Вышел как-то спор между Наковальней Мечплуговичем и Яромом Живодером-Вырвиглаз. Кричал хмельной Яром, что нет в мире стали крепче хундустанской. Дело было в кабаке, что возле артели кузнечной испокон веков стоял. Хозяин кабака, сам бывший кузнец, пытался утихомирить воеводу пьяного, да только в глаз получил от подручных Ярома. Один Яром в кабак кузнечный никогда бы не пришел. А с ватагой молодцов статных чего же не заявиться да не пошуметь?

Жизнь в Посаде после битвы славной спокойной была. О заслугах Ярома люд посадский забывать стал. Вот и решил Яромушка, бедова головушка, подерзить с кузнецами. Какая муха его тогда укусила, за живое схватила да разума лишила, нам неведомо. Но напился он тогда сильно. И кричал громко. Так громко, что Наковальня не выдержал. Он как раз из баньки шел, ну и заглянул в кабачок. А тут Яром...

Осадил Наковальня охальника одним ударом и дружинников его напугал. А когда пришел Яром в себя, Наковальня зарок ему дал, что создаст сталь не хуже хундустанской. А может, и лучше. Но если Яром не прекратит себя вести, как последняя нечисть, не видать ему стали той. Не доживет. Согласился Яром. На кон поставили по кульку серебра, деньги немалые, и на том разошлись.

Посад пошумел два дня по этому поводу и забыл. Зуб, чтоб Ярома без дела не оставлять (а то, глядишь, еще с кем-нибудь от безделья схватится), да чтоб за дерзость наглую наказать, велел ему собрать всех, кто в кабаке с ним был, и на Песчаное озеро ехать. Разведрейд осуществлять. Задачу Зуб поставил, а разъяснить забыл — супротив кого разведрейд?

О Песчаном озере у Ярома воспоминания плохие были. Он бывал там, с нечистью столкнулся, еле ноги унес. Второй раз пережить подобное у него желания не было. Потому до Песчаного дружинники не добрались. Как только выехали из Посада, сразу налево свернули. Десять ден на сеновале одной вдовушки-ведьмочки отсиживались. За это ей сена накосили, дров нарубили, крышу перекрыли по-новому, да забор повалившийся восстановили. После в Посад воротились гордые. Про задание у них никто не спросил. Так что врать не пришлось. Отмолчались.

А про спор Яром не забыл. Явился в артель кузнецов, спросил у Наковальни — скоро ли сталь будет готова?

— В срок установленный, — отвечал кузнец главный.

Срок был установлен на конец лета. И чем ближе подходило время, тем больше задумывался Наковальня.

В Посаде жизнь кипела. Ждал люд посадский послов иноземных. Все, от мала до велика, в нетерпении пребывали. А Наковальня кузни свои менял на «Пьяного гоблина», после чего опять в пекло спешил. И так каждый день. В ресторации денег спустил больше, чем в заклад ставил. Да только не волновали его траты такие. Заела кузнеца мысль про сталь прочную. Потерял он ко всему интерес, кроме дела родного — дела кузнечного.

Таким и увидел его Лад, в гости к кузнецу заглянув — задумчивым, ни с кем говорить не желавшим.

— На ловца и зверь бежит, — встретил гостя кузнец стаканом бражки. — Только недосуг мне сейчас, Лад, по-пустому болтать. Искал тебя несколько дней. Поговорить хотел. Теперь перегорело всё, словно печь старая.

— Слышал я про беду твою. — Лад пить отказался. Уселся под навесом за стол широкий, ладонями кузнецов до блеска отполированный. — Если могу чем помочь, говори.

— Хитришь, Лад. Нехорошо так с друзьями старыми поступать. Не за тем ты пришел, чтоб делу моему подсобить. Собственная нужда привела.

— Правда твоя... Только дело мое и тебе помочь сможет. Ведь спор Яром выиграл, о том весь Посад говорит.

Наковальня рукой махнул.

— Серебра не жаль. А вот сталь хорошую давно бы пора Посаду собственную иметь. Ладно, чего уж там, дело это мое, тебе о нем думать незачем. Говори про свои дела.

— Решили мы снова в поход дальний идти.

— Кто это «мы»?

— Я, Донд и еще кое-кто.

— Этот «кое-кто» не гигантский ли комок шерсти? — ухмыльнулся Наковальня.

