Она посмотрела на него глумливым взглядом.

– Ага, – сказал Ледяной Сокол.

– Ну и вот. – Она снова вздохнула. – А потом уж и вовсе бесплатно. У мамаши были всякие пергаменты, рисунки этих штук, и как некоторые из них работают, все написано, насколько она в этом разбиралась, но заставить их работать могли только волшебники. Она говорила, что целую кучу этих объяснений просто не поняла, а может, часть за столько лет потерялась. – Хетья пробралась к окну и уставилась в темное небо, в котором сияла нефритовая луна.

– Нравится?

Ледяной Сокол подошел к ней. За ивовыми плетнями угадывались скошенные луга и аккуратные сады, зрелые фрукты висели среди темно-синей листвы. Овцы щипали траву; кто-то играл на мандолине.

Он подумал: «Вот где сердце ленивых грязекопателей». Но в голосе Хетьи звучала гордость.

– Отец страх как любил эту ферму, вкладывал в нее душу и сердце, а землю просто поливал своим потом. Он меня все спрашивал, за какого своего обожателя я выйду замуж, чтобы он стал учить его, как управляться с фермой. Он и меня пытался учить. Бедный мой папа. – Она задумчиво покачала головой. – Я была уж очень дочерью своей матери, крестьянский труд мне был не по нраву, только ее могущества у меня не было. Даже когда она все это читала, я просто выбирала там кусочки, чтобы повеселиться. Я так и не выучила этого списка Правильных Имен, который она-то знала наизусть, и не умела отличить сассафраса от кизила. А когда появился Ваир со своими ребятами и начал выискивать, кого можно выгодно продать, я закатила глаза и устроила им припадочек про Оале Найу. Она-то просто принцесса из сказок, которые мы сочиняли с моей подружкой Лотис, когда были девочками. Потом я рассказывала их своей дочке. А Лотис к тому времени, как пришел Ваир, уже умерла.

Она посмотрела на Ледяного Сокола, прикрыв глаза густыми ресницами и ожидая его реакции. Перед ними лежала земля ее отца, спокойная и прекрасная, как Край Ночной Реки до прихода Льда.

«Если кто-нибудь придет в мой сон, – думал в это время Ледяной Сокол, – пойдем ли мы с ним вдоль Ночной Реки в шуршащих камышах, увидим ли, как резвятся выдры в прудах, окруженных березами?..

– И о чем ты думаешь, услышав все это, мой ненаглядный айсберг? Что, мол, это за шлюха такая, что позволяет Ваиру командовать собой?

– Нет, – сказал Ледяной Сокол гораздо спокойнее, чем разговаривал с ней до сих пор. – Все, что я хочу знать, это спрячешься ли ты с Тиром здесь, в Убежище, пока я не смогу вытащить вас отсюда? Будешь присматривать за мальчиком? Не отдашь ли его Ваиру, чтобы спасти свою шкуру?

Хетья вздохнула и прижалась лбом к оконной раме.

– Ты рехнулся. – Голос ее звучал так, словно она до смерти устала. – Он нас отыщет. Ему нужен этот мальчик. Уж не знаю, что ему такое известно, но Ваир его из своих лап не выпустит.

– Убежище большое, – отозвался Ледяной Сокол. – Тир его знает. А ты случайно не в курсе, чего Ваир так добивается?

Она отрицательно качнула головой.

– Я не уверена, что малыш и сам-то это знает, бедный ягненочек, судя по тому, что Бектис говорил нашему вонючеству о воспоминаниях Дома Дейра. Если все эти воспоминания такие чертовски точные, что же старый Элдор не вспомнил, как они разбили дарков наголову, и не дал помереть тысяче человек, которые могли бы остаться в Прандхайзе и не пустить туда бандитов? Лжецы, – прошептала она, в отчаянии закрыв глаза. – Все они лжецы.

Печаль заполнила темноту, беспомощная скорбь окрасила ее сон. Где-то далеко Ледяной Сокол увидел отблеск пожаров, услышал торжествующие крики мародеров и вопли женщин.

– Так ты пойдешь с Тиром? – настойчиво спросил он. – Поможешь ему спрятаться? Не выдашь его Ваиру? Ты же понимаешь, как только Ваир вынудит Тира сказать то, что он так жаждет узнать, он тут же отдаст тебя своим солдатам.

Он вновь ощутил вспышку ее ненависти, но оба они понимали, что он сказал правду. Она перевела дыхание и сказала:

– Ладно. Да, друг мой призрак, ты откроешь нам дверь, и я это сделаю. Навряд ли будет хуже, чем сейчас.

Ледяной Сокол сказал только:

– Хорошо. Сейчас просыпайся и буди мальчика. К тому времени, как вы снова уснете, я разведаю, как пройти мимо воинов снаружи.

Проходя сквозь дверь, Ледяной Сокол боялся только того, что клон уже одержим демоном или что к нему присоединился другой воин. В коридоре было полно демонов, маленьких летающих огоньков, иногда у них обозначались глаза. Они шипели и шептались, собравшись в кружок вокруг клона, и щипали его за ноги. Ледяной Сокол вспомнил, что этот был из группы в тринадцать клонов, а по его бессмысленному взгляду понял, что он уже готов погрузиться в бесконечный сон. Войти в его сны не составит никакого труда.

Так и произошло. В последний миг перед тем, как войти, Ледяной Сокол почуял, что там происходит, но останавливаться не стал. Следовало знать, подумал он, что сознания у него нет, и клон может видеть во сне только свои воспоминания.

Боль. Снова, и снова, и снова.

В точности, как тогда, когда демоны рвали его плоть, Ледяной Сокол твердил себе, что это только иллюзия, более того, чужая иллюзия, но это мало помогало. Боль затопила его; огонь, больше, чем огонь – она ослепляла, разрывала на части, убивала. Горела от боли кожа, лопаясь и отслаиваясь там, где торчали иголки. Боль в черепе, разбухавшем от крови, пока не лопнули перепонки. Боль в каждом нервном окончании; обжигающий жар; казалось, от боли кричала каждая клетка тела…

Не настоящая. Не настоящая. Не настоящая.

Дезориентация, холод, ужас, смех демонов…

Где-то в глубине ослепляющей боли копошились собственные мысли. Ледяной Сокол собрал все свои силы, чтобы сосредоточиться, и сказал, обращаясь к смутным фрагментам сознания клона:

– Отопри дверь позади себя, потом пройди по этому коридору и спустись вниз по лестнице. Иди, пока не дойдешь до стены. – Он едва сумел произнести это и выпал из сна клона. Лежа на черном каменном полу и всхлипывая от пережитого кошмара, Ледяной Сокол видел демонов. Они пронзительно визжали, кусали друг друга и хохотали. Один из них упал прямо на него.

«Отстань от меня, тупой комок слизи, – подумал Ледяной Сокол, вяло откатываясь в сторону. – Я разрешаю вам заниматься содомией между собой, пользуясь сучковатыми палками…»

Завывая от восторга, демоны тут же сотворили призраки сучковатых палок. Ледяной Сокол с омерзением отвернулся.

Он не мог представить себе, что кто-нибудь окажется настолько тупым, что повинуется его убогому и безнадежному приказу, но Джил не зря столько раз говорила ему, что он напрочь лишен воображения. К его огромному удивлению, клон встал, отодвинул задвижку на двери, побрел мимо демонов по коридору и исчез за поворотом. Ледяной Сокол хотел произнести любимое ругательство Руди – «черт меня подери!» – но посмотрел на демонов и вместо этого сказал:

– Боже мой!

Он поднялся с пола, и тут дверь отворилась.

Хетья выглядела испуганной, но Тир, как это ни удивительно, несмотря на все, через что мальчику пришлось пройти, напуган не был. Он был насторожен и сосредоточен, как всегда, когда собирался погрузиться в глубины памяти других людей. Мальчик прошептал:

– Сюда.

Хетья остановилась, чтобы проверить лампу, которую прикрыла почти наглухо, и закрыть задвижку на двери, а потом пошла за ним.

Ледяной Сокол, окруженный веселящимися демонами, пошел вниз, туда, где стоял клон, уставившись в глухую черную внутреннюю стену Убежища.

Будет больно. Я пропущу эту боль сквозь себя и отдам ее Наблюдателям, Прячущимся за Звездами, которые питаются болью…

Он вновь шагнул в сон клона и быстро сказал:

– Повернись, иди обратно и сядь возле запертой двери.

Ледяной Сокол еще лежал на полу, оглушенный болью, стараясь удержать свой дух, пока боль не уменьшится, а клон и сопровождавшие его демоны уже исчезли за поворотом.

Этого достаточно, подумал Ледяной Сокол.