Пухлый пакет вскрыли в кабинке общественного туалета. Причем именно в кабинке. Вдвоем. В одной. Одинокая, голубенькая, она стояла прямо по среди улицы, а полупьяная тетка рядом продавала билеты, как в «Комнату смеха» парка аттракционов. С Моченого и Гниды денег она не взяла со словами: «У меня у самой такой инвалид». Потом подумала и добавила: «На шее». Ей видно показалась мало, и женщина подвела черту: «Чмо!»

— Давайте по-быстрому. Ссыте на брудершафт и ковыляйте отсюда. Вам, деды, стесняться-то уж нечего.

Спорить с ней не было смысла. Садиться за мочилово левой ботвы не хотелось. Поэтому кореша молча протиснулись в вонючую мокрую кабинку и вскрыли конверт. Непонятные зеленые листочки сначала хотели слить в парашу. Потом решили, что Паук, конечно, сука, но не до такой степени, чтобы подсунуть бесполезные бумажки! Решили повременить и прикинуть чего-нибудь к носу. Или кого-нибудь.

Странную капусту рассовали по карманам.. В конверте отыскали ключ, приклеенный скотчем к листку бумаги. Моченый долго рылся в своем рюкзаке, затем вытащил оттуда очки с одним стеклом и пристроил их на носу. Гнида заржал. Ему было страшно до смерти, но удержаться он не мог. Нервный хохот рвался носом и через плотно сжатый рот.

Моченый смотрел на него поверх очков и решал для себя непростую задачку. Что сделать? Утопить Гниду в унитазе и остаться на всем белом свете одному? Или признать, что он — старый человек с плохим зрением, причем на один глаз. Здраво рассудив, пришлось выбрать второе.

— Притихни! — беззлобно прошипел он. — А то подумают, что тебе со мной хорошо.

«Прости-прощай, кореш. Эта малява — крайняя. Я оттолкнулся за бугор. Бабки на подогрев отстегнул без пурги. Не шугайся — это баксы. Десять кусков. Заначь и хиляй по суше. Адресок хазы срисуй на спине. Аля-улю [10]. Извини, если что не так. Вова»

К двум часам ночи со стороны Московского проспекта на Лиговку вышли два мокрых старика. Они шли, поддерживая друг друга, с трудом переставляя полные воды сапоги. Промокшие телогрейки пришлось по дороге выкинуть, иначе своим весом они придавили бы владельцев к земле. Лямки вещмешков натерли плечи, и даже наколки потускнели, словно их смыло дождем. На улице было пусто и тихо. Только дождь шуршал, как тысячи копошащихся крыс, и кое-где иногда кричали: «Помогите! Убивают!»

К счастью, дом нашли сразу Кодовый замок с оригинальным набором кнопок — один-два-три-четыре — тоже не пришлось взламывать. И ключ подошел сразу. Гнида нетерпеливо просунул его в прорезь замка и повернул несколько раз до упора.

— Погоди, — вдруг остановил его Моченый. — Что-то тут не так. В чем прикол-то? Не мог Паук нас просто так сюда отправить. Он, конечно, правильный мужик, но прикол-то где?

Гнида из всего сказанного ничего не понял и заскулил:

— Папа, жрать охота! Ты, если не хочешь, постой на другом этаже, а я — пошел.

Он рванул да себя ручку двери, шагнул в прихожую и …замер!

— Ох-х! — послышалось сзади. — В натуре, как у Хозяина, — благостно, с оттенком легкой грусти сказал Моченый. — Тут шмон толково делать. Ни хрена не заныкаешь.

Прихожая напоминала бесплатный общественный туалет — выкрашенные серой краской стены, кафельный пол и тусклая лампочка в зарешеченном колпаке навевали глухую казенную тоску. Единственная дверь, ведущая из прихожей, была обита железом и снабжена окошечком с решеткой и заслонкой.

— Ну, вот и прикол. — Гнида посторонился, открывая для Моченого обзор на все это великолепие.

— Ну, вот мы и дома, — произнес с выражением пахан. По его щеке потекла скупая стариковская слеза умиления.

В усталом мозгу забурлили счастливые воспоминания. Подъем. Отбой. Завтрак, обед, ужин. И он, Моченый, всегда первый на раздаче. Вот, собственно, и все. А что еще нужно человеку? Вспомнилась милая сердцу камера с веселыми картинками на стенах. Затем родной барак на поселении и койка в дальнем углу Воспоминания вскипели и полились через край.

