— Отличный подарок, — бодро сказал мусье Александр.
Хулиган Витя надулся, нос у него сморщился.
— А где она проживать будет? У нас тут океана нету… — Хулиган Витя безнадежно оглядел окрестность.
— Действительно, — усмехнулась Наташа. — Представьте себе! Это единственное, чего не хватает нашим Горбам, — прекрасного Тихого океана.
Хулиган Витя не разобрал иронии. Он посмотрел на студентку Наташу с любовью.
— Ага. Ей нужно в теплой воде жить. — Витя уставился в землю. — И чтобы волна была. Ей без волны невозможно.
Моряк Бобров тоже в землю смотрел — наверно, переживал свою непростительную ошибку.
«А на меня он не смотрит, — подумала Наташа. Она снова и очень остро почувствовала обиду. — Подумаешь, моряком стал! Какой-то матросишка. Еще задается…»
— Что же делать? — спросил Бобров.
— А обратно ее увезти. Пусть в море живет. У нее там товарищи.
— Нынче я в море уже не пойду, — уныло сказал Бобров. — Я с осени тоже пойду учиться. На капитана, в Высшее морское инженерное училище имени адмирала Макарова.
— А она тут помрет! — Хулиган Витя взял и заплакал. Гуси прижались к нему с четырех сторон. И Наташа увидела, что глаза у хулигана Вити совсем голубые. А черными они были, когда Витя по сторонам смотрел с любопытством, отчего зрачки его расширялись.
— Пожалуйста, я ее увезу, — сказал мусье Александр. — Выпущу ее в Атлантический океан. Там она сама дорогу найдет. Вы знаете, черепахи поразительно быстро плавают.
Гуси сдержанно загоготали. Хулиган Витя вытер нос о собственное тощее плечо. Бобров улыбнулся.
«А мне ничего не привез, — с внезапной тоской подумала студентка Наташа. — Подумаешь, капитаном будет!.. — И тут же снова подумала: — А я кем буду?..» И, расстроившись окончательно, Наташа попятилась в кусты давно отцветшей сирени, а когда сирень скрыла ее — ушла.
Кот Василий вскарабкался на березу, на самый верх, где очень тонкие ветви. Ветер его качал. А он смотрел вдаль, как ему казалось, туда, где должна сейчас проживать его серебристо-бежевая любовь. В воображении кота Василия она рисовалась окруженной столичными великолепными и непременно вежливыми котами. Кот Василий был толщ и рван, но, невзирая на это, умел уважать благородство. В его воображении столичные коты выглядели благородными, как обнимающиеся спортсмены разных стран и народов. Они угощали ее шампанским и шашлыками. Спрашивали, откуда она приехала такая. И она отвечала: «Я из Горбов». — «Ах, — говорили они. — Горбы! Чудесное место. Можно сказать — бриллиант». И спрашивали: «У вас там родители?» И она отвечала: «Нет. У меня там остался друг — кот Василий, благородный и великодушный, одним словом — рыцарь».
— Это я, — сказал кот Василий, вытер лапой отмокревшие от такого видения глаза и, стеная, полез еще выше.
Глянув вниз, он увидел, как из дома, разговаривая, вышли Мария Степановна Ситникова и Яков Ильич Шарапов.
— Мария Степановна, — говорил Яков Ильич. — Эту Середку мы могли бы заасфальтировать на средства двух наших предприятий. Я думаю, и колхоз бы помог, и крупяной завод.
— Предложение ваше дельное, Яков Ильич, — нежно и застенчиво согласилась Мария Степановна. — Нужно его обговорить в райкоме.
Яков Ильич взял ее под руку, и они пошли берегом к мосту.
Кот Василий еще долго слышал, как Яков Ильич рассказывает Марии Степановне о войне, и долгом своем одиночестве, и о дочке своей Наташе, которая выросла и не хочет понять отца.
— Чему быть — того не миновать! — заорал кот Василий тоскливо и принялся разглядывать происходящую на земле жизнь.
Он увидел, как мужчины возле ларька пьют пиво. Как женщины с эмалированными тазами под мышкой ведут детей в баню. А возле клуба собираются парни и девушки. Увидел кот Василий Наташу — она одиноко шагала в гору. Увидел, как хулиган Витя — Консервная банка со своими гусями и моряк Бобров провожают мусье Александра в Париж. Услышал, как мусье Александр сказал на прощание, укладывая морскую черепаху в большой заграничный портфель:
— Не беспокойтесь. И передайте Наташе мои самые лучшие пожелания. Ах, Горбы! — сказал он. — Ах, Горбы!
