– Не отвечает, – сказал журналист, когда приблизился Кондрат.

       – Номин?

       Еши кивнул.

       – Был когда-нибудь в Севольном?

       Еши перестал набирать в очередной раз номер и спрятал телефон в карман.

       – Поедