— Понятно… — Тихон вполуха слушал доклад Гулливера, но на разговор не отвлекался, пока не достиг нужного места и не закрепился. — Комфорт и уют… Прямо не звездолет, а парусная яхта… Аж в носу засвербело, так захотелось очутиться там, где небо голубое, вода — лазурная, а берег лишь угадывается вдали туманной полосой. Яркое солнце сетит, и дышать можно полной грудью. Причем, не таблицей Менделеева, закачанной в баллоны, а чистым воздухом. Насыщенным ароматами трав и цветов.

— Ух, ты! — восторженно воскликнула Аня. — Да ты поэт, Тишка! Как красиво сказал. Гораздо лучше, чем россыпи звезд на многие парсеки вокруг. Я прямо представила себя сидящей на берегу озера, ноги в воде, вокруг цветы благоухают, а за спиной — шумят деревья. Причем, не голограммы, а живые. И птицы поют… Разные. И тоже, не закольцованная фонограмма, а самые настоящие. Вот бы нам в такое место попасть, правда?

— Правда… — Тихон включил лазерный резак и, глядя на безмолвное сияние плазмы, кажущееся не сгустком раскаленного пламени, а ледяным клинком, чтобы прогнать наваждение столь явно увиденной картинки персонального Эдема, напомнил шутливо: — Как там моя яичница? Не подгорела? 

И снова Тихон буквально почувствовал, как ему в затылок уперся чужой взгляд. Но не злой, а как бы оценивающий. 

— Да ну тебя… — фыркнула девушка и отключила связь.

— Готово. Гулливер, доложи о изменениях.

— Увеличение потока информации на пятнадцать процентов. Точность анализа возросла до восьмидесяти одного процента.

— Идеалу предела нет. Сейчас, посмотрю, почему аварийный сломался…

Увы, собственно, это все что фон Виден мог сделать. Шлюз намертво заблокировали такие же точно наплывы брони как те, что закупорили датчики, растаявшей под неизвестным воздействием. Как будто это не самые прочный, из известных людям, сплав, а мягкий воск.

Воздуха оставалось на девять минут, плюс пятиминутный аварийный резерв. Если возвращаться ногами — никак не успеть. Тем же способом что и сюда — тоже рискованно. Времени на незапланированный свободный полет нет. И Тихон сделал то, что категорически запрещено во всех инструкциях, включил лебедку страховочного линя. Механизм тихонечко заурчал, выбирая слабину, звук передавался по самому линю, как по струне, и потащил человека к главному шлюзу.

Летя над яхтой, как воздушный шарик на ниточке, парень только успел подумать, почему лебедку не положено использовать, как та захрипела и выключилась, тогда как сам он продолжал двигаться дальше.

— И это все? — Тихон недоуменно хмыкнул. — Подумаешь… Я теперь и так долечу. Перебирая руками. Все равно быстрее чем пешком.

Но не успел он проплыть и десяти метров, как лебедка снова включилась, стремительно выбирая образовавшуюся слабину. Как такое соотносится с теорией вероятности просчитать трудно, а вот согласно закону подлости — случается сплошь и рядом, причем в самое неожиданное время. Свисающий линь ухитрился сделать петлю и захлестнуть правую руку, которой Тихон в это время как раз подтягивался. Неожиданно сильным рывком парня развернуло спиной к корпусу и так потащило к шлюзу. 

Тихон забарахтался, пытаясь развернуться лицом вниз, но лебедка, словно наверстывая упущенное, увеличила обороты и, парню не оставалось ничего иного, а только ждать, пока не долетит до шлюза. Когда фотоэлементы засекут его, должна сработать автоматика и отключить механизм экстренной буксировки.

Но, если что-то ломается, то согласно тем же законам Мерфи, то ломается до конца. Линь уже закончился, рукав скафандра соприкоснулся с корпусом лебедки, а редуктор продолжал скрипеть шестеренками, пытаясь сделать очередной оборот. Пока что скафандр успешно противостоял натяжению троса, но как долго это будет продолжаться? Когда ткань уступит и линь вопьется в тело человека, предсказать не взялся бы даже ИскИн. А Тихону такое гадание и вовсе не улыбалось.

