— Да нет... — не сдавался мистер Фриман. — Это в другой раз было, а тогда...

Лабух не стал слушать, что было тогда и что было в другой раз, и принялся смотреть на причал. Там по-прежнему кучковались водилы-мобилы, видимо, ожидали выгодных клиентов, а может быть, просто не торопились возвращаться в свои тесные гаражи, вечер-то был чудо как хорош! И вообще, думал Лабух, время между домом и дорогой — особое время. Оно как бы вне всего. Одни проблемы позади, а другие еще никак о себе не заявили, так что о них можно не беспокоиться. Он неспешно налил пива и сощурился на край багровой солнечной лысины, исчезающий за горизонтом.

Внезапно раздался хриплый, больной рев мотора, и на причал вылетел, вихляя простреленными задними покрышками, хорошо знакомый пятнистый, весь в ожогах от разрядников, «родстер». Он юзом затормозил рядом с компанией водил-мобил, из него выпрыгнула Дайана. Водилы оживились. Мистер Фриман с Савкиным мгновенно прервали вечер воспоминаний и повернулись к причалу. Дайана что-то сказала, и здоровенный водила помог ей выгрузить на причал громоздкую дорожную сумку. Гневно сверкнув глазами в сторону поперхнувшегося «Жигулевским» Лабуха, Дайана повернулась к водилам. Лабух прислушался. До него долетали только обрывки разговора, но этого было достаточно, чтобы понять, что проблемы все-таки отыскали его, мирно медитирующего Лабуха, Лабуха, который уже почти преуспел в любви ко всему прошлому настоящему и будущему, Лабуха...

«Чтобы отремонтировали, отлакировали, вылизали до блеска, и ни одна сволочь до моего возвращения даже и не думала притронуться к рулю... Где, где, какое мне дело? У себя в Гаражах, конечно... Это ваши проблемы...»

Наступившее было благорастворение испуганно захлопало перепончатыми крылами и тяжело, чертя по речной глади кончиком хвоста, полетело на тот берег, туда, где было поспокойней и ничто не предвещало грозы.

Водилы, а также мобилы ошалело кивали и почтительно, на полном серьезе называли Дайану «мадам». Только и слышалось:

— Да, мадам! Конечно, мадам! Сделаем, мадам!

Да, ребятки, подумал Лабух, вот вам и момент истины. Это вам не с глухарями-автолюбителями отношения выяснять. Это, знаете ли, Дайана!

Разобравшись с таксистами, Дайана решительно двинулась к трапу, и, в сопровождении самоотверженного водилы, тащившего багаж, гордо вступила на борт дарового цеппелина.

«Вот заразы, а я один со своими гитарами мудохался», — подумал Лабух.

Усевшись за стол, серебряная лютнистка небрежно кивнула носильщику, и тот поспешно удалился, не забыв, однако, ехидно подмигнуть Лабуху: мол, все, браток, накрыли тебя, недолго погулял!

— А вот и девочки! — радостно простонал окончательно очнувшийся от воспоминаний мистер Фриман. Истопник с большой буквы, мигом оценив ситуацию, проявил народную смекалку, благоразумно промолчал и налил всем по стакану.

— Заткнись, — бросила Дайана Фриману, — тоже мне, массовик-затейник с научной степенью, есть степень, значит пора остепениться! Все бы тебе «девочки»! Прямо какой-то половой беспризорник, а не филирик.

Мистер Фриман обиженно заморгал, но заткнулся.

Налитый стакан Дайана милостиво приняла, чокнулась с компанией, выпила, сообщив «ну и гадость», после чего соизволила, наконец, повернуться к Лабуху.

— Что, смыться решил? Без меня! А мне что прикажете делать? Говорили мне добрые люди, что ты сволочь, а я, дура, не верила. Теперь вот убедилась!

— Это какие же добрые люди? — поинтересовался Лабух, — Лоуренс, что ли? А может быть, это кто-то из бардов? Это не тот, седой, который тебя за коленки лапал?

— Никто меня не лапал! — вспыхнула Дайана. — Мы просто беседовали.

— Ага, о музыке, о литературе... — Лабух потянулся за очередной бутылкой «Жигулевского», хотя, по правде говоря, пиво уже только что из ушей не текло. — А для доходчивости он хватал тебя за бока. У них, у бардов, завсегда так принято. А еще в поход, наверное, приглашал и про оверкиль рассказывал.

