– Ты так и полетишь? – поинтересовался Роберт.

– А начхать, – дернул плечами Ариф, – один черт мои тряпки пропылены насквозь. На «Пуме» есть все, что необходимо для жизни. – Он наклонился к столу, вытащил из темной деревянной коробки сигару и щелкнул зажигалкой, обнаружившейся в кармане его халата. – Вперед, вперед, господа! Клянусь дьяволом, мы покроем свои благородные имена неувядаемой славой.

Выпустив к потолку жирную струю дыма, лорд Ариф хрипло захохотал, и от его громового смеха на одной из бра зазвенели хрустальные подвески. Роберт не стал выдавливать улыбку.

– Идемте, – сухо сказал он, не выпуская из рук почти полную рюмку.

Готовая к старту «Пума» находилась в сотне километров от острого носа линкора. Садясь с правого борта в командирский катер, Роберт бросил короткий взгляд на исполинский гладко-черный конус, нависавший над плитами космодрома в двухстах метрах от трапа. Назад смотреть было страшно – блестящая черная стена казалась бесконечной, и отсюда кормовые мотопилоны были даже не видны, они терялись в холодном утреннем тумане…

Пассажирский отсек катера был набит людьми из их боевой команды, и Ариф предложил расположиться в ходовой рубке. Роберт молча пожал плечами, до разведчика было рукой подать, да и вообще – ему было безразлично. Когда катер опустился под распахнутым шлюзом миниатюрного корабля, Роббо первым выбрался из рубки и все так же молча взошел по трапу на борт.

Он уснул сразу же после старта и спал почти шесть часов – его разбудил Ариф, бесцеремонно ввалившийся к нему в каюту.

– Дядя, нам нужно поговорить, – произнес Ариф, садясь на крохотное подобие диванчика в углу узкого пенала каюты.

– Ты пьян, – констатировал Роберт без тени удивления.

Ариф задумчиво покачал головой.

– Мне очень странно, – заметил он, – что ты трезв.

Разъяряясь, Роберт привстал на койке и замер, наткнувшись на пустой, как у покойника, взгляд Арифа.

– Лем Тройл, – отчетливо проговорил Кириакис, – Лем Тройл мертв. И виноват в этом ты.

Роберт спустил ноги на пол, всунул их в свои щегольские сапоги и уселся в единственное в каюте кресло. Его рука зашарила по карманам висящего на его спинке камзола, отыскивая портсигар.

– Зачем ты это сделал? – спросил Ариф.

Роббо сунул в зубы сигару и сейчас только увидел, что его друг дрожит в своем мешковатом, не по размеру, темно-синем комбинезоне с болтающимися на плечах полковничьими погонами. Столкнувшись с ним взглядом, Кириакис вытащил из набедренного кармана объемистую гнутую флягу и протянул ее Роберту.

– Пей, – сказал он. – Пей, чистоплюй. Мы слишком давно не теряли друзей, да? Ты решил исправить ситуацию, так ведь?

– Прекрати, – выдохнул Роберт, обжегшись крепчайшим виски.

– Прекратить? Я-то запросто… но вот для бедняги Лема прекратилось уже все. Все на свете, понимаешь?

– Как это произошло?

– Глупый вопрос, – Ариф запустил пальцы в лежавший на столике портсигар, – Я бы сказал – идиотский. Ты же его подставил, дядя!.. Элементарно подставил. Конечно, Франкитти они с Дитцем выкинули. К чертям. Но мстить-то кому-то надо? А кому? Ухлопать Дитца – это полный кукан, такое ни одному Франкитти в голову не придет. А вот Лема, парня беззащитного – это запросто… и знаешь, что интересно, – Ариф раскурил сигару и откинулся на подголовник диванчика, прикрыв глаза, – я ведь точно знаю, о чем ты думал, когда принимал свое на редкость изящное решение. Ты думал о том, что если можно решить вопрос без крови и без грязи, то именно так его и следует решать. В который уже раз ты гадишь под себя? Сколько я могу твердить одно и то же – наши дела нужно делать резво и, главное, без негативных последствий… а ты все стремишься остаться с чистыми лапками. Носи, черт тебя возьми, перчатки!

Роберт глотнул виски, закусил доброй порцией сладкого сигарного дыма и опустил голову.

– Мне больно, дядя, – сказал он.

– Не поверишь, – ответил Кириакис, – но я рад.