Кот Василий даже услышал мысли мусье Александра, те, которые тот постеснялся высказать вслух. Мол, пусть я родился в Париже, но моя родина здесь, где чтут моих предков.
Мусье Александр пожал руку моряку Боброву, поцеловал хулигана Витю, подмигнул всем четырем гусям сразу и укатил в Париж, увозя с собой черепаху, чтобы выпустить ее в океан.
Кот Василий видел, как моряк Бобров передал что-то хулигану Вите и Витя, окруженный своими воинственными гусями, куда-то скрылся. А моряк Бобров стал на мосту. Одну за другой он бросал в воду спички и глядел, как они уплывают. Еще увидел кот Василий с верхушки березы кошку Матрену. Она пыталась ловить мышей.
— Ага, — сказал кот. — Делом наконец занялась.
Кошка Матрена все промахивалась, и кот Василий спустился, чтобы показать ей приемы. Он промчался по мосту мимо грустного Боброва. Проскочил мимо мужчин, пьющих пиво. Мимо женщин, которые вели детей в баню. И увидел Матрену. Она шла навстречу, кокетничая с котом Семеном, которого кот Василий неоднократно бивал. Шла и обещающе говорила:
— Дорогой Семен, не обращайте внимания на этого бродягу и сквернослова кота Василия. Он, конечно, будет вам угрожать. Но вы не бойтесь. Кот Василий уже конченый гражданин. Он помешался. С него взятки гладки. А я, дорогой Семен, ненавижу мышей.
Кот Василий хотел оттузить кота Семена, но вовремя разгадал коварный замысел кошки Матрены, построенный на возбуждении в нем ревности, а следовательно — на забвении его серебристо-бежевой мечты. Разгадал и крикнул победно:
— Ненавижу сметану!
Кошка Матрена поглядела на него долгим закатным взглядом.
— Вы ненавидите сметану лишь только потому, что никогда не пробовали замечательных молочных продуктов нашего родного горбовского молокозавода, — сказала она безнадежно и вежливо.
— Да, да… Нашего родного, — трусливо подмазал кот Семен.
— А пошли вы!.. — проворчал кот Василий и скачками помчался на берег реки к экскурсантам и рыбакам-спортсменам в надежде стянуть у них кусок шашлыка.
На мосту с одной стороны стояли Яков Ильич Шарапов и Мария Степановна Ситникова. Касаясь друг друга плечами, они смотрели в быстро текущую воду. На другой стороне грустный моряк Бобров бросал в воду спички.
В легенде говорится о девушке, которая собирала бруснику в лесу. Увидала девушка вражье войско, подвигающееся к Горбам. Взбежала на самую высокую гору и закричала жителям, чтобы готовили оборону. Но они ее не услышали. Тогда, чтобы не достаться врагу, прыгнула девушка вниз с крутого обрыва. Ветер с реки подхватил ее, и она полетела. Она летела до тех пор, пока жители не услыхали ее крик. А когда услыхали — она упала. Говорят, упала она в том самом месте, где стоит сейчас деревянная церковь. Как известно, древние русские люди ни статуй, ни обелисков в памятных местах не ставили, зато возводили либо церковь, либо часовню, поскольку были они все, как один, по натуре строителями.
Ныне на Девушкину гору ходят влюбленные — смотрят вниз на поселок, выбирают место для будущего своего жилья.
На горе стояла скамейка. Она стояла на самом обрыве, над той каменистой частью реки, где Бдёха становилась шумной и беспокойной. За поселком простирались леса. Ближние — яркие даже вечером. Те, что подальше, как бы в пожаре, — затянутые сизым дымом. Самые дальние — совсем синие. Озера блестели, словно сквозные дыры в земле. Бежали к озерам ручьи и речушки. Поселок, хоть и стоял на горках, косогорах и прочих холмах, был украшен деревьями и хорошо различимыми сверху цветами. Глядя с Девушкиной горы на свою родину, Наташа реально поверила в ее будущую прекрасную судьбу с белыми домами и дирижером во фраке.