— Он самый. Сэр Тумак.

— Веселая компания... А что за нужда вас из Посада гонит? И далеко ли собрались?

— Далеко. В страны заморские, где дома крышами небо трогают. А нужда, она всегда одна — спокойствие Посада торгового.

— Незачем так далеко ходить. Дела заморские сами в Посад идут. Обождать вам следует. Вот встретив послов иноземных, а после и про поход ваш решим.

Целых десять дней пребывали послы иноземные, совет старейшин встречал их достойно — хлебом-солью. Послы важные улыбались всему и дивились жизни посадской.

Старый Зуб устроил аудиенцию каждому послу. Седобород и Комер-сан при сем присутствовали и внимательно следили за каждым. После выводы спешили делать — этот посол неважный, пришел, чтоб себя показать, не более. А на что нам павлины такие? А этот толковый будет посол. Прибыл с подарками дорогими и грамоты государственные не забыл показать.

Каждому посольству своя изба была дана. Зуб от гордости и тщеславия как индюк надулся. Велел устроить перед гостями смотр дружины посадской. (О том Седобород посоветовал. Пускай, мол, послы сперва силу военную увидят, а после и по ярмаркам поводить можно.) Дружина статью смотрелась, доспехами блестела, оружием бряцала, на конях гарцевала. Яром Живодер-Вырвиглаз, за глаза Бородавка, дружиной командовал, глазами сверкал, девок посадских в смех приводил. Указывая на него, Зуб послам говорил:

— Раньше-то, значит, дружину для забавы держали. А после победы славной оценили по заслугам силу оружия посадского. Вот совсем недавно вернулась дружина с Песчаного озера, где нечисть обосновалась. Ни одного человека не потеряли. А трофеев десять возов в Посад пригнали.

Брехал Зуб нагло, опять-таки по совету Седоборода.

После в «Пьяном гоблине» ужин светский прошел. Собрались все знатные купцы посадские и послы иноземные. Разговоры приветственные на деловой лад перешли. Купец посадский — мужик хваткий. Чего зря словами играть, когда можно о деле говорить. Послы головами качали — сноровка торговая у посадских в крови. Прошло еще десять дней. Тут-то Седобород и попросил Лада позвать к нему в гости вечерком М. Уолта, Донда, Наковальню, Ярома и гоблина.

— Пусть жена твоя тоже придет, — сказал старик Ладу, когда тот уже за порог ступил.

В тот же вечер собрались все званные в избе Седоборода. Отказать старику никто не посмел. Знали, по-пустому Седобород звать не станет. В избе встретили их Зуб, Комер-сан и сам хозяин, Седобород мудрый. Ворон говорящий на окошке сидел, перья чистил и иногда смотрел на Седоборода глазом черным. А когда и каркал мрачно, от чего все вздрагивали. Уселись все по лавкам. Гоблин, с бочонком пришедший, тут жe пиво всем предложил. Седобород возле жаровни встал, кинул в угли траву пахучую, произнес заклинание против ушей лишних и речь странную повел.

— Гости в Посад из земель дальних пришли. Посад всех приветил, уважение оказал. Послы тем же ответили. Из земли итайской от Стена Великого люди известия добрые принесли. Слобода итайская в Посаде многолюдна, торговля их много в казну посадскую дает. Да и сами итайцы выгоду большую имеют. Благодарит купец известный Посад за отношение доброе к своим землякам. Хундустанцам тоже жаловаться не приходится. Они у себя людей Песков приняли. Те от Девы Песков грамоты торговые Зубу вручили. Хочет мать всей нечисти, чтоб и дальше отношения хорошие меж нами оставались. То и нашим чаяниям отвечает. А вот из стран Союза Приозерского — из Бовуссии и Франзонии, вести тревожные. Не многие там супротив монополистов голос подать могут. Мелкие купчишки разоряются. Многие в Посад желают перебраться. Посаду то на руку. Купцов смекалистых завсегда принять готовы.

— О том весь Посад знает, — перебил старика Яром. — Чего нам опять всё это выслушивать? А от Девы Песков зря грамоты приняли, так думаю. Она, погань песчаная, нас чуть в барханах ужасных не сгноила. А мы ей теперь дань уважения платим!

Зыркнул Седобород на Ярома, у того язык и отнялся. Мычит, бедолага, что-то, а что — понять никто не может.