Первым делом парень потянулся за стропорезом, но нож крепился на правой стороне бедра и левой рукой достать его не получалось. Тогда Тихон попытался извернутся так, чтобы тело приблизилось к правой руке, но лебедка притянула руку настолько плотно, что кисть оказалась развернутой ладонью наружу. Оставалось одно — позвать на помощь. И Тихон сделал бы это, потому что несчастны случай может произойти с каждым и стыдится тут нечего, но его взгляд упал на датчик запасов воздуха, и парень понял что Аня попросту не успеет одеться и выйти раньше, чем он задохнется.

Тогда фон Виден проделал то, что ему и в голову не могло прийти в нормальных условиях. Парень вынул из крепления на спине лазерный резак, переключил на минимальную мощность и импульсное действие, потом выставил перед собой и нажал кнопку активации.

Резак заслонял рабочую зону — поэтому резать приходилось наобум. Так что попадет он лучом по тросу, корпусу лебедки или руке — зависело только от везения. И на этот раз оно оказалось на стороне человека. Давление на рукав ослабло, и Тихон едва успел схватиться за скобу у люка, чтобы не отлететь от звездолета из-за не скомпенсированного рывка. Вот это уже было бы совсем некстати. Без запаса воздуха и страховки…

— Гулливер! Открывай шлюз!

От избытка эмоций голос сорвался на крик. Хорошо что Аня отключилась, а то опять начала бы волноваться.

Люк едва ощутимо завибрировал и скользнул в сторону.

Не теряя ни секунды, Тихон ввалился внутрь декомпрессионной камеры и ударил ладонью по кнопке закрытия. Обошлось без сюрпризов и на этот раз. Люк послушно вернулся на место, отрезая человека от бесконечности Пространства.

— Шлюз закрыт. Выравниваю давление.

Струи воздуха с шипением ударили со всех форсунок, в минусовой температуре вакуума видимые, словно были перенасыщены влагой. Затягивая камеру седым туманом, как в старинных банях пар заполняет помещение, после того как на раскаленные камни плеснут из ковша. Отец как-то раз водил Тихона в такое заведение, но парню экзотика не понравилась. Поскольку бессмысленно сочетать в одном гигиеническую процедуру, для которой существует ионный душ, и удовольствие от купания в пруду или бассейне.

Нет ничего приятнее возвращения домой после долгого дня тяжелой, изнурительной работы, которую ты все же выполнил. Особенно, если знаешь, что тебя там ждут. Эту простую истину Тихон освоил еще в свое самое первое трудовое лето. Когда еле передвигая ноги и все остальные части тела выбирался из флайера, а из приоткрытых дверей дома доносились запахи жаренной яичницы. Мама ведь тоже не сидела сиднем и ничего более изощренного просто не успевала приготовить к его приходу. Это уже потом, когда был утолен первый голод, и Тихон отмокал в бассейне, она загружала кухонный комбайн необходимыми ингредиентами, и выбирала подходящее меню.

Но никакая вкуснотища второго, полноценного ужина не могла сравниться с этими самыми первыми ароматами.

Именно этот запах, который фон Виден распознал бы среди миллионов других, даже при концентрации одна молекула на весь звездолет, сейчас встречал парня при выходе из шлюза.

— Ух ты, — не сдержался Тихон. — Здорово. Божественный аромат!

— Жаль, что кухонный комбайн не в состоянии оценить комплимент, — улыбнулась Аня. — Придется мне за него. Садись к столу быстрее. Остынет же… Вечно вы, мужчины, возитесь… — выдала она еще одну реплику из репертуара матери. 

— Спасибо…

Тихон плюхнулся на стул и обеими руками придвинул к себе тарелку-поднос из тончайшего самоуничтожающегося материала. Тем не менее достаточно прочного и термостойкого. Одно неудобство — с первых космических полетов и по сей день, на борту звездолетов, даже самых фешенебельных и предназначенных для перевозки весьма состоятельной публики, категорически запрещены любые острые предметы. В том числе — вилки и китайские палочки. Так что яичницу пришлось наворачивать ложкой. Но разве ж это проблема? Как любил шутить отец: «Кто знает беду, тот колбасу без хлеба ест и маслом намазывает».

— Вкуснотища, — не забыл похвалить повара еще раз, как только проглотил первую порцию.  — Сама-то чего не ешь?