Майкл сунул в карман ручку и, протянув левую руку, сжал пальцы Роуан. Внезапно он ощутил, как тело ее вздрогнуло. Майкл испуганно вскинул голову.

– Это всего лишь рефлекс, мистер Карри, – пояснила сиделка. – Такое происходит с ней довольно часто. Если бы она была подключена к аппаратам, на мониторе сейчас появились бы волнистые линии. Но это ровным счетом ничего не означает.

Майкл вновь откинулся на спинку кресла, не выпуская руки Роуан. Несмотря на слова сиделки, рука эта уже не казалась ему такой безвольной и безжизненной, как прежде. Он перевел взгляд налицо Роуан. Похоже, голова ее слегка изменила положение на подушке: чуть сдвинулась влево. А может, он ошибается? Или сиделка из каких-то соображений сама подвинула ее голову. Или все это не более чем игра воображения?

Тут пальцы Роуан вновь напряглись в его руке.

– С ней что-то происходит, – сказал Майкл, поднимаясь с кресла. – Включите лампу.

– Ничего с ней не происходит, – невозмутимо возразила сиделка. – Зря вы только себя изводите.

И все же она неслышными шагами подошла к кровати и приложила пальцы к правому запястью Роуан. Потом, достав из кармана крошечный фонарик, направила луч прямо в открытые глаза больной.

И молча отошла, покачивая головой.

Майкл вновь опустился в кресло.

«Все хорошо, дорогая, – мысленно твердил он. – Все будет хорошо. Я непременно отыщу этого подонка. Я непременно убью его. Я сотру его с лица земли. Я сам положу конец его недолгой жизни во плоти. Да, я сделаю это. Ничто мне не помешает. Ничто и никто».

Он поцеловал открытую ладонь Роуан. На этот раз мягкие пальцы не ответили ему ни малейшим движением. Он вновь коснулся губами влажной кожи и опустил руку Роуан на одеяло.

Возможно, сейчас ей вовсе не хочется, чтобы он к ней прикасался. Возможно, ее раздражает колеблющееся пламя свечей, раздражает присутствие сиделок. Но она не может пожаловаться, не может ничего попросить, не может вымолвить ни единого слова. Как тяжело думать об этом.

– Я люблю тебя, дорогая, – вполголоса произнес Майкл. – Я тебя люблю.

Часы пробили одиннадцать. Как все это странно. Время то тащится томительно медленно, то мчится стремглав. Лишь дыхание Роуан всегда остается спокойным и ровным.

Майкл откинулся на спинку кресла и опустил отяжелевшие веки.

Он очнулся от дремы уже после полуночи. Взглянул на часы, потом осторожно перевел взгляд на Роуан. Он не мог определить, произошли ли с ней какие-либо перемены. Сиделка по своему обыкновению что-то писала, устроившись за маленьким столиком красного дерева. В дальнем конце комнаты удобно расположился в кресле Гамильтон. Он читал при свете маленького карманного фонарика.

Майклу показалось, что глаза Роуан… Но если сказать об этом сиделке, она снова ему не поверит. И все же…

Снаружи, на галерее, стоял охранник. Его широкая спина маячила как раз перед окном.

Тут Майкл заметил, что в комнате есть кто-то еще. Юрий, черноволосый цыган с раскосыми глазами. Поймав взгляд Майкла, он широко улыбнулся. В какое-то мгновение Майклу стало не по себе. Но выражение лица Юрия было самым что ни на есть доброжелательным. Даже блаженным. Порой он казался человеком не от мира сего, чем напоминал Эрона.

Майкл встал и сделал Юрию знак выйти в коридор.

– Меня прислал Эрон, – сообщил Юрий, беззвучно прикрыв за собой дверь спальни. – Он просил передать вам, что он женат и счастлив. A еще он просил вас не забывать о том, что он вам рассказал. Не пускать в дом ни одного из тех, кто имеет отношение к ордену Таламаска. Ни под каким предлогом. Вам следует предупредить об этом всех прочих родственников. Вот и все, что я должен был вам сообщить. Вы не забудете поговорить с остальными членами семьи?

– Да, конечно. Я передам им предостережения Эрона. Вернувшись в спальню, Майкл сделал несколько нерешительных шагов в сторону сиделки. Она догадалась, чего он хочет. Он хочет, чтобы она снова посмотрела, не изменилось ли состояние Роуан. Проверила ее пульс.

Сиделка быстро подошла к кровати, нащупала пульс больной, потом подняла равнодушный взгляд на Майкла.

– Все по-прежнему.

