Лицо Роуан оставалось непроницаемым и неподвижным.

– Ты не хочешь послушать музыку, дорогая? – спросил Майкл. – Не возражаешь, если я заведу старый граммофон? Честно говоря, на меня он действует как-то успокаивающе. Может, тебе тоже понравится. Сейчас я принесу его сюда и выберу какую-нибудь пластинку.

Он поднялся с кресла и нагнулся, чтобы поцеловать Роуан. Ее мягкие губы остались безучастными. Майкл ощутил вкус помады и улыбнулся. Как видно, сиделка, прежде чем уйти, успела подкрасить губы своей подопечной. Взгляд Роуан по-прежнему был устремлен в пространство. Благодаря своей матовой бледности она казалась особенно нежной и прекрасной.

Майкл отыскал в мансардной комнате граммофон, из кипы пластинок выбрал «Травиату» и, без усилия подхватив нетяжелую ношу, замер, прислушиваясь к шуму дождя и вглядываясь в солнечные блики, игравшие за пеленой струй.

Только теперь он заметил, что окно в комнате заперто.

Пол был до странности чистым.

Первым делом он подумал о Джулиене, вспомнил, как Джулиен проворно возник в дверях, преградив путь Лэшеру.

– Прости, что с той ночи я совсем забыл о тебе, – вслух произнес Майкл. – Наверное, мне следовало помолиться о том, чтобы ты обрел покой.

Мгновение проходило за мгновением. Майкл не двигался с места. Интересно, сможет ли он когда-нибудь вновь проводить время в этой комнате, спрашивал он себя. Он взглянул на крышу террасы, видневшуюся за окном. Вспомнил, как Анта, появившись там на миг, поманила Лэшера.

– «Свидетелем мертвый восстанет из праха», – пробормотал Майкл. – Да, именно это и произошло.

Прижимая к груди граммофон, Майкл принялся медленно спускаться по ступенькам. Внезапно он замер, чем-то обеспокоенный. Лишь несколько секунд спустя он понял, что именно вызвало его тревогу. Откуда этот странный звук? Майкл бережно опустил на ступеньку граммофон и пластинку.

Кто-то плакал – скорее всего, женщина или ребенок. То был тихий, жалобный, проникающий в душу плач. Без сомнения, сиделка не могла так плакать. К тому же она собиралась вернуться лишь вечером. Но плач явно доносился из комнаты Роуан.

Майкл не смел надеяться, что плакала Роуан. К тому же ее голос он узнал бы из тысячи. А этот голос он никогда прежде не слышал.

– О, дорогая моя, родная моя, – сквозь рыдания приговаривал кто-то. – Я так люблю тебя, так люблю. Да, да, пей, пей побольше. Бедная моя мамочка, бедная мамочка.

Майкл не мог найти объяснение происходящему. Дикий страх, охвативший его, мгновенно сожрал все мысли. Он бросился вниз по ступенькам, стараясь не слишком шуметь. Оказавшись у двери в спальню, он осторожно приоткрыл ее и заглянул в щелку.

Высокая девушка, тонкая, как ивовый прутик, сложением удивительно напоминавшая Лэшера, сидела на кровати. Пышные золотисто-рыжие локоны рассыпались по ее узкой спине. Несомненно, именно эту девушку он недавно видел у ограды. А сейчас она сжимала Роуан в объятиях. Роуан сидела, вцепившись в руку девушки. Да, да, она сама сжимала эту тоненькую бледную ручку. Правая грудь девушки была обнажена, и Роуан из нее сосала.

– Молодец, мамочка, пей, пей, – повторяла девушка, и слезы, переполняя ее огромные зеленые глаза, ручьями стекали по бледным щекам. – Я знаю, что тебе больно, но ты должна пить. Это наше молоко. Оно обладает особой силой.

Затем девушка подалась назад, отбросила за спину прядь волос и дала Роуан левую грудь. Роуан немедленно принялась с жадностью сосать. Рука ее, прежде сжимавшая руку девушки, теперь поднялась и шарила в воздухе, словно пытаясь нащупать голову необычной кормилицы.

Тут девушка увидела Майкла Ее глаза, наполненные слезами, испуганно расширились. Как эти невероятно огромные глаза походили на глаза Лэшера! Овал юного лица был безупречен. Рот нежен, как у ангела.

Роуан издала какой-то приглушенный звук, внезапно выпрямилась и вцепилась левой рукой в волосы девушки. Она выпустила грудь изо рта и закричала неожиданно громко и пронзительно:

– Майкл, Майкл, Майкл!

