— На днях я вас возьму в бассейн. Научу плавать. Только спроситесь у пап и мам.

Снежка ушла с Олей. Они ведь жили рядом, а мы с Кышем пошли домой.

Мама открыла нам дверь и присела. Кыш радостно прыгнул ей на руки. Я добродушно заметил:

— Сама прижимаешься к нему лицом, а мне не велишь…

Мама встала, держа Кыша на руках, и спросила:

— Куда делась вторая папина перчатка? Я обыскала всю квартиру. Её нигде нет.

Мне пришлось издалека начать рассказ о том, как я бросил папину перчатку в Рудика. С того момента, как мама оставила меня с Олей, с разрешения завуча.

Кончил я рассказом про встречу с Володькиным, который вёл похитителей Кыша в милицию.

— И правильны были слова Оли! Не вызывай таких типов на дуэль. Не бросай им перчаток. Ведь я сорок минут стояла за ними в очереди, а у папы пальцы отморожены на правой руке. В чём он будет теперь ходить? — спросила мама.

Тут я вынул из кармана перчатку, немного липкую от мороженого, и мама теперь уже обнимала Кыша вместе с папиной перчаткой.

А самого папы ещё не было дома. Пришёл он поздно, когда я собирался лечь спать. Лицо у него было усталое, совсем обросшее бородой, глаза ввалились, но папа весело крикнул маме, мне и Кышу:

— Товарищи! Выяснилось, что я был не прав! Да, да! Не прав! Здравствуй, Кыш! Сегодня у нас с тобой особенно счастливый день!

Папа, умываясь, рассказал мне, как на испытаниях он вовремя понял свою ошибку, признался в ней своим товарищам, и они все, исправляя эту ошибку, валились с ног от усталости, но всё кончилось хорошо. А с папиных плеч сразу упал невыносимый и неприятный груз. И оказалось, что прав был дядя Сергей Сергеев. Но зато папа всё понял, и у него теперь весёлое настроение.

Я всё-таки не мог понять, как это можно быть счастливым и весёлым, если стало ясно, что ты не прав. Но раз папа повеселел, значит, так оно и есть. Наверно, нужно быстрей перестать упрямиться…

Утром мама рассказала, что я стоял, прислонившись к двери ванной, слушал папу, глаза у меня слипались, я сел на пол и уснул. И не слышал, как папа положил меня одетым на диванчик, накрыл одеялом, и я без единого сна проспал всю ночь до утра.

И это было хорошо — после двух таких тяжёлых дней проснуться солнечным осенним утром, погладить Кыша, прогуляться с ним, потом тихо, чтобы не будить уставшего папу, позавтракать, положить в портфель книжки, азбуку и тапочки и пойти в школу.

Перед уходом мы с мамой всё-таки разбудили папу всякими разговорами. Он сонно пробормотал:

— Сын… подойди ко мне!

Я подошёл.

— Дай руку!

Я протянул руку, и папа слабо, потому что он был спросонья, её пожал.

— Ты настоящий мальчишка… Ты мужчина… только научись читать и писать… совершенно…

Тут он снова заснул.

— Ладно. На той неделе обязательно научусь, — пообещал я и понял, что мама рассказала папе про весь вчерашний день.

В школу мы шли со Снежкой и Ветой Павловной. Я догнал их на улице, отозвал Снежку и спросил:

— Ты почему в секрете держала свою маму Вету Павловну? Эх, ты!

— Она вовсе не мама, а двоюродная тетя. А мама с папой на три года уехали в командировку в Африку, — сказала Снежка.

— А почему она тебе даже строже, чем мне, замечания делает? И грозит в другой класс перевести?

— Не знаю сама… Зато она дома добрая.

— А почему тебя в Африку не взяли?

— Потому что не умею переносить жару.

— Я тебе тренировку устрою, — пообещал я. — Зажжём в кухне газ и духовку и будем уроки делать при жаре.

— С газом нельзя баловаться. Нашел игрушку! Хочешь нанюхаться и в больницу попасть? Не вздумай, — сказала Снежка, и мы опять пошли рядом с Ветой Павловной.

