– Значит, ничего сверхъестественного во всем этом нет, – заявил Пирс. – Если это существо подобно человеку и, как говорила моя мать, обладает плотью, следовательно, оно должно перемещаться теми же способами, что и простые смертные.

– То есть вы хотите сказать, что ваша мать рассказывала вам о нем? Говорила, что это мужчина? Но когда? И что она могла о нем знать?

Гул возбужденных голосов долго не стихал.

– Прошу прощения, – негромко заметил Райен, когда шквал вопросов иссяк. – Гиффорд действительно говорила о нем некоторое время тому назад. Однако, мне кажется, ее словам не следует придавать какое-либо важное значение. Она знала о нем столько же, сколько и мы. Все это не более чем ее собственные домыслы. Давайте будем опираться лишь на достоверные сведения. Как сказал Рэндалл, это существо, природа которого нам неизвестна.

– Да, – подхватил Рэндалл, вновь беря в свои руки бразды правления. – И если мы соединим сведения, которыми располагаем, с информацией, предоставленной нам Лайтнером и доктором Ларкином из Калифорнии, напрашивается один лишь вывод. У нас есть все основания предполагать, что это существо обладает уникальным геномом. Как и у обычного человека, хромосомы у него располагаются в двойной спирали, однако хромосом этих девяносто две, что в два раза превосходит обычную для людей норму. К тому же протеины и энзимы в его крови и тканях значительно отличаются от человеческих.

Пирс никак не мог отделаться от мыслей о матери. Воображение настойчиво рисовало ему, как: она лежит на песке пляжа. Он не видел ее там, но теперь был обречен представлять картину до бесконечности. Испытывала ли она страх перед смертью? Испытывала ли боль? Каким образом ей удалось добраться до кромки воды? Все эти вопросы проносились в голове у Пирса. Он сидел понурившись и упорно смотрел в стол.

Рэндалл меж тем продолжал ораторствовать.

– Таким образом, проанализировав ситуацию, мы приходим к весьма утешительному заключению. Несомненно, злостные деяния этой особи мужского пола могут быть пресечены, – донесся до Пирса его голос. – Какова бы ни была его предыстория, какими бы тайнами ни было окутано его появление на свет… или рождение… или возникновение – не берусь судить, какое слово здесь наиболее уместно, – мы знаем, что это одиночка. И разумеется, мы вполне в состоянии с ним бороться.

– Вот об этом и речь, – изрекла Мона.

Она говорила в своей обычной манере – так, словно была уверена, что все вокруг готовы внимать ей, затаив дыхание. С новой прической – с заколотыми высоко волосами – она выглядела совсем иначе, чем прежде. Теперь лицо ее казалось одновременно более юным и более взрослым, черты удивляли своей тонкостью, а щеки – нежностью.

– Пока он одиночка, да, – продолжала она. – Но он явно пытается положить конец своему одиночеству. Нам известно, что его эмбрионы развиваются с невероятной скоростью. Значит, вполне допустимо, что в любое время у него может появиться жизнеспособное потомство.

– Весьма верное замечание, – подхватил Эрон Лайтнер. – Совершенно справедливое. И мы не можем предугадать, с какой скоростью будет развиваться этот… потомок интересующего нас существа. Скорее всего, ребенок будет расти так же быстро, как в свое время и его отец, хотя мы не можем объяснить, каким образом это происходит. Вполне закономерно предположить, что впоследствии данное существо совокупится со своим собственным потомком. Да, я полагаю, именно так оно и намерено поступить, если учесть, что попытки совершить этот акт с другими, как правило, завершаются их гибелью.

– Господи боже, значит, он хочет наплодить множество себе подобных? – дрожащим голосом осведомилась Энн-Мэри.

– А от Роуан так и не поступило никаких известий? Кто-нибудь располагает хоть какой-нибудь информацией о ней?

В ответ сидевшие за столом отрицательно замотали головами. Лишь Райен дал себе труд членораздельно ответить «нет».

– Понятно, – вздохнула Мона. – Ладно, я должна кое о чем вам рассказать. Это существо едва не добралось и до меня. Вот как это произошло.