– Вы уверены?

– Да, мистер Карри, – едва заметно пожав плечами, проронила сиделка.

– Мне надо отлучиться на несколько минут, – сказал Майкл.

Он снова вышел в коридор, где ждал Юрий. Они спустились по лестнице. Майкл шел первым. Голова у него слегка кружилась. Наверное, надо поесть, подумал он. Надо время от времени заставлять себя принимать пищу. Потом он вспомнил, что сегодня кто-то принес ему поднос с обедом. Так что он сыт. И должен чувствовать себя превосходно.

Майкл вышел на крыльцо и окликнул охранника, стоявшего у ворот. Через несколько мгновений к нему подошли пять человек в униформе. Юрий отдал им распоряжение не пускать в дом никого из агентов ордена Таламаска. За исключением самого Юрия. И, разумеется, Эрона Лайтнера. Юрий даже предъявил охранникам свой паспорт.

– Эрона вы наверняка знаете, – добавил он.

Охранники закивали головами, подтверждая, что все поняли.

– Мы не пускаем в дом никого, кого не знаем в лицо, – сообщил один из них. – Что касается сиделок, у нас есть список.

Майкл проводил Юрия до ворот. Прохладный воздух освежил его, прогнал остатки дремоты.

– Кстати, я прошел мимо охранников без всяких затруднений, хотя они видели меня в первый раз, – заметил Юрий. – Не хочу навлекать на этих парней неприятности, но все же им следует быть бдительнее. Почаще напоминайте им об этом. У меня они даже имени не спросили.

– Да-да, разумеется, – рассеянно кивнул Майкл.

Подняв голову, он взглянул на окно хозяйской спальни.

Различил неровные отблески свечей за плотно задернутыми шторами. Потом перевел взгляд ниже, на окно той комнаты, что находилась рядом с библиотекой. Именно через это окно ублюдку едва не удалось проникнуть в дом.

– Надеюсь, что ты близко. Надеюсь, ты придешь, – едва слышно прошептал он, обращаясь к Лэшеру, своему старому знакомому.

– Пистолет, который вам дала Мона, сейчас с вами? – неожиданно спросил Юрий.

– Он наверху. А откуда вы узнали, что Мона дала мне пистолет?

– Она сама мне сказала. Всегда носите пистолет с собой. Положите его в карман. У вас есть веские причины для того, чтобы иметь при себе оружие.

Юрий указал на крупную человеческую фигуру, маячившую на другой стороне Честнат-стрит, на фоне каменной стены.

– Этот тип из Таламаски, – сообщил он.

– Юрий, неужели вы с Эроном и правда уверены, что ваши бывшие товарищи опасны? – пожал плечами Майкл. – Да, они ведут нечестную игру, в этом я сам убедился. Помощи от них ждать не приходится. Но считать, что во имя своих интересов они способны совершить убийство? По-моему, это слишком. Я понимаю, с вами поступили несправедливо и сейчас вы раздражены, обижены на орден. Но это еще не повод обвинять его членов во всех смертных грехах. Юрий, я самостоятельно изучал материалы, связанные с Таламаской. И тем же самым занимался Райен Мэйфейр, еще до того, как мы с Роуан поженились. И нам обоим удалось выяснить, что члены ордена в большинстве своем библиофилы, лингвисты, специалисты по средним векам, а также простые клерки. Короче говоря, самый безобидный народ.

– Безобидный народ? Не слишком подходящее определение. Вы сами его придумали?

– Не знаю… Не помню… Кажется, я однажды употребил его в ходе довольно жаркого спора с Эроном. Так или иначе, я убежден в том, что опасаться нам следует вовсе не Таламаски. Если говорить серьезно, единственный, от кого сейчас исходит реальная угроза, это Лэшер. Единственный, кого нам следует искать, это тоже он. – Майкл сунул руку в карман. – Да, чуть не забыл. Пожалуйста, Юрий, передайте это письмо Эрону. Я записал здесь одно стихотворение. Можете прочитать, если хотите. Сочинил стихи, как вы понимаете, вовсе не я. Юрий, записка непременно должна попасть к Эрону. Это очень важно. Конечно, сегодня его вряд ли следует беспокоить. Но, надеюсь, вы увидитесь с ним в самом скором времени. То, о чем говорится в этом поэтическом пророчестве, противоречит моим собственным словам. Но Эрону следует об этом знать. Возможно, за стихотворными строчками он увидит смысл, который я не в состоянии постичь. Для меня эти стихи не более чем загадочный набор рифмованных слов.