— Нума Деций, — докладывает он. — Первая турма, Восемнадцатый Верный легион.

Мгновение я вспоминаю, кто есть кто.

— Декурион, в чем дело?

— Вас просят на военный совет, легат. Пропретор сейчас в лагере Восемнадцатого легиона.

— Хорошо, — говорю я. «Какого черта Вара принесло сюда, в летние лагеря?»

Я бросаю деревянный меч Метеллу. Он ловит его в воздухе, улыбается.

— Дела, — говорю я. — В другой раз получишь по шее, префект.

— Хорошо, легат.

Метелл хохочет, скаля отличные зубы. Словно он лошадь.

— Хорошая причина увильнуть, легат. Иначе я бы крепко настучал тебе… вам по… хмм… афедрону.

Угу, самое время блеснуть знанием греческого.

— Хвастун самнитский.

— Простите, легат, — говорит всадник. — Вас просили поспешить. Дело срочное.

Мы с Метеллом переглядываемся.

— Что случилось? — спрашивает он серьезно.

Всадник медлит.

— Ну!

— Германцы восстали.

Сначала я думаю, что ослышался. «Они откусят нам пальцы», вновь слышу я голос Нумония Валы.

— Что — о?!

Марсы — небольшое племя германцев. Они поклоняются какой‑то своей Богине. Это все, что я о них знаю.

— Марсы перебили римских судей и легионеров, что были посланы вершить суд на месте, — докладывает гонец. — Гемы обошлись с ними… очень жестоко, пропретор.

Вар поднимает голову. Лицо усталое и нездоровое, левый глаз подергивается. Запах шиповника настолько сильный, что меня начинает мутить.

— Как? — говорит Вар. — Как они обошлись с нашими воинами и судьями?

Гонец бледный, словно сам это видел.

— Они…

— Говори же! — кричит пропретор.

Гонец вскидывает взгляд, на щеках — красные пятна.

— Гемы их распяли.

Всеобщий вздох.

Я вспоминаю, как приехал в Германию. Кресты с распятыми германцами вдоль дороги. Мухи, кружащие над изуродованными ступнями, синие пальцы. Десятки казненных. Это был ответ на смерть моего брата.

Мы распинали варваров — по римскому праву. Гемы ответили нам тем же.

Все честно.

Крики, ярость, гнев. Лица трибунов искажены.

Распятие — позорная казнь.

— Теперь дело за нами, — Арминий, который на самом деле Луций, прерывает молчание. Все оборачиваются на этот негромкий сильный голос. — За Римом. Ответ должны быть мгновенным… и сокрушительным. Пугающим. Иначе это будет воспринято как слабость, пропретор.

Мой мертвый старший брат.

Мой…

— Варвар прав, — говорит легат Девятнадцатого легиона, изнеженный и чахлый побег от ствола Ромула и Рема, Гортензий Мамурра. В каштановых кудрях вяло переливается отсвет лампы. — Мы должны наказать мятежников. Задавить восстание в самом начале, в зародыше! Чтобы Германия ужаснулась. Чтобы варварские матери пугали детей вашим именем, пропретор!

Вар опускает голову и бродит по палатке. В покоях Нумония несколько мраморных бюстов — в основном это философы. Пропретор останавливается и задумчиво рассматривает каждый.

Платон, Аристотель, Сократ, еще несколько бородатых мужиков. Греки. Даже я не всех помню.

Вот уж не думал, что Нумоний интересуется философией. Я смотрю в затылок легата Восемнадцатого легиона — там толстый шрам. Памятка от сарматов, с которыми легат сражался, будучи молодым префектом конницы.

Мы ждем.

— Пропретор? — повторяет Гортензий Мамурра.

Вар вздрагивает. Поднимает голову.

— Где царь марсов?

— Исчез, — отвечает Нумоний.

Вар облизывает губы.

— Я принял решение, — голос у него внезапно сел. — Мы не можем оставить это без внимания. Поэтому… — он медлит. — Кажется, у нас есть заложница из племени марсов?

Я вздрагиваю. Заложницы!

Туснельда, прекрасная германка. Она тоже одна из них.

Правда, царь хавков, Сегест, до сих пор был верен Риму. Я сжимаю зубы. Надеюсь, так оно и останется.

Но почему — марсы?

— Римлян — резать! Бей! Убивай!

Бьется в истерике человеческая толпа. Бежит человеческая толпа. Рвет и мечет человеческая толпа.

Словно мутный дождевой поток, сметающий все на своем пути.

Хлодриг выступил вперед, поднял римский меч. Трофейный. Хлодриг забрал его у патрульного легионера — мальчишки лет семнадцати. Это было просто. Даже слишком. Кровь забулькала, когда мальчишка упал. Хлодриг с интересом наблюдал, как она пузырится и течет на землю. Мальчишка хрипел и дергался. Лицо юное, еще в подростковом пушке. Глаза широко раскрыты.

Хлодриг присел рядом, наблюдая, как пыль намазывается на смуглую кожу легионерчика. Тот зажимал руками горло, но кровь все равно текла. Смешной все‑таки они народ, римляне…

Хлодриг положил фрамею на землю.

Старое верное оружие. «Давно я ее не доставал». Еще с того набега за Рений, когда большим отрядом они прошли по Галлии и разворошили несколько римских поселений. Сейчас по всем германским землям пошел зов — восстание близко. Римлян — убивать. Но первыми… Первыми восстать должны были марсы, племя, к которому принадлежал Хлодриг.

Восстать и — первыми попасть под удар Рима.

Затылок свело. Неужели легионы дотянутся и сюда? Раньше им удавалось. Но сейчас все будет по — другому.

Или нет?

Человек в маске говорит, что время римлян ушло. Сейчас наше время. Племена хаттов, бруктеров, лангобардов, гиперов, херусков, ангривариев и фризов — все должны восстать. И повернуть оружие против Рима.

Так же, как марсы.

Паренек — римлянин продолжал дергаться. Хорошо, что догадался зажать артерию руками. Иначе бы уже истек кровью, а это неинтересно.

Хлодриг поморщился. Поднял меч римлянина и осмотрел клинок. Железо. Не очень хорошее, но отлично заточено. Гнется, но и режет.

Пожалуй, этот меч все‑таки может пригодиться.

— Варвар! — позвали сверху.

Хлодриг выпрямился. Тщательно отряхнул пыль со штанов. Поднял голову.

Старого центуриона приколотили к кресту — не очень умело, но для начала сойдет. Седые волосы, лицо, черная от синяков грудь и подшлемная повязка — в запекшейся крови. Край повязки разлохматился. Ветер теребит ниточки с багровыми комочками.

Разбитые губы центуриона шевельнулись.

— Оставь… мальчишку… в покое. Ты… я убью.

Хлодриг засмеялся. Этот старик еще угрожает!

— Я… те… бя найду… ты… ублюдок.

Хлодриг покачал римским мечом, ловя отсветы. Забавно.

— Я видел ваших орлов, старик. Они из золота, правда? — полузабытая латынь. Служба в германской когорте в Паннонии многому научила Хлодрига, в том числе и языку. А еще — снимать добычу с трупов, пока не подоспели мародеры из числа легионеров.

— Орел… выклюет тебе… — старик задохнулся, закашлял. — Гла… за…

— Лучше бы твоему орлу быть из золота, — продолжал Хлодриг. — Мы убьем много римских свиней в этот раз. Я раздобуду себе такого орла — и стану богаче. Вот увидишь, старик. Ах, да… ты этого не увидишь. Прости, старик.

Римлянин поднатужился и плюнул.

Красно — черный сгусток плюхнулся в пыль рядом с ногой Хлодрига.

Германец расхохотался.

— Эх, старик, старик… Все у тебя не так, не по — человечески.

Он кончиком римского меча срезал полоску кожи с бедра легионерчика. Потекла кровь, красным заливая смуглую кожу. Мальчишка забился, открыл рот… Булькнуло. Хрип. Но больше — ни звука. Хлодриг кивнул. Очень удобно. Перерезаешь горло, потом они тихие.

Хлодриг резал и смотрел. Наконец, в глазах мальчишки медленно погас огонек. Кончено. Жаль.

— У… бью, — центурион все еще не успокоился. Упрямый старик.

— Не накаркай, — сказал Хлодриг и вытер меч о синюю тунику мальчишки.

Ализон, провинция Великая Германия.

Девушку выводят. Помост возвышается над площадью — поэтому кажется, что девушка ступает босыми ногами по головам зрителей.