Однако я точно знал, что живу. И что обладаю плотью. Ночная тьма рассеялась, я смотрел на покрытые снегом деревья и понимал, что эти дремучие леса – часть всего сущего. Небо над головой, прозрачно-голубой оттенок, которого не в состоянии передать ни один художник, – это тоже часть всего сущего, так же как и бескрайняя долина, открывшаяся нашим взорам, когда мы миновали горный перевал. В долине я увидел высокий церковный шпиль.

Снег валил с неба мягкими крупными хлопьями. За время пути я настолько привык к холоду, что он уже не доставлял мне неприятных ощущений. Напротив, зрелище падающего снега зачаровывало меня.

– Закутайся поплотнее, – распорядился отец. – Скоро мы окажемся в замке, в нашем родном доме.

Однако мне вовсе не хотелось сворачивать на тропу, которая вела вверх, к замку. Дорога, ведущая вниз, в город, привлекала меня куда сильнее. Джентльмены, вы даже представить себе не можете, какой это был большой и оживленный город. Он ничуть не походил на ту жалкую деревушку, которая многие годы спустя выросла на его руинах. Многочисленные каменные строения окружала высокая зубчатая стена со сторожевыми башнями, за которой жили горожане: купцы, ремесленники, банкиры. Над всеми городскими зданиями возвышался величественный собор. Вокруг крепостной стены тут и там виднелись дома фермеров. Отец сообщил, что здешняя земля, ныне скрытая снежным покровом, весьма плодородна – она каждый год неизменно дает богатый урожай и обеспечивает пастбищами стада тучных баранов.

Отец указал мне также на небольшие крепости, видневшиеся на окрестных холмах, и пояснил, что там в покое и мире проживают небольшие кланы, верные клану Доннелейт и находящиеся под его покровительством.

Дым валил из труб на бесчисленных крышах, теснившихся за городской стеной. За лесами, покрывавшими дальние холмы, угадывались очертания крепостных башен. В воздухе носились соблазнительные ароматы готовящейся пищи.

А на центральной площади города стоял исполинский собор, который не могли скрыть от взоров путников ни дома, ни крепостные стены. Высокий готический шпиль и остроконечная крыша, с которой соскальзывал снег, ослепительно сверкали на солнце. Солнечные лучи играли в огромных витражных окнах, зажигая их разноцветными огнями и делая еще более восхитительными изображенные там картины. Несмотря на поздний час, я разглядел множество людей, входящих и выходящих из дверей собора.

– Отец, позволь мне пойти туда! – взмолился я.

Собор манил меня неодолимо, словно я знал о нем что-то чрезвычайно важное. Мне не терпелось войти под его высокие своды и понять, что именно я знаю.

– Нет, сын мой, сейчас мы вместе отправимся в замок, – возразил отец.

Да, нас ожидал наш дом – огромный замок, видневшийся в горах над заливом.

Сейчас вода в заливе была скована льдом. Но когда придет весна, сказал отец, водный путь откроется и купцы будут прибывать в город один за другим, так же как и рыбаки, что ловят лосося у здешних берегов. Весной наступает время расцвета торговли, и тогда базарные ряды едва вмещают всех желающих продать или купить полотно, шерсть, меха, рыбу…

Замок Доннелейт представлял собой скопление круглых неуклюжих башен и, подобно той тяжеловесной каменной громаде, где я появился на свет, отнюдь не отличался ни красотой, ни благородством линий. Оказавшись внутри, я убедился, что по роскоши убранства замок этот значительно уступает королевскому. Тем не менее в нем царили радостное оживление и суета.

Просторный зал, в котором мы оказались, напоминал горную пещеру – столь грубой и незамысловатой была его отделка. Однако все здесь было готово для пышного пиршества, и, уверяю вас, даже феи домашнего очага не могли бы создать столь уютную и располагающую обстановку.

Пол был устлан толстым зеленым ковром из ветвей шотландской сосны, сплошь покрывавшим каменные плиты. Чудесные гирлянды из сосновых веток, свежие, благоуханные, украшали лестницу, арки и стену над огромным камином. Помимо сосны они были сплетены из прекрасных вечнозеленых растений, которые я не только узнал, но даже вспомнил их названия: омела и плющ.

