– Двигайся со мной, Кэтрин, – шепнул он и, приподняв ее, перевернулся на спину. – Любимая, опускайся на меня.

Кэтрин приподнялась, ее темно-каштановые длинные волосы взметнулись над грудями, и она, опустившись, оседлала Макса.

– О-о-о! – невольно воскликнула она и уперлась руками в его грудь, чтобы удержать равновесие.

Макс подсунул руки под соблазнительные полушария и приподнял Кэтрин. Она вновь вскрикнула, но на этот раз от удовольствия. А потом встала на колени и заскользила вдоль него с трепетной плавностью, от которой Макс готов был сойти с ума. В неярком мигающем свете лампы кожа ее, казалось, обрела теплый светло-персиковый цвет. Его земная богиня. Великий Боже, как же он желал ее! Не сдерживая себя, он с силой вонзался в истекающее любовным соком лоно Кэтрин.

Мгновенно мир вокруг исчез, оставив каждому из них свою собственную страсть. Кэтрин прерывисто всхлипнула, потом всхлипнула снова, когда в очередной раз приняла дрожащую от напряжения мужскую плоть Макса, проскользнув вдоль нее до самого ее конца и выведя Макса за грань рассудка. Он уже не мучился сомнениями; пусть его любовь изольется вся целиком в сосуд, готовый и жаждущий ее принять. И Макс почувствовал, что еще совсем немного – и он взорвется наслаждением; он упивался каждым новым соитием, которое окатывало его блаженством, как от любящего удара жарким сладострастным хлыстом.

Наконец Кэтрин упала на Макса и замерла, обессиленная. Они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях, не в силах успокоить дыхание. Вскоре язычок пламени в лампе часто-часто замигал и потух, оставив их в полной темноте. Вдалеке, где-то в небе над Лондоном, пророкотал гром. Кэтрин даже не шевельнулась.

– Боже мой, Макс, – медленно прошептала она и поцеловала его в щеку, – мой любимый. У нас теперь большие неприятности. Кажется, одним разом нам явно не обойтись.

Максу не хотелось выходить из уютной глубины ее тела, и он лежал, ласково обнимая Кэтрин, пока, наконец, не услышал, как ее ровное дыхание перешло в тихое уютное посапывание. Кэтрин уснула. Отчего-то к нему дремота никак не приходила. Большие неприятности? Вот так. Фраза не очень подходила для того, чтобы описать, в какие неприятности он сейчас угодил. Тело жажду любви утолило и пребывало в расслабленном успокоении, зато в голове у него царила полнейшая неразбериха. Макс покрепче обнял Кэтрин и привлек ее к себе, зная с убийственной уверенностью, что сегодня жизнь его изменилась навсегда.

Кэтрин проснулась довольно поздно и, слегка приподняв голову, сонным взглядом посмотрела на лежавшего рядом Макса. Встретившись с ней взглядом, Макс заулыбался и, держа ее в объятиях, перекатился на бок. Она, проснувшаяся только наполовину, слабо улыбнулась ему в ответ, отчего лицо ее с чуть приподнявшимися уголками рта и слегка сощурившимися глазами стало еще прелестнее. Макс поймал себя на мысли, что лелеет надежду, что в эту ночь они сумели зачать его ребенка. Сердце у него вдруг перестало помещаться в груди.

Что за безумие его охватило? Господи, он не должен так думать! Он окончательно проснулся, и на ум ему вдруг пришло старое, еще со школьных лет, наставление: «Тот, кто обретает жену и детей, становится заложником судьбы». Очень многозначительная и умная фраза, вот только чья? Вергилий? Нет, Бэкон.

В голове у него все звучал отупляющий скрип мела, которым писал на грифельной доске герр Ягер. Его старый гувернер был большим любителем философских споров, когда размышляли о том, что брак – помеха на пути тех, кто встает на борьбу за самые животрепещущие дела общества. Только вот в случае с его отцом брак стал не помехой, а гораздо хуже – трагедией. Макс не понаслышке знал, насколько прав герр Ягер с его излюбленной теорией. Человек, который посвятил себя великому и – опасному! – благому делу, никогда не может позволить себе роскошь завести жену и семью. Считать иначе и глупо, и опасно.

