(«Во время осады все жители близлежащих деревень пришли в замок», – сказал доктор Баннистер, нервно жуя свой галстук.)
Весь Придел пропах сеном. Запах шел и от гниющих куч кормового картофеля; в течение тысячелетий в этом мире знали только его, пока Руди два года назад не обнаружил настоящий картофель. После этого открытия Убежище полностью обеспечивало себя пищей. Конечно, люди все еще сажали кукурузу и пшеницу, но это уже было как бы излишком и частенько использовалось в качестве поощрения. У них еще был скот и овцы, так что они могли выдерживать осаду очень долго. Две женщины спорили, чья очередь сгребать овечий помет. Мужчина, не принимавший участия в битве, объяснял лорду Анкресу, как можно было запросто отразить нападение. Ришью Хетакебниона со встрепанными, слипшимися от пота волосами, рвало в углу.
Минальда оглянулась на Мелантрис и Януса, запиравших на засовы внутренние Врата.
– Теперь придется только ждать, – пробормотала она, потерев лоб. Гиза тянула ее за руку, ей хотелось побежать через дверь, ведущую в помещение для скота.
– Как только буран закончится, Яр пошлет людей на помощь Ледяному Соколу…
– Если ему нужна помощь. – Джил усмехнулась, и Минальда ответила ей слабой улыбкой. – Не думаю, чтобы буран продлился больше одного – двух дней. Потом они смогут начать. Тем временем Яр и его мальчики зададут жару этим, снаружи. С нами все будет в порядке.
– С нами все будет в порядке. – Минальда повторила эти слова, словно заставляя себя поверить в них, и глубоко вздохнула. – А пока эти люди… Ну что они сумеют сделать? Внутрь попасть они не могут. Они, конечно, оставят Дол без дичи, и очень скоро. А что потом? Ждать зимы? Ждать, пока они устанут? Или пока приедет Ингольд?
Джил взяла ее за руки, поглядев на горы корма для скота и на продукты. Эти горы были в два человеческих роста, и все же почти незаметны в громадном пространстве Придела. Люди рассаживались вокруг кучек светящихся камней с кипами колышков, перьев и кремней, чтобы делать стрелы и слушать сказителей. Это было привычным зимним занятием, когда не было дичи для охоты или бураны не позволяли выйти наружу. У Врат в ореоле колдовского света стояла Илайя, проверяя, сможет ли она связаться с помощью магического рубина с братом Вендом и с охотниками Ланка Яра снаружи. К ней подошли Янус и лорд Анкрес, задавая вопросы о черных воинах и рабах, об осадных машинах и повозках с провиантом, сгрудившихся у Врат.
У единственного входа и выхода.
Непроницаемого для тех, кто хотел войти в Убежище.
Джил не знала, может, ей и стоит промолчать, но она должна была сказать то, о чем думает.
– Дело в том, Альда, – промолвила она, – что воины Алкетча наверняка знают: все, что они могут – это сидеть снаружи, пока не наступит зима и они не окажутся погребенными под снегом. Они должны были знать, что у нас здесь есть волшебники, которые сумеют увидеть, как они идут к нам, и что мы успеем укрыться и запереться внутри. Поэтому вопрос в следующем: почему их это не беспокоит?
Альда вздохнула, плечи ее поникли.
– Лучше не спрашивай, – сказала она.
Глава седьмая
– Понимаешь, сестра, я думал, что меня убьют, – сказал Ледяной Сокол, не громче, чем шелест ветерка в траве, росшей по краям оврагов, мимо которых они ехали верхом. – На Совете, когда Полдень пришел на Призрачные Горы, я подслушал, как Голубая Дева сказала одному из своих друзей: «Я увижу, как вы поймаете Маленького Танцора и Песчаного Кота». Не помню, что ей обещали в ответ, но знаю, что имелось в виду: надо убить меня. Поэтому, когда Полдень спустился с горы и поцеловал меня поцелуем смерти, я отнесся к этому… с подозрением. Понимаешь, это было как-то очень кстати.
Здорово было снова ехать верхом. Холодная Смерти привела с собой трех коней из потомства Вечерней Звезды, выращенных Поющими Лягушками в Крае Хорошей Воды. Кони уверенно шли по холмам, покрытым высокой травой и дикими цветами. По мнению Ледяного Сокола, Потерявший Путь не очень быстро соображал, но он хорошо подходил для того, чтобы охранять Тира. Мысли Ледяного Сокола тревожно перекинулись с Ваира на-Чандроса и возможного вреда от магии южанина на то, что его – их всех – могло ожидать здесь, в Истинном Мире.