Люди, украшавшие замок к нашему приезду, сумели при помощи весьма скромных средств придать ему поистине великолепный вид. Десятки свечей горели на стенах и на громадном трапезном столе, длинные скамьи ожидали гостей, которым предстояло принять участие в пиршестве.

– Садись за стол, – распорядился отец. – И помни, Эшлер, что бы ни случилось, тебе следует держать язык за зубами.

Судя по всему, мы прибыли к самому началу банкета, одного из двенадцати пышных празднеств, что обыкновенно устраиваются в Рождество. Все члены могущественного клана как раз собирались на обед. Как только мы с отцом устроились на дальнем конце стола, в зал вошли мужчины и дамы в роскошных одеяниях.

Наряды их ничуть не походили на костюм, который мне дали в лондонском королевском дворце. Тем не менее они показались мне чрезвычайно красивыми. Некоторые мужчины были в традиционных костюмах шотландских горцев, сшитых из клетчатой шерстяной ткани. Прически женщин мало напоминали те, что я видел при королевском дворе. Покрой платьев был намного проще, чем у придворных дам английской королевы, зато они радовали глаз яркостью расцветок и разнообразием отделки.

На многих женщинах сверкали драгоценности. Их блеск ослепил меня. Мне казалось, чудные камни вбирают в себя все царящее вокруг великолепие: сияние свечей, многоцветие нарядов, роскошь зала. Я был буквально заворожен этими сверкающими украшениями. В ту минуту мне казалось, стоит опустить рубин в бокал с водой, как вода немедленно закипит, покраснеет и заискрится, переливаясь множеством огней.

Возбужденному моему воображению все представало в преувеличенном свете. Бревно, горевшее в камине, казалось мне огромным, как дерево. Впрочем, на нем и правда сохранились остатки ветвей, напоминавшие руки с обрубленными ладонями. Бревно горело чрезвычайно ярко, и отец шепотом объяснил мне, что это традиционное рождественское полено. По словам отца, его братья собственноручно срубили подходящее дерево и притащили увесистый ствол из леса.

– Полено будет гореть все двенадцать дней Рождества, – сказал отец.

Наконец дамы и кавалеры заняли места по обеим сторонам длинного стола, и по широкой лестнице в зал величаво спустился глава клана, отец моего отца, Дуглас, великий граф Доннелейта.

То был убеленный сединами старик с пышной белой бородой и удивительно румяными щеками. На нем был тартан – клетчатая шотландская юбка, которую он носил с чрезвычайным достоинством. Его сопровождали три женщины редкой красоты – то были его дочери, мои родные тетки.

Отец вновь шепотом предупредил, что я должен молчать и воздержаться от вопросов. Замечу, джентльмены, что я уже успел привлечь внимание собравшихся за столом. «Кто этот высокий молодой человек?» – то и дело слышалось вокруг. К тому времени у меня выросли борода и усы, густые, темно-каштанового оттенка. Кожа моя по-прежнему оставалась гладкой и нежной, однако же меня никак нельзя было принять за рослого мальчика. Волосы мои тоже отросли и уже доставали до плеч.

С нескрываемым любопытством я наблюдал за тем, как рассаживались гости. Я видел, как на верхней площадке лестницы появился хор монахов – все в длинных белых одеяниях, на голове у каждого выстрижена тонзура, то есть, оставлен лишь узкий круг волос над ушами. Хор запел, и дивный напев его был преисполнен радости и печали одновременно. Должен сказать, музыка, которую я слышал впервые, явилась для меня огромным потрясением. Она одурманила меня, точно ядовитое зелье, пронзила, точно стрела. В какое-то мгновение у меня даже перехватило дыхание.

Однако происходящее вокруг по-прежнему не ускользало от моего внимания. Слуги внесли в зал исполинскую голову жареного кабана, возлежавшую на золотом блюде в окружении зелени, золотых и серебряных украшений, а также расписных деревянных яблок, которые удивительно походили на настоящие.

Следом прямо на длинных вертелах для жарки в зал были внесены кабаны, предназначавшиеся для еды. Слуги опустили дымящиеся туши на специальные маленькие столики и принялись разрезать ароматное мясо.