Она презрительно усмехнулась, но Тарх только подбоченился.

— Не пугай меня! — заявил он. — Если захочу — я в любой час отсюда выйду!

— Ты в этом уверен? — Женщина показала ему рукой за спину. Тарх мгновенно обернулся — для того, чтобы увидеть, как ворота с треском захлопнулись.

Он развернулся к хозяйке, сжимая кулаки. В глазах его загорелось бешенство.

— Немедленно прекрати издеваться! — крикнул он. — И отвечай: согласна ты помочь мне?

Кобылицы шарахнулись в стороны с ужасом. Женщина тоже отпрянула.

— О помощи, стало быть, просишь? — выдавила она. — Только с тебя за нее кое-что потребую!

— Я готов! — пылко воскликнул Тарх.

Грубые пальцы тут же вцепились ему в запястье:

— Пошли!

Женщина потащила гостя через двор. Кобылицы смотрели ему вслед, и Тарх был готов поклясться, что в их ржании слышалась насмешка.

Хозяйка подвела Тарха к низкой деревянной дверке в стене у самого пола и пинком распахнула ее.

— Иди, — приказала она. — Внизу увидишь кадку. Сможешь ее поднять да на свет вынести — считай, половину отработал.

— Раз плюнуть! — фыркнул Тарх и прыгнул вниз. Ступеней не было. Охнув от неожиданности, парень упал на ворох соломы.

Здесь было темно, хоть глаз коли. Привстав, Тарх повел протянутыми руками по сторонам, ища ощупью кадку, и вздрогнул, когда что-то щелкнуло и холодные железные обручи сомкнулись на его руках.

Рванувшись назад, Тарх обернулся ко входу.

— Хозяйка! — позвал он. — Хозяйка! Здесь…

Но голос его осекся — дверь захлопнулась, и он услышал, как на нее снаружи повесили замок. Затем раздалось довольное хихиканье женщины.

В ту ночь Дива не спала. Которую уже ночь она проводила без сна — только под утро усталость заставляла ее задремать, но лишь для того, чтобы тут же вскочить и не присесть до самого вечера.

Ох и шумно стало в северной твердыне с некоторых пор! Вернулись Смаргл и Стривер — оба с молодыми женами. Смаргл, правда, вскоре покинул замок — его ладная маленькая жена больше любила берега рек и тенистые рощи. Пока еще было тепло, супруг разыскал неподалеку брошенную несколько лет назад заставу. Она стояла на островке посреди устья одной из речек, берега которой густо поросли лесом. Луне с первого взгляда понравилось новое место, и молодая семья на лето и осень переселилась туда. В замке остались Стривер и Мера.

Оба Сварожича, конечно, в первые же дни рассказали Диве о Перуне — он покинул Синегорье первым, но до сих пор от него не было ни слуху ни духу. И чем больше проходило дней, тем тревожнее было на душе у Дивы.

Но не только одиночество томило ее и мешало жить — за десять дней до возвращения братьев она в очередной раз стала матерью. И снова родилась двойня, как и предсказывал Перун, и снова мальчики. Оказавшаяся связанной по рукам и ногам шестью детьми, Дива сбивалась с ног и от души благодарила Меру, которая, чуть обжившись, принялась ей помогать. Молодая женщина тоже мечтала иметь много детей. Целые дни она проводила с малышами — старшие дети полюбили ее как сестру.

Теперь только отсутствие мужа тревожило Диву, но в ту ночь он явился.

Комната была погружена во мрак. Огарок свечи разгонял тени по углам, бросая загадочные отсветы на стены, своды потолка, дверь в нише, постель под пологом и узкое окно. Дива сидела на лавке подле колыбельки, где спали близнецы, борясь с дремотой. В противоположность остальным, эти малыши росли беспокойными — подолгу не засыпали, часто капризничали и хныкали. Лада, мать Перуна, тоже имевшая шестерых детей, уверяла, что дети здоровы — их беспокоит что-то другое. Возможно, этих двоих ждет особая, ни на что не похожая судьба.

Уставшая за день кормилица давно спала на лавке, а Дива все не могла сомкнуть глаз. Тревога не давала ей покоя — что ждет ее детей? Она задумалась так крепко, что не заметила, как подкралась дрема…

Крик ребенка пробудил ее мгновенно. Женщина бросилась к колыбели, ожидая самого худшего, но мальчики были на месте и лишь ревели в два голоса. Еще не прикоснувшись к ним, Дива поняла, что они голодны — как и их старшие братья в этом возрасте, близнецы постоянно хотели есть.

