Безволосые брови взлетели вверх.
– Ты не пойдешь?
– Края Ночной Реки больше нет. – Он не собирался этого говорить, тем более этому человеку – слишком болезненной была такая мысль. Но, посмотрев на Потерявшего Путь, Ледяной Сокол увидел во взгляде своего врага понимание и затаенную скорбь. Потерявший Путь протянул ему руку, Ледяной Сокол смутился, сделал шаг назад и с достоинством выпрямился.
– Может, я и дикарь, – холодно заметил он, – но я еще в своем уме. Мы охотимся, чтобы выжить, и совершенно ясно, что выжить в Убежище Дейра легче, чем в Истинном Мире. Все, что мы когда-то знали, сейчас лежит подо Льдом. Через два года Лед покроет все, и в этот осажденный мир придут вещи пострашнее, чем дарки, сланч и воины-клоны. Нужно быть последним глупцом, чтобы жить в этом мертвом мире, если можно найти безопасность и уют в другом месте.
Вождь медленно ухмыльнулся в свою золотую щетину, которой уже не суждено отрасти и стать настоящей бородой.
– Возможно, – сказал он и протянул руку. – Теперь я вижу, что жизнь рядом с Мудрейшим сделала мудрым и тебя. Что ж, друг мой, хорошей тебе охоты. Но не забывай и нас, глупцов.
Ледяной Сокол повернулся и увидел Ингольда, Хетью и Тира, в изумлении смотревших на него.
– Пойдемте, – холодно сказал он. – До Перевала Сарда дорога долгая. Нам пора.
Поскрипывая снегоступами, Тир решительно шагнул вперед. Солнечный свет пугал его. Открытый мир тоже пугал его, наполняя паникой, но прошло два дня, и мальчик начал вспоминать, какой была жизнь до Ваира.
Вчера вечером Ингольд смотрел в магический кристалл и разговаривал с Руди. В Убежище все шло хорошо. Воины осаждающей армии, сказал Руди, начали болеть; Венд сообщил, что ночью полдюжины дезертировали, сбежав через низкий перевал в Речную Долину. На том месте, где до Безлетнего Года цвел фруктовый сад, теперь много могил. Ингольд уже планировал, как поступить с оставшимися осаждающими, когда он, Ледяной Сокол и Хетья вернутся домой, но Тир очень сомневался, что там кто-нибудь еще останется к их возвращению.
Разумеется, за исключением кузена Хетьи, который так искусно варил грибной суп.
Перед Тиром мелькали серебристые косички с вплетенными в них костяшками; длинная фигура сгибалась над упряжью саней и поправляла ее только левой рукой, потому что правая всегда должна быть свободной, чтобы в случае чего вытащить меч. А рядом виднелась приземистая фигурка с каштановыми волосами – Хетья. Один раз Тир, к своему огромному удивлению, услышал, что Ледяной Сокол смеется.
– Ингольд?
– Да, дитя мое?
Тир тактично приглушил голос, чтобы Ледяной Сокол не услышал его.
– Он в самом деле так думает про наше Убежище? – обеспокоенно спросил мальчик. – Ну, что в нем безопаснее, чем в Истинном Мире? Неужели он совершенно не думает о своей семье? И о нас?
Ингольд улыбнулся Тиру.
– Он очень беспокоится и о своей семье, и о нас, – мягко сказал он. – Но существует поговорка, что вернуться домой невозможно. Не то чтобы это была совершенная правда, но человек, который возвращается домой, обычно совсем не тот, который отправился на поиски приключений. И дом, куда он возвращается, уже не совсем тот, который он покинул. Никто не заставит Ледяного Сокола признать, что он очень изменился, пожив среди нас; никто не заставит его признать, что он, возможно, не сможет больше быть счастливым в Истинном Мире. Честно говоря, я немного удивлен, что он признался в этом самому себе и предпочел счастье гордыне.
Тир долго молчал и обдумывал это, одновременно пытаясь идти на снегоступах так же ловко, как Ледяной Сокол и старый маг. Слова Ингольда звучали довольно печально.
– Но почему не признать это? – взволнованно спросил он наконец.
«Я стану королем, – думал Тир. – Я должен понимать такие вещи».
Ингольд улыбнулся, и его голубые глаза блеснули.
– Потому что не в обычаях Говорящих со Звездами признавать, что они не совершенны, – сказал он. – И потому что мир нашего детства всегда кажется нам прекраснее, чем взрослый мир. Но самое главное… – Ив его глазах Тир увидел искреннюю привязанность, которую Ингольд питал к странному суровому воину, всегда державшемуся столь отчужденно, – …потому что он – Ледяной Сокол, и этим все сказано.