— Дурак! — гордо сказала Дайана и отвернулась.

Впрочем, уходить она явно не собиралась, а напротив, мило улыбнулась мистеру Фриману, который сосал минералку, изображая одновременно личную обиду и глубокое сочувствие оскорбленной даме, впрочем, делал это аккуратно, с оглядкой на Лабуха. Мало ли чего!

Водилы тем временем деловито суетились вокруг «родстера», потом погрузили его в невесть откуда взявшийся трейлер и увезли. Причал опустел. Ветерок-подросток пробежал по нему, закручивая воздух мелкими смерчиками, по-мальчишески пиная кучки мусора, да скоро бросил это занятие и помчался искать что-нибудь поинтересней.

— Ну вот, — с облегчением сказала Дайана, прихлебывая пиво — теперь ты от меня никуда не денешься!

— З-за д-даму сейчас будем платить, или потом? — оживился мистер Фриман, задавив джентльмена внутри себя и растолкав задремавшего было коммерсанта. — Не г-гоже такой д-даме путешествовать, так сказать, з-зайкой!

— Я тебе покажу «зайку», — мгновенно рассвирепела Дайана, — тоже мне, дедушка Мазай какой выискался! А платить за меня не надо, я, между прочим, лицо официальное. Я муниципальный представитель по делам боевых музыкантов!

— Час от часу не легче! — Лабух аж поперхнулся. — Сгинула бы ты куда-нибудь, а, Дайанка? У тебя это так ловко получается. Ну подумай, что здесь делать официальному представителю. Я как услышал, так у меня сразу руки-ноги опустились, не то что еще что-нибудь. Сгинь, прошу тебя! Человек, между прочим, в отпуск собрался. Первый раз в жизни. Вокруг мира на дирипаре. Всю жизнь мечтал!

Мистер Фриман, однако, совершенно не удивился появлению официального лица на дирипаре, видимо, вспомнил былые развеселые времена, только понимающе улыбнулся и сообщил, что для представителя администрации каюта всегда готова.

— Мне не нужна отдельная каюта, — сказала Дайана. — По долгу службы я обязана все время находиться рядом вот с ним. — Она показала на Лабуха. Лабух поежился.

— Присматривать, — понимающе кивнул мистер Фриман. — Ну что же, это мы очень даже хорошо понимаем. За нами тоже всю жизнь присматривали все кому не лень.

Он грустно посмотрел на Лабуха, и лицо филирика опять стало похоже на грустную и мудрую обезьянью морду.

— Слушай, Вельчик, ну возьми меня с собой, а? — Не обращая внимания на мистера Фримана, Дайана взяла Лабуха за руку. — Я согласна играть секунду. Возьмешь?

— В качестве кого? — спросил Лабух. — Официального представителя по делам боевых музыкантов или женщины, согласной играть секунду?

Дайана на мгновение задумалась, потом сказала:

— В качестве боевой подруги, а удостоверение я, если ты настаиваешь, выброшу в реку.

— Уж речку-то хоть не трогайте, самоорганизаторы джагговы! Да и куда я денусь без официального представителя, — вздохнул Лабух. — Без него, наверное, и дирипар не заведется.

Мистер Фриман виновато развел руками, показывая, что да, пока не было никаких официальных представителей — дирипар заводился запросто, с полтыка, а как только они появились — тут уж без них никак.

Лабух помолчал немного, размышляя о том, что не умеет он, Лабух, уходить красиво и вовремя, что вечно ввязывается в какие-нибудь истории, что, может быть, лучше было наплевать на все и двинуть с Йоханом вдоль по Большой Дороге. По крайней мере, никакой официальный представитель, даже такой потрясающе длинноногий, как Дайана, его бы не достал. Потом успокоился немного и ехидно сказал:

— Кстати, Дайана, ты борщ готовить умеешь?

— Вечно ты гадость какую-нибудь скажешь, — засмеялась Дайана, — ну не умею, и что?

— Да ничего, — сказал Лабух, — это я так, старею.

По воде ритмично и гулко шлепали плицы гребных колес. Звук разносился по реке, возвращался шумными отражениями и все-таки успокаивал, так что сразу же захотелось снова уснуть. Дайана так и сделала: что-то сонно пробормотала, потянула на себя одеяло и перевернулась на другой бок. Лабух же проснулся, посидел немного на кровати, покрутил звенящей, пустой головой, и вдруг ясно вспомнил, что ему этой ночью снился сон.