Разбудив кормилицу, Дива передала ей одного сына и взяла другого.

Накормив детей, обе женщины принялись их успокаивать, но близнецы не желали засыпать. Они расшумелись так, что грозили разбудить и старших братьев.

— Подумать только, — вдруг встрепенулась кормилица, — за окном-то что творится! Настоящая буря!

Дива сердито обернулась, собираясь урезонить женщину, но ее взгляд упал на окно, и она поняла, что та права.

Снаружи бушевала летняя гроза, гневная и жуткая, какая бывает только в горах. Молнии сыпались, как горох из мешка. Гром ревел непрерывно, и монотонный гул дождя заглушал все прочие звуки. Казалось, что вот-вот не выдержат и треснут стены замка или рухнет разбитый молниями утес.

— Неудивительно, что они не могут заснуть, — ворчала кормилица.

Вдали послышался чей-то отчаянный рев. Дива метнулась к окну.

— Сходи к старшим, — быстро приказала она. Не став спорить, кормилица ушла.

Молодая мать не успела пошевелиться, как снаружи в окне что-то мелькнуло. Дива вгляделась, с удивлением узнавая знакомые широкие плечи. Пошатываясь от порывов ветра и пригибаясь под дождем, по крепостной стене к окну бежал ее супруг. Издалека в неверном свете молний витязь показался Диве выше ростом и крупнее, но то был лишь обман зрения. Поняв все, женщина бросилась открывать окно.

Перун подбежал как раз в тот миг, когда обе створки распахнулись. Молния последний раз вспыхнула над башнями замка, озарив его со спины кровавым светом, и он спрыгнул на пол прямо в объятья заждавшейся Дивы.

— Опять ты за свои шутки, — улыбнулась женщина, прижимаясь к его мокрой груди. — Не устал?

— Вестимо, устал, — согласился Перун, отодвигая жену, чтобы снять плащ и пояс. — А еще больше тебя замучил… Заждались тут меня небось?

Дива отвернулась, пряча улыбку — во время своих ночных явлений Перун всегда был мягче, нежнее, словно в нем жили два разных человека. И, сказать по правде, этот второй, что говорил с нею сейчас, нравился ей гораздо больше. Если б он и приходил почаще!

— Заждались, — кивнула Дива. — Братья твои с женами молодыми уж давно вернулись, а Смаргл успел и новое жилье для семьи присмотреть. Все вернулись — лишь тебя дома нет! Что задерживает тебя? Долг?

Перун вздохнул:

— И долг, и боль. А тяжелее всего, что от тебя вдали. И дети наши без меня растут…

При упоминании о детях Дива странно улыбнулась.

— А у меня для тебя добрая весть, — прошептала она. Но Перун уже и сам догадался — младенцы чуть попритихли, когда окно распахнулось и ночной холод ворвался в окно, но потом словно опомнились и начали снова похныкивать.

— Что, уже? — ахнул Перун.

— Тридцать три дня, — прошептала Дива и спрятала лицо на груди супруга. — Мальчики…

— Ай, спасибо тебе, солнышко ясное! — Перун подхватил женщину, закружил по комнате. — Вот так подарочек! Лучше не придумаешь! Спасибо!

Он крепче обнял жену, целуя ее. Ноги Дивы не касались пола, но она и не думала вырываться, а сама обхватила руками шею супруга. Он целовал ее нежно, исступленно, но когда, перехватив поудобнее, поднес было к постели, женщина мягко отстранилась:

— Не надо! Погоди немного, устала я…

В прежнее время Перун бы вспылил, как порой случалось, когда жена отказывала ему в ласке, но сейчас он лишь тихо молвил, кивая на колыбель:

— Ну, так хоть на сыновей взглянуть можно?

Маленький ребенок, пока не научился сам защищаться от зла, легко может погибнуть даже от неосторожного слова или сглаза, а потому все матери так страшатся в первые дни за жизнь своих детей. Сама Дива коршуном кидалась к любому, захотевшему взглянуть на детей Перуна в неурочное время — младших ее близнецов еще не видел никто, кроме Лады и кормилицы, а средних пока прятали даже от мужчин. Но сейчас, когда нежно любящий муж ласково заглянул ей в глаза, Дива только кивнула: