Ее чуть слышно произнесенная молящая просьба вернула его к действительности. Он должен прекратить целовать ее. Обязан. Обязан, черт возьми! И он, наконец, с трудом вспомнил, где, собственно говоря, они находятся.

На пороге ее дома. Черт!

Господь всемогущий! Де Роуэн попытался отодвинуть Кэтрин от себя, но он прижал ее к проклятущей входной двери. И вдобавок она продолжала его целовать.

– Кэтрин, – хрипло выдохнул он в ее приоткрытые губы, – все, хватит!

Руки Кэтрин соскользнули с его плеч, и он наконец смог шагнуть назад. Они стояли в темноте и вглядывались друг в друга, судорожно и прерывисто дыша. От Кэтрин исходила женская обволакивающая томность, делавшая ее еще более желанной. Макс чувствовал себя сейчас как неоперившийся юнец только что попытавшийся поиметь свою первую молодку из таверны. Он ощущал, как горит его раскрасневшееся лицо, и торопливо спустился по ступенькам на тротуар, принявшись шарить в поисках ее ключа.

Наконец он его отыскал и протянул ей.

– Кэтрин, – выдохнул он в темноту, – Кэтрин, это был не я. Я совсем не такой, поверьте.

Она протянула руку и переплела свои пальцы с его.

– И это тоже не я, – еле слышно ответила она. – Господи, я совсем не такая. Но может быть – всего лишь может быть! – вдруг все же это мы, Макс? Вместе?

Она тут же почувствовала, что он ее не слушает. С силой вложив ключ ей в руку, он повернулся к ней спиной и начал спускаться по ступенькам.

– Идите в дом, Кэтрин, – бросил он ей через плечо.

– Макс, подождите! – воскликнула она, и он мгновенно обернулся на ее оклик. – Вам нужно уходить?

Он не ответил, и тогда она попробовала еще раз.

– Макс, те слова, что вы говорили по-итальянски ... что они означают? О чем они?

Она смотрела на его неподвижный силуэт, с трудом различимый почти в полной темноте, и ждала. Он молчал, и слышалось одно лишь его тяжелое дыхание. Наконец он вздохнул:

– Это старинная поговорка. Вроде как присловье или предостережение, что-то вроде «да накажет Господь возгордившегося». Все остальное – так, глупость. А теперь заходите в дом, Кэтрин. На улицах небезопасно. И покрепче заприте дверь.

И он растворился в чернильной ночной тьме.

Последнее, что Кэтрин сумела рассмотреть, – разлетевшиеся полы его длинного плаща.

– К чертовой матери! – прошипела сквозь зубы Кэтрин и упрямо скрестила руки на груди. Уловка с исчезновением в самый неподходящий момент, похоже, начала входить у него в раздражающую ее привычку. Какое-то время она вслушивалась в звуки его решительно удаляющихся шагов, но очень быстро – слишком быстро! – эхо затихло среди домов, стоявших вдоль улицы.

Кэтрин горько улыбнулась в темноте. Ночь и правда становилась холодной. Она с сожалением в душе вставила ключ в замочную скважину, открыла дверь и, не входя, громко ее захлопнула. И услышала, как из темноты донесся звук удаляющихся, теперь уже знакомых шагов. Сердце Кэтрин радостно забилось.

Да! Да! Каким бы невоспитанным и грубым он временами ни казался, Максимилиан де Роуэн – настоящий джентльмен. Истинный джентльмен никогда не оставит леди стоять одну на пороге ее дома, как бы глубоко ни постигло его разочарование. Кэтрин как дурочка, так и простояла в темноте и холоде до тех пор, пока его шаги окончательно не смолкли.

На следующее утро Максу удалось совершить немыслимое. Он проспал и проснулся от муторного сна в омерзительном расположении духа, ненавидя себя за свою вчерашнюю возмутительную распущенность. О чем и, главное, каким местом он только думал! Черт возьми, он опять поцеловал Кэтрин на пороге ее собственного дома, да в добавок еще терся о нее, как о самую последнюю портовую шлюху, готовую отдаться в любом укромном месте. Мало того, когда она стала настаивать, что он не несет за нее никакой ответственности, господин де Роуэн позволил себе с пеной у рта доказывать обратное. Он договорился до того, что утверждал, будто у их взаимоотношений есть будущее. Он что, впал в совершеннейшее безумие?

