человек про Кыша, но они в ответ смеялись, говорили какую-то ерунду, не пытаясь даже понять, что речь шла о щенке, попавшем в беду.

Тогда Оля подошла к молодому, но лысому человеку в очках и в упор задала ему вопрос.

— Послушайте! В конце концов, вот у вас есть сердце?

Этот человек вздрогнул, приложил руку к груди и сказал, улыбнувшись:

— Фу! Стало легче. На месте… Я вполне мог забыть его дома или в закусочной. Аспирант Пашков к вашим услугам.

— Так вот, узнайте немедленно, не находится ли в вашем… собакариуме щенок Кыш. Вчера его похитили, — потребовала Оля.

Она, как я понял, очень разозлилась за то, что никому до нас не было дела.

— Длинная шерсть… уши тёмные, чёлка на лбу, — сказал я.

— Морда у него похожа на цветок… на хризантему, — добавила Оля.

— Я не знаком с этим цветком, — сказал аспирант Пашков.

— Мне очень жаль вас, — ответила Оля.

— Наука!… Науке я отдал всё!

Аспирант Пашков, извиняясь за то, что всё отдал науке, развёл руками и ушёл, а я спросил у Оли:

— А для тебя что главней — наука или цветы?

— Наука о цветах, — сказала Оля, засмеявшись.

— Разве такая есть?

— Скоро будете её проходить. Ботаникой называется эта прекрасная наука.

— А про собак есть наука — собатаника?

— Есть, только собакология.

— А про кошек?

— Наверно, кошкология. А ещё есть птицеология, рыбология, слонология, червякология и даже шакалогиенология. В общем, зоология. А я её не люблю. Я люблю ботанику.

Несмотря на тоску по Кышу, у меня дух захватило от радости, что имеется столько наук про животных и что можно будет их изучать, когда я стану грамотным.

Мы с Олей ходили по вестибюлю; я думал об этих науках и ещё о том, что среди людей, занятых своими заботами, всегда можно найти человека, который тебе поможет. Нужно только хорошенько поискать…

Когда Пашков пришёл и сказал, что щенок, похожий на Кыша, сидит в клетке и, главное, что его принесли вчера, мне не поверилось.

— И вы его видели? — спросил я.

— Конечно. Уши тёмные, чёлка на лбу. Грустит, — сказал Пашков.

— Так давайте заберём его! Напишите нам пропуск! — крикнул я, не удержавшись.

— Вот тут я ничем не смогу вам помочь. Нужно прийти твоему отцу или маме с документами на щенка. Кроме того, институт заплатил за него деньги. Советую поторопиться.

Я закрыл глаза и прикусил губу. Ведь мы ещё не зарегистрировали Кыша.

Пока я стоял, в ужасе забыв обо всём на свете, Оля о чём-то договорилась с Пашковым.

— Пойдём на работу к отцу! — заторопила она меня. — Адрес знаешь? Не бойся! Докажем, что он твой!

— Желаю успеха. Вам повезло, что сегодня я был с сердцем, — сказал Пашков, и я попросил его последить, чтобы на Кыше не делали опытов, ничего не отрезали и не пришивали и не посылали в космос на долгие годы, потому что Кыш очень глупый щенок.

— На меня он произвёл впечатление умного пса, — сказал Пашков.

На всякий случай я помотал головой и не признался, что Кыш умеет включать и выключать свет и разговаривать.

— Послушайте, аспирант Пашков, вы не спросили, кто его вчера принес? — поинтересовалась Оля.

— Трое парней. Фамилий не знаю. Пока! Я и так опоздал.

— Спасибо! — крикнул я вслед убегавшему по лестнице Пашкову.

До папиной работы мы доехали на такси за пятьдесят четыре копейки.

— Внутрь нас не пустят. Тут собак не трогают, а тут отгадывают тайны Вселенной, — сказал я Оле.

Мы подошли к окошечку бюро пропусков, и я попросил девушку найти моего папу Сероглазова по особо важному делу и чтобы он быстрей бежал вниз.

— Он ещё не вернулся, — немного погодя сказала девушка. — Возьми, мальчик, трубку. С тобой будут говорить.