Все четверо стояли тут рядом, незадолго до того, как один отделился и направился навстречу Хетье, Линоку и собственной судьбе. Остальные ушли на юго-запад.

Ледяной Сокол нахмурился. Уже темнело, так что он присел на корточки, чтобы рассмотреть все получше.

Нет, он не ошибся. Все четверо мужчин, судя по длине их шагов, были одного роста и одного веса.

Когда Ледяной Сокол был еще совсем мальчишкой, он уже мог без труда отличить следы белой кобылы своего дедушки, Цветущей Красотки, от следов Ласки, кобылы его кузины, а заодно прекрасно разбирался в следах всех лошадей, принадлежавших кому-либо из родичей. Он мог узнать след лапы каждой собаки, любого члена их рода, знал, как выглядят следы северного оленя, яка, бизона и мамонта. Ему были ведомы и следы, и помет, и повадки всех тварей, и часами он обсуждал все это с другими – у зимнего костра в вигваме, или под летним звездным небом, когда они охотились в Проклятых Землях или в долине Ночной реки. Это было сутью жизни людей в Истинном Мире. Они говорили о насущном – в отличие от цивилизованных людей, рассказывающих бесполезные сказки и поющих бессмысленные песни. И Ледяной Сокол не мог ошибиться, читая следы бандитов, как не смог бы перепутать перо степной курочки и краснохвостого ястреба.

Ноги троих ушедших тоже были обернуты обрывками шкур, и эти шкуры оказались достаточно тонкими, чтобы Сокол мог видеть: все они шли одной и той же походкой. И даже не в том дело, что они слегка косолапили, нет; эти трое совершенно одинаково перемещали вес с пятки на носок… Будь на них ботинки, глубина отпечатков была бы абсолютно одинаковой.

Братья?

Но Ледяной Сокол ни разу в жизни не встречал братьев, похожих между собой до такой степени.

Оставив убитого на поляне, они ушли вверх по течению ручья. Там, вдоль узкого ущелья, по склону горы вилась тропа, которая могла вывести их к перевалу Сарда. И еще в той стороне имелась одна старая тропка, по которой почти никто не ходил, – по ней можно было выбраться к равнинам на западе.

Но почему они отправились именно туда? Впрочем, Ледяной Сокол не мог утверждать с уверенностью, куда именно повернули бандиты, потому что свет все угасал и угасал. Однако он подумал, что шкуры, которыми бандиты обернули ноги, были новыми. Такие же были и на ногах мертвеца – он не нашел на мехе и коже потертостей и поблеклостей, образующихся от долгого ношения.

Встревоженный Ледяной Сокол вернулся к трупу и вытащил кинжал из ножен, висевших на поясе бандита. Кинжал был сделан в Алкетче. Великолепная работа. И очень старая. Сокол припомнил и одежду бандита – желтая куртка и алые штаны. И то, и другое было ему великовато – явно снято с кого-то и наскоро переделано… А башмаки – вещь дорогая. Они требовали большего труда, чтобы подогнать их под другой размер.

И тут вдруг Ледяной Сокол осознал, что именно царапало его память, и почему Линок показался ему знакомым.

Стало уже слишком темно, чтобы искать следы на поляне, да и в любом случае времени на это просто не оставалось. Повернувшись, Сокол побежал домой.

Ледяной Сокол, длинноногий и мускулистый, был одним из самых высоких людей в Убежище. И бежал он быстро. Но ему оставалось еще около мили до стен, когда он увидел голубые огоньки, пляшущие на лугу возле ручья, и до него донеслись голоса… слов было еще не разобрать, однако люди перекликались нервно, встревоженно. Сокол повернул в сторону, его сердце похолодело от страха.

Только по одной причине люди могли выйти из Убежища после наступления ночи.

Хотя дарки ушли уже семь лет назад, раны, нанесенные ими, были слишком глубоки. И почти никто из тех, кто прошел сквозь весь этот ужас, не остался бы по своей воле за стенами, когда день гаснет и начинают сгущаться сумерки. После Безлетнего Года мир слишком изменился. Огромные пятна сланча испускали слабый мутный свет по всей долине, и разнообразные твари-мутанты, порожденные им, далеко не всегда были безобидны.