Вот они с Гнидой вернулись с неудачного побега. Больничка. Операции. После живодерни оказалось, что «корова» затоптала не только берлогу. Она еще и обгадила репутацию. Разбитый вдребезги авторитет пришлось собирать по кусочкам и сколачивать костылем. Кое-кого Моченый просто загрыз. Что не укоротило срока. Правда, на зоне воцарился прежний порядок. Но о побегах не могло быть и речи. Весь прежний жизненный уклад пошел прахом из-за проклятого интеллигента!

Моченый стоял и смотрел на уютную камеру в центре Петербурга, а сам думал: жаль, что «корова» сдохла в тундре. Ее можно было бы долго резать…

— Гнида, — негромко произнес он, и эхо разнесло по подъезду: — Да-да-да…

— Здеся я, папа, — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, отозвался за спиной кореш.

— Ты пока бабки Паука пришхерь. До поры, — ни с того ни с сего сказал Моченый.

— Лады, — торопливо согласился Гнида. Сейчас его больше интересовало, в каком состоянии в хате холодильник и есть ли он вообще.

На самом деле квартира Паука отличалась лишь «стильной» прихожей. В остальном же трехкомнатный приют зэков был мечтой любого среднестатистического дегенерата.

— Евробарак, еврокамбуз и европараша. Говно! — емко оценил обстановку Моченый.

Жизнь потекла своим чередом. Гнида поселился в еврораю. Моченый перетащил диван в прихожую и там затихарился. Встречались они редко. В основном у туалета и во время вечерних новостей, которые Моченый принципиально смотрел, сидя перед телевизором на полу. Гнида вздыхал, глядя, как истязает себя кореш, но, по понятиям, молчал. Пахан сам знает, что делать.

А пахан тем временем совсем скис. Новая жизнь потрясла его до глубины души. Он все реже появлялся в ванной. Потом случилось страшное — в его камере появились газеты! Как закономерное следствие этого пагубного шага, он отказался от чифира и начал пить водку.

Братья Потрошиловы вышли из суматохи аэропорта. Там, внутри, было неспокойно, а они привыкли к тишийе. Якуты отошли подальше, не обращая внимания на дождь, и надели очки. Сократ вытащил из кармана бумажник оленьей кожи. Из отделения для визиток торчала фотография отца. На оборотной стороне вождя был записан адрес его старшего сына. Диоген вынул карту мира, купленную еще в Якутске, и ткнул пальцем в маленькую синюю точку.

— Питер, — со значением произнес он. — Каменные джунгли, ломающие психику людей. Они превращают человека в бесчувственного зомби. И здесь живет наш будущий тойон?!

— Ты вот что, брат, — Сократ с осуждением посмотрел ла родственника и продолжил: — Мы не в Якутии. Разговаривай нормально. Как якут! — Он гордо выпрямился, поднял вверх указательный палец и поучительно добавил: — Однако.

— Не вопрос. Понял, однако, — тут же согласился Диоген. —Якуты, так якуты.

Сократ наклонился, вытащил кожаные штаны из унтов и натянул их сверху, маскируя меховые голенища.

— Не надо выделяться, — пояснил он брату. — Непривычное может испугать аборигенов.

Диоген кивнул, соглашаясь с житейской мудростью:

— Однако, верно.

Они привели себя в порядок. Ритуальный рисунок охотников на лица решили не наносить, чтобы не переборщить с национальным колоритом.

— Однако, надо искать брата, — садясь на чемодан, сформулировал ближайшую цель Сократ.

— Однако, каменная тундра меньше нашей. Найдем! — ответил Диоген, и они хлопнули друг друга по ладоням.

Питер лежал перед ними. Далеко перед ними. Настолько, что его не было видно. Судя по карте мира путь предстоял неблизкий. Они еще раз взглянули на фото. Глаза отца смотрели строго и требовательно.

— Пора, — задумчиво произнес Сократ, поднимая голову, — без упряжки нам — день пути. Если напрямую.

Диоген прищурился на то место, где в тундре должно было быть солнце, и сверился с картой:

— Будем забирать к востоку. Там рек меньше.