Холодная Смерть слушала, не перебивая, рассказ о жизни Ледяного Сокола на востоке от гор как до, так и после прихода дарков: о его встрече с Элдором, об Ингольде, о стражах и убежище, и, конечно, о Тире. Слушала она и о том, что ему рассказал Потерявший Путь о Мудрейшем – Рогатом Пауке.
– Полдень вырастил нас с тобой, когда были убиты Кошачий Хвост и Желтая Бабочка. – Он назвал родителей по именам, как было принято среди Говорящих со Звездами. – Я должен отплатить Голубой Деве не только за то, что она сделала мне в тот день, но и за то, что она сделала ему. Когда Полдень пришел ко мне в свете костра, во взгляде его была смерть. – Он немного поколебался, потом спросил: – Когда он умер?
– На следующее лето, – ответила она. – На том месте, где Скалы Похожи на Виноград. После того, как он отдал свои амулеты и коней Голубой Деве, он сильно заболел, уже не мог охотиться и только пил отвар черной черемицы.
Ледяной Сокол молчал. Перед его глазами вновь возник старик, вышедший из ночи, рука с белой ракушкой протянута вперед, пальцы трясутся, а в небесно-голубых глазах плещется неизбывная печаль.
– Звезды велели нашим Праотцам, – тихо продолжала Холодная Смерть, – чтобы к ним отправляли посланцев. Самых храбрых и самых сильных, настолько сильных, чтобы те могли пройти через Долгое Жертвоприношение, не уклоняясь и не убегая. Они назвали тебя трусом.
– Я думаю, это сказала Голубая Дева. – Его голос внезапно посуровел.
– Они все это сказали.
Ледяной Сокол промолчал, глядя поверх головы лошади на неровную стену тополей и машинально отмечая форму ветвей, густоту или скудость листвы.
– Мог ли Полдень пережить, что тот, кого он вырастил, как сына, отказался совершить путешествие в другой мир ради своего народа? – Она говорила рассудительно, хотя он знал, что Холодная Смерть с тех пор, как повзрослела, всегда находила возможность не присутствовать на Летних Советах, когда совершалось Долгое Жертвоприношение. – Без посланца наш народ был в опасности всю зиму.
– Произошло несчастье?
– О брат мой, – вздохнула она, – несчастья происходят все время. Нет, наш народ счастливо пережил ту зиму, все, кроме стариков и детей, которые умерли, но старики и дети всегда умирают. Но с каждой новой смертью Полдень очень горевал. Он оказался между двух огней, брат мой – радовался, что ты жив, и стыдился своей радости.
– Но ведь меня не выбирали, – упрямо сказал Ледяной Сокол.
– Он считал, что выбрали. – Она говорила и смотрела вокруг, подмечая каждого кружащего над головой ястреба, каждую греющуюся на солнце ящерицу, каждую шевельнувшуюся травинку. Она наложила чары на всех трех лошадей, так что они могли передвигаться спокойно, без риска быть замеченными, но все же ни Ледяной Сокол, ни Холодная Смерть не пренебрегали обычными предосторожностями при путешествии в Истинном Мире: они уничтожали свои следы, держались ближе к скалам, говорили полушепотом; к этому приучали всех детей, рожденных на севере. Ледяной Сокол успел убедиться на Перевале Сарда – каким бы могущественным ни был шаман, где-нибудь обязательно поджидает еще более могущественный.
Холодная Смерть посмотрела на него своими черными глазами, и Ледяной Сокол понял, что ей необходимо поговорить об этом.
– Я ничего не мог доказать, – неохотно сказал он. – Я не знаю, как это было сделано. А вот Голубая Дева знала. И Голубая Дева всегда была моим врагом, даже до смерти Солнечной Голубки на Месте Трех Коричневых Собак. Голубка погибла из-за собственной слабости, и я ничего не мог сделать, чтобы спасти ее, но Голубая Дева обвинила в ее смерти меня. Но еще до этого Голубая Дева считала себя наследницей Полдня. А ты, сестра моя, исчезла ко времени Летнего Совета, иначе я обязательно разыскал бы тебя. Я собирался это сделать, но после Летнего Совета и Полдень, и Наблюдающий Воду, да и все остальные преследовали меня, поэтому мне пришлось бежать.