Прикосновение горячей ладошки Кэтрин вернуло его к действительности и наполнило до сладкой боли пронзительной нежностью. Молодая женщина провела рукой по его щеке, убрала с лица нависшие волосы и тихонько рассмеялась.

– Макс, у тебя волосы будто встали от страха дыбом! – тихонько проговорила она, окидывая его живым взглядом. – Неужели ты в такой дождь шел пешком от самой Веллклоуз-сквер?

– Да, – хмуро кивнул Макс.

– A-a, – качнула головой Кэтрин, – я так и думала.

Она поцеловала его подбородок и прижалась головой к его плечу.

– Надеюсь, твоя бабушка здорова?

– У моей бабушки не все в порядке с головой, – пробормотал он, трогая губами пряди ее волос. – Но чувствует она себя вполне сносно. А как себя чувствуешь ты?

На его вопрос Кэтрин не ответила, а просто сладко зевнула и с видимым удовольствием томно потянулась всем своим нагим телом.

– Знаешь, Макс, – мечтательно проговорила она, – если забыть твое отвратительное поведение тогда, я по тебе ужасно скучала.

В словах ее не содержалось и намека на злорадство. Такого доброго отношения к себе он едва ли заслужил.

– Я малоприятный тип, верно? – пробурчал он, рассеянно перебирая пальцами каштановые прядки. – Честное слово, Кэтрин, я не могу себе представить, что такого, ты во мне нашла.

Она хитро усмехнулась и, приподнявшись на локте, посмотрела на него.

– О, полагаю, порядочность и уважение еще никто не отменял? – заметила она. – Тогда плюс еще трудолюбие. А еще ты больше заботишься о других, чем о самом себе. Все сказанное, конечно, навязло в зубах, Макс, но такие черты характера остаются весьма подкупающими.

– Избавь меня от необходимости краснеть, Кэтрин! – сухо сказал он.

– Нет, Макс, ради Бога, краснеть еще не время! – живо проговорила она. – Я же еще не перечислила твои дурные черты.

– Будь любезна, и поскорее. Неизвестность всегда меня страшит.

– Конечно, конечно, – жизнерадостно заверила она, – ты упрямый как осел, безапелляционный, и спорить с тобой невозможно, ужасающе самоуверенный. Ты всегда знаешь, что кому нужно, всегда спешишь это сообщить, даже если тебя не просят, а твой гардероб частенько· выглядит безнадежно устаревшим.

– Все?

– На данный момент вполне достаточно.

Она опустила голову, прижалась ухом к его груди и продолжала более деловитым тоном:

– Теперь скажи мне, что ты собираешься делать. Поговори со мной, Макс. Я люблю слушать, потому что, когда ты говоришь, у тебя в груди что-то тихонько гудит.

Макс пришел в сильное замешательство.

– Я не могу рассказать тебе ничего интересного.

– Просто замечательно! – вздохнула она. – Ну ладно, давай, рассказывай! Что нового об убийстве Джулии? Ты уже определил круг подозреваемых?

Опять о его работе! Такое впечатление, что ее ничего, кроме его работы, не интересует. Ему захотелось узнать, откуда такой интерес. Но Кэтрин он мог доверять.

– Подозреваемых больше, чем нужно, – пробурчал он и потянулся, чтобы поправить соскользнувший ей на лоб завиток.

Как будто прочтя его мысли, Кэтрин улеглась на живот, уперлась локтями в кровать и подперла подбородок кулачками, так что он мог беспрепятственно любоваться ее живым личиком. Вдобавок ему стали видны нежные округлости ее ягодиц, и в таком положении он был не прочь, чтобы беседа их не прерывалась.

– А как поживают твои друзья, мистер Сиск и мистер Кембл?

– Что? Прости, прослушал. – Макс с трудом оторвал взгляд от ее соблазнительного тела.

Кэтрин скрестила ноги и пристально посмотрела на него.

– Я про констебля Сиска и мистера Кембла, – повторила она. – Разве они не могут помочь тебе сократить столь обременительный список?

Макс уже хотел прекратить разговор о его работе, но, к собственному ужасу, понял, что не прочь поделиться с ней кое-какими соображениями. Ему так хотелось предаться здесь отдыху, поваляться на ее кровати и, пропуская между пальцами длинные пряди ее чудных волос, от души выговориться обо всех своих беспокойствах и сомнениях, тем более что Сесилия уже втянула Кэтрин в его дело.