Затем Роуан прижалась к спинке кровати, подняв колени под одеялом. Она неотрывно смотрела на девушку, которая испуганно вскочила и зажала уши руками. Роуан вскинула руку и указала на нее пальцем.

Высокая тоненькая девушка плакала навзрыд. Губы ее тряслись, а лицо с высоким лбом сморщилось как у младенца. Она прижала к нему длинные белые пальцы.

– Нет, нет, мама, не надо, – умоляла она сквозь слезы.

– Майкл, убей ее! – вопила Роуан. – Убей немедленно! Уничтожь ее, Майкл!

Девушка, жалобно всхлипывая, прижалась к стене.

– Мама, мама, нет! Мама, не надо!..

– Убей ее!!! – голос Роуан становился все громче и требовательнее.

– Я не могу, – простонал Майкл. – Не могу. Богом клянусь, это выше моих сил.

– Тогда я убью ее, – крикнула Роуан, протянула руку и схватила пистолет, который Майкл так и не успел убрать с ночного столика. Сжав пистолет трясущимися руками, она прищурилась, нажала на курок и выпустила в лицо девушки три пули подряд. В комнате сразу же запахло гарью.

Лицо девушки разлетелось на куски, словно было сделано из фарфора. Лишь кровь, хлынувшая потоками, доказывала, что то была живая плоть, а не безупречная фарфоровая маска.

Длинное тонкое тело судорожно задергалось и тяжело рухнуло на пол, прекрасные золотистые волосы рассыпались по ковру.

Роуан выпустила из рук пистолет. Теперь она тоже плакала, всхлипывала так же жалобно и отчаянно, как только что девушка. Левой рукой она зажимала рот, словно пытаясь унять рыдания. Вдруг она вскочила с постели и встала на дрожащих ногах, держась за столбик кровати.

– Закрой дверь, – приказала она осипшим от слез голосом. Плечи ее и грудь тяжело вздымались. Казалось, она вот-вот вновь лишится сознания.

Всем телом содрогаясь от напряжения, она сделала несколько неуверенных шагов вперед и опустилась на колени перед распростертым на полу телом.

– О, Эмалет, девочка моя! О, моя маленькая Эмалет! – лепетала Роуан.

Девушка лежала неподвижно, раскинув тонкие руки. Мужская рубашка ее распахнулась, обнажив белоснежную грудь. Лицо превратилось в жуткое красное месиво, а волосы насквозь пропитались кровью. Совсем недавно Майкл уже видел нечто подобное – труп, оставшийся без лица, роскошные волосы, слипшиеся от крови. Тонкие беспомощные руки, хрупкие, точно ветви дерева зимой, и лужи крови.

– О дитя мое, моя дорогая маленькая девочка, – заливаясь слезами, бормотала Роуан.

И вдруг она вновь припала губами к обнаженной груди девушки.

В течение нескольких мгновений в комнате было абсолютно тихо. Слышался лишь звук, производимый сосущими губами Роуан. Осушив левую грудь Эмалет, Роуан с жадностью набросилась на правую.

Майкл наблюдал за ней, от изумления лишившись дара речи.

Наконец Роуан насытилась, села и вытерла рот. Низкий печальный стон вырвался из ее груди, из глаз снова хлынули слезы.

Майкл опустился на колени рядом с ней. Роуан не сводила глаз с мертвой девушки. Затем она несколько раз моргнула, словно прогоняя застилавшие глаза слезы. На правом соске Эмалет белела крошечная капля молока Роуан осторожно сняла ее пальцем и поднесла к губам.

Сквозь пелену слез Роуан смотрела прямо в глаза Майклу – внимательно и пристально. Она явно хотела, чтобы он прочел в ее взгляде все то, что ему следовало узнать. Хотела, чтобы он понял: ей известно, что произошло в этом доме минувшей ночью. Известно, что он уничтожил Лэшера. A еще она всеми силами стремилась убедить его в том, что вновь пребывает в здравом уме. Она исцелилась. Стала прежней Роуан.

Внезапно она холодными дрожащими пальцами коснулась его щеки и тихонько погладила, словно пытаясь успокоить.

– Ни о чем не волнуйся, Майкл, – сказала она. – Не тревожься. Все останется в тайне. Я отнесу ее в сад. И похороню под дубом… Рядом с ним… Я справлюсь с этим сама. Ты и так сделал достаточно. А свою дочь я должна была уничтожить собственной рукой.

И она вновь заплакала, но теперь тихо, едва слышно. Глаза ее закрылись, голова склонилась на плечо. Она гладила и гладила руку Майкла.