Впрочем, в горах и без этих уродов всегда хватало опасностей: чудовищные волки с огромными клыками, медведи, которые как раз теперь просыпались от зимней спячки, алые и голодные…

В каждой низинке на лугу копились клубы белого, плотного тумана. Луна должна была взойти еще не скоро.

Ледяной Сокол подошел ближе, голоса зазвучали отчетливее, а потом он увидел и лица людей, освещенные магическими огоньками; мужчины и женщины осматривали влажную землю в поисках следов.

– Он иногда отправлялся исследовать старую дорогу, что идет вдоль западных предгорий, – произнес кто-то, и Ледяной Сокол узнал Руди Солиса.

Они вели речь о Тире…

– Он говорит, там ему иногда кое-что вспоминается.

Это произнесла Джил-Шалос. За семь лет она научилась почти не пользоваться родным языком, даже когда говорила с Руди, – и исключение составляли только те слова, которые невозможно было перевести на Вейт, вроде «телевизора», «автомобиля», или «диссертации»…

– Ты думаешь, он мог выйти с Хетьей? Я видел, как она с ним разговаривала.

– Да, мог, если она ему рассказала о чем-нибудь, что показалось ему знакомым.

– Но почему тогда я не…

Руди еще не успел договорить, когда Ледяной Сокол подумал о том же самом. Почему молодой маг вынужден заниматься подобными поисками? Он ведь Мудрейший. У него есть волшебный кристалл. Он бы мог вызвать образ Тира…

Если только рядом с Тиром не находится другой Мудрейший.

Ледяной Сокол уже догадывался об этом, но теперь его подозрения подтвердились, и это было похоже на удар стрелы прямо в грудь.

– Это Бектис, – сказал он, выходя из-за дерева.

Джил-Шалос развернулась и смотрела прямо на него.

– Бектис? – Похоже, она испытала немалое замешательство, произнося имя придворного мага, который много лет назад за немалые деньги предложил свои услуги аббатисе Джованнин. Одержимая жаждой власти, та отправилась вместе с ним в Алкетч. Как утверждали слухи, Бектис помог ей установить свое влияния в тех растерзанных войной землях.

– Какое отношение может иметь Бектис к тому, что Тир пропал?

Сквозь поднимающийся туман, Ледяной Сокол направился к холмам, за которыми скрывался перевал Сарда и начиналась дорога на запад. Руди и Джил спешили за ним.

– Нас всех здорово одурачили. – В голосе Ледяного Сокола звучали и нескрываемая горечь, и гнев на самого себя, и страх. – Нас провели шаманской иллюзией. Тот старик Линок – он ведь и есть колдун Бектис. Я еще подумал тогда, что мне знаком его голос, и то, как он поглаживает бороду… Если бы у нас было время вернуться и поискать на лугу, мы бы нашли его следы – следы высокого и худого человека, а не того коротконогого крепыша, которого мы видели. Все это было обманом – просто хитрость, уловка, сказка, чтобы мы впустили его в Убежище.

Джил крепко выругалась. Руди, который соображал намного медленнее, сказал:

– Ну, пусть я сглупил… но его нет в Убежище. И он, и эта толстуха Хетья исчезли около двух часов назад…

Джил договорила за него, и в ее тоне звучала обреченная уверенность:

– И они увели с собой Тира.

– Меня одурачили, – повторил Ледяной Сокол.

Им не понадобилось много времени, чтобы отыскать следы Бектиса.

Снег все еще лежал там, куда падала тень от горы, и отпечатки башмаков старика виднелись на нем ясно и отчетливо – широкий, легкий шаг… И каблуки подбиты гвоздями, что сразу говорило о том, что башмаки сработаны мастерами Алкетча. Следы, явно принадлежавшие Хетье, смешивались со следами старика, и тут же прошел осел – явно не тот, которого привели в Убежище.

А рядом обнаружились отпечатки троих бандитов, обернувших ноги шкурами…

– Но где Тир? – Руди держал свой посох почти у самой земли, покрытой поблескивающим снегом. Магический огонек ронял отсветы на металлический полумесяц, повернутый рожками вверх.

– Верхом на осле. – Джил ответила раньше Ледяного Сокола.

Ночной ветер, дувший со стороны ледника, становился все холоднее и резче, и несколько черных прядей, выскользнувших из-под кожаной шапки, развевались вокруг лица женщины.