– Нет, – усмехнулся Роберт, – я не только об этом… меня терзает ощущение какой-то обреченности, безвариантности всего происходящего. Раньше этого не было, поверь – и намека!.. А сейчас вариантов вроде бы куча, но всегда и везде одно и то же – выбор делаем не мы…

– А ты и есть обреченный, – произнес Ариф без всякого выражения. – Ты обречен своей властью, своей ответственностью, которую ты не хочешь ни понимать, ни видеть. Ты все время пытаешься делать вид, что от тебя ничего не зависит, ты подсознательно хочешь казаться этаким простым парнем… но ты никуда от себя не денешься! Ты намертво закован в бастион своей власти, своей необходимости принимать решения. Ты хочешь остаться чистеньким? Но ведь не получится, дядя. Любое решение – это выбор… любой выбор – это отказ. В тебе бурлит так называемая мораль, но принимая решение в ее, будь она проклята, пользу, ты убиваешь! Зато остаешься в сознании того, что ты поступил бла-ародно, как поло-ожено, и никто не посмеет тебя упрекнуть в аморальном поведении.

– Ара, прошу тебя, – вздохнул Роберт.

– И не проси! – Выкрикнул Кириакис. – Пойми: или ты начнешь менять свое отношение к жизни прямо сейчас, пока еще не поздно, или все это закончится очень и очень плохо… Что ты делаешь с людьми? Что ты делаешь с женщиной, которая тебя любит?

– Что же?!

– Каждым своим словом, каждым своим жестом ты даешь ей понять, что тебе рано или поздно предстоит стать тем, кем ты должен стать по рождению… она стремится к тебе, она закрывает тебя собой, а ты возвышаешься над ней словно небоскреб – и наверняка в тебе бурчит все та же мораль – щелк… она мне не пара… щелк… она мне не пара… ты всегда одинок, у тебя вечно потерянный вид – почему? А все мораль… И действительно, у тебя нет вариантов, ты должен понять и признать единственно верный путь, ведущий к самому себе – и тогда наконец ты станешь свободным.

Ариф замолчал. Роббо тоже не хотелось говорить, он был слишком подавлен и известием о смерти Тройла, и – в неменьшей степени – всем тем, что вывалил на него старый друг.

Ариф пожевал губами – видно было, что он хочет что-то сказать – но сдержался, и махнув рукой, все так же молча вышел из каюты. Роберт встал вслед за ним, задраил изнутри сдвижную дверь, вернулся в кресло и тяжело опустил голову на сплетенные ладони.

– Господи, почему? – прошептал он.

Эндерби – вторая планета небольшой желтой звезды, классической представительницы того, что принято было называть «земным классом», не имела и намека на какие-либо сооружения системной защиты. Воевать Авроре было не с кем, и ее правители нисколько не заботились об охране своих колониальных рубежей. «Пума» вошла в систему никем не замеченная, и начала торможение уже в непосредственной близости от планеты. Прежде чем она окончательно сбросила скорость, из ее поджарого брюха выпрыгнула крохотная звездочка – и помчалась, обгоняя корабль, к небольшой зеленой планете.

То был разведывательный зонд. Ни на одной из имевшихся в корабельном мозге карт не была обозначена община космонитов святого Сайласа, расположенная на небольшом острове, затерянном среди огромного северного океана планеты. Зонд сделал один виток, передал на борт требовавшуюся хозяевам информацию и нырнул вниз, чтобы благополучно сгореть в верхних слоях атмосферы, не оставив после себя никаких следов.

«Пума» приближалась. Увидеть с планеты ее было невозможно – опытный Баркхорн заходил на финиш, прячась за обратной стороной одного из двух небольших спутников Эндерби. В тесной ходовой рубке корабля шел военный совет.

– Только так, – сказал Ариф, – только так, и никак иначе. Нашу железяку мы посадим вот здесь, – его палец ткнул в висящую над пультом объемную голографическую карту общины, – на этом пустыре. Башни ближнего боя разнесут окрестности и расчистят дорогу атакующей партии. Цеха, похоже, вот, – он указал на длинные крыши каких-то одноэтажных сооружений, – потому что ничего иного, напоминающего производственные помещения, я здесь не вижу. Пушками мы их не достанем, нам помешают холмы. Но это не страшно, так или иначе, мы до них добежим. Дальше уже дело техники. Фузионный заряд превратит всю эту красоту в порошок.