До уроков я успел подойти к завучу и сообщить, что Кыша мы выручили благодаря Оле и другим людям.

— В понедельник тебе предстоит разговор с директором, — сказал завуч. — Будешь объяснять, почему ты без спроса срываешь фото с газеты и убегаешь, несмотря на приказ остановиться. Ясно?

— Остановиться я уже никак не мог. Я здорово разогнался, — объяснил я.

— Иди на урок. Будь молодцом, — велел завуч.

На первой же переменке меня обступили ребята из разных классов. Но больше было старшеклассников. Они смотрели на меня сверху вниз, смеялись, но не дразнили.

А редактор радиогазеты Коля, по прозвищу Вокруг, присел передо мной на корточки, поднёс к моему рту матовый, с дырочками микрофон и спросил:

— Сероглазов! Не будете ли вы так любезны ответить на ряд вопросов собственного корреспондента нашего радио?

— Задавайте, — ответил я, решив больше ничего не бояться. — Только быстрей. Мне пить охота.

— Товарищи! Прошу абсолютной тишины! Идет запись! — попросил Вокруг, и все неожиданно притихли. — Сколько вам лет, Сероглазов?

— Восьмой пошёл.

— Занимались ли вы в раннем детстве боксом, самбо, дзюдо, борьбой, стрельбой из огнестрельного оружия или фехтованием?

— Стрелял из «нагана», — сказал я, однако умолчал, что умею плеваться дальше всех в нашем дворе. И мне интересно было смотреть на маленький магнитофон Коли-Вокруг с вертящимися кружочками и мигающей зелёной лампочкой.

— Каковы ваши личные достижения при стрельбе из «нагана»?

— Попал в лампочку на кухне. Резинка к ней прилипла, и она лопнула.

— Прекрасный результат. И вам не было страшно, когда вы вызывали на дуэль Барышкина?

— Сначала было страшно, а потом нет. — «Вот он о чем! — подумал я. — Уже узнали, но бояться мне нечего! А если хотят посмеяться, пусть смеются!»

— А как вёл себя Барышкин после того, как вы ему бросили вызов?

— Я кинул перчатку, и забрызгал его мороженным, и сказал: выходи на дуэль за то, что украл мою любимую собаку! А он покраснел. И всё.

— Покраснел, и всё? А ваш вызов не принял? Повторяю: не принял вызов?

— Нет. Не принял.

— Всё ясно. Сколько у вас было секундантов?

— Один, — сказал я и увидел Снежку.

Она приложила палец к губам.

— Назовите фамилию этого благородного человека!

— Не буду называть.

— Простите, почему?

— Ему попадёт.

— И ещё один вопрос. Из каких источников, письменных или устных, вам стало известно о дуэлях?

— Мне рассказывали, как Пушкина убили на Чёрной речке.

— А про Лермонтова не рассказывали?

— Нет.

— Вы понимали, что результат дуэли мог быть весьма печален… для вас и… конечно, для всех нас?

— Понимал, — сказал я тихо и представил, как всем было бы меня жалко и как Тигра прибивает к моей парте каменную доску, на которой золотыми буквами написано:

— И последний вопрос: кого ещё вы собираетесь вызвать на дуэль в ближайшее время?

— Пока неизвестно.

— Но будете без страха вызывать таких людей, как Барышкин?

— А как же? Буду всю жизнь! — сказал, забыв о том, что результат дуэли может быть печален.

— Сочту за честь, Сероглазов, быть вашим секундантом! Спасибо за интервью! — сказал Вокруг.

— Пожалуйста, — ответил я, с трудом пробился сквозь толпу смеющихся ребят и пошёл пить воду. У меня от этого интервью совсем запершило в горле.

На остальных уроках мы со Снежкой сидели тихо и внимательно слушали объяснения. Мы получили только одно замечание, когда я спросил Снежку, почему у Коли прозвище Вокруг, и она ответила:

— Фамилия Гурков обратно читается Вокруг.

Я подумал, что тяжело, когда двоюродная тетя твоя же классная руководительница. Зря Снежка не пошла в первый «Б». Впрочем, правильно сделала. Ведь тогда мы никогда не стали бы друзьями на всю жизнь! А так стали!…