Мона уже рассказывала Пирсу эту историю на Амелия-стрит. Но, слушая ее сейчас, он обратил внимание, что она опускает некоторые детали. Например, умалчивает о том, что была с Майклом, что уснула в библиотеке, причем абсолютно обнаженная, что ее разбудил звук виктролы, а вовсе не скрип открываемого окна. Пирс не мог понять, из каких соображений она утаила все эти важные подробности. У него всегда создавалось впечатление, что, пересказывая семейные предания, Мэйфейры предпочитали умалчивать о чем-то очень значительном, опускали весьма существенные детали. Вот и сейчас ему хотелось крикнуть: «Скажи им, что играла виктрола! Скажи!» Но он хранил молчание.

Казалось, существует разительное несоответствие между этим опасным существом, которого они считали мутантом, и атмосферой старинных легенд и чудес, неизменно окутывавших дом на Первой улице. Играла виктрола. И эта музыка принадлежала иной реальности, далекой от геномов, ДНК, хромосом и странных отпечатков пальцев, обнаруженных коронером в квартире Мэнди Мэйфейр во Французском квартале.

Из всех смертей лишь смерть Мэнди сочли убийством. О том, что она умерла не без постороннего участия, красноречиво свидетельствовали как цветы, покрывавшие ее тело, – уж это-то она никак не могла сделать сама, – так и синяки и царапины на шее, неопровержимо доказывавшие тот факт, что женщина боролась до последнего. Гиффорд, похоже, не сопротивлялась совсем. По крайней мере, никаких следов схватки на ее теле обнаружено не было. По всей вероятности, его мать захватили врасплох. Так что она, скорее всего, не испытывала ни страданий, ни страха. И не получила ни одного синяка.

Выйдя из задумчивости, Пирс вновь услышал голос Моны. Теперь она рассказывала о запахе.

– Язнаю, что ты имеешь в виду, – оживился Райен. Впервые в глазах его вспыхнул слабый огонек интереса. – Мне знаком этот запах. Я тоже его ощущал. В Дестине. Запах, кстати, довольно приятный. Похож на… – Да, запах очень приятный, даже изысканный, – перебила Мона. – Хочется вдыхать его до бесконечности. И мне кажется, я до сих пор ощущаю его в доме на Первой улице.

– В Дестине он был слишком слабым, – покачал головой Райен.

– Вам он кажется слабым, мне – сильным, – пожала плечами Мона. – Но важно совсем не это. Поймите, запах может быть признаком генетической совместимости.

– Мона, деточка, с каких это пор ты начала так хорошо разбираться в генетической совместимости? – усмехнулся Рэндалл.

– Оставь свои колкости при себе, – ледяным тоном осадил его Райен. – Сейчас не время для шуток. Нам необходимо предпринять какие-то действия… решительные действия. Найти это существо. Вычислить, где оно может появиться в следующий раз. Мона, ты сумела его разглядеть?

– Нет, я ровным счетом ничего не видела. Но мне бы хотелось дозвониться до Майкла. У Майкла была возможность рассмотреть его как следует. Я звонила ему множество раз, но так и не сумела его застать. И это очень меня тревожит. Думаю, мне пора идти…

– Ты не выйдешь из этой комнаты одна, – непререкаемым тоном заявил Пирс. – Без меня ты никуда не пойдешь.

– Вот и замечательно. Значит, ты меня проводишь.

Лорен характерным для нее жестом постучала ручкой по столу, привлекая всеобщее внимание.

– Давайте вернемся к делу, – предложила Лорен. – Итак, все женщины семейства Мэйфейр извещены о возможной опасности.

– Все или не все – нам неизвестно, – пробормотала Энн-Мэри. – Господи помилуй, откуда нам знать, кто на самом деле принадлежит к семейству Мэйфейр, а кто – нет. Думаю, эта тварь тоже этого не знает.

– Ив Новом Орлеане, и в Хьюстоне ведется поиск возможных свидетелей, – пропустив ее замечание мимо ушей, продолжала Лорен.

– Скорее всего, никаких свидетелей нет и быть не может. Никто не видел, как он входил в дома к своим жертвам или выходил прочь.

– Тем не менее нам известно, как он выглядит, – возразила Мона. – Об этом рассказал доктор Ларкин. И те, кто встречал его в Шотландии. Майкл тоже его видел.