Кто спорит, он желал лечь с ней – и желал немыслимо сильно. И она хотела того же, судя по хорошо знакомым ему приметам – смягчившемуся взгляду, тихому полушепоту... Точно таким образом ему сотни раз предлагалось вкусить женских прелестей. Весьма часто он с готовностью соглашался, когда не испытывал никаких обязательств. Теперь же у него почему-то сложилась такая уверенность, что если он ляжет с этой женщиной, то с определенными оговорками.

Покинув Кэтрин на пороге в темноте, Макс отказался от такой роскоши, как кэб, и с упрямой решительностью отмахал пешком более трех миль по пустынным ночным улицам, насквозь продуваемым ледяным ветром, в безуспешной попытке изгнать овладевших им демонов. Однако долгая прогулка никоим образом не облегчила переполнявшее его душу тягостное беспокойство. Чуть ли не всю ночь он промучился от пробудившейся и никак не желавшей утихомириться плоти. В конце концов, он забылся тревожным сном, но наутро она вновь приветствовала его во всей своей красе, играючи приподняв шатром два шерстяных одеяла и покрывало, как будто он был накрыт всего парой атласных простыней.

Огромным напряжением воли он отбросил всякую мысль о прошедшей ночи и поспешно умылся и оделся. И тут в дверь раздался безошибочно узнаваемый стук его домовладелицы. Он даже не успел вытереть после бритья свою опасную бритву. Черт, он даже забыл ей сегодня отдать плату за жилье. Макс, стоя перед зеркалом и торопливо запихивая низ рубашки в бриджи, бросил взгляд на свое отражение. Вид у него еще тот – осунувшаяся физиономия, синяки под глазами ... Поразительно, как только английский светский люд умудряется еженощно предаваться веселью и поутру выглядеть свежим как огурчик! Впрочем, им не приходится еще себе и на жизнь зарабатывать.

Сам он тоже, мягко говоря, не зарабатывал себе на жизнь, неохотно признался Макс, направляясь к дверям и на ходу надевая жилет. Да, он тоже мог дни напролет совершенно безнаказанно бить баклуши, напиваться в свое удовольствие и растрачивать себя по пустякам, чтобы раньше срока благополучно сойти в могилу, задолго до того, как денежные сундуки его семейства опустели бы до самого дна. Он взялся за медную ручку, но, прежде чем ее повернуть, пару секунд отрешенно посмотрел на обветренную темную кожу своей руки, спокойно признав, что спасли его от искушения те бесчисленные промозглые и безрадостные ночи, что он провел на берегах реки, исполняя свой долг.

В дверь вновь постучали, уже с явным нетерпением, и Макс вернулся к действительности. Он рывком распахнул дверь и с изумлением услышал радостное гавканье Люцифера, которое неслось из коридора.

– Доброе утро, мистер де Роуэн, – сухо приветствовала его чуть ворчливым шепотом миссис Фрайер. – Кажется, к вам пожаловали гости.

Добрая леди славилась своей нелюбовью к ранним посетителям, что сейчас уже не играло никакой роли. Персона, что стояла в коридоре у нее за спиной, относилась к тем, кому не отказывают. Синьора Кастелли нетерпеливо несколько раз стукнула тростью орехового дерева об пол.

– Добрый день! – громогласно поздоровалась она, величественно проталкиваясь мимо миссис Фрайер. Бесхитростный Люцифер просто пролез между двух достойных леди и направился прямо в прихожую. София обратила рассерженный взгляд на пса.

– Нетерпеливое животное! Тихо! Сидеть!

Люцифер в ответ оглушительно залаял и, громко стуча когтями, запрыгал вокруг Макса.

– Ба! – покачала головой старуха, шутливо грозя тростью лоснящейся черной собачьей морде. – Негодник, он даже и не слушает! Совсем тебя избаловали!

Де Роуэн, с удовольствием потрепав Люцифера, выпрямился и поцеловал свою бабушку в пергаментную щеку.

– Здравствуй, бабушка! Какая приятная неожиданность! О! И Мария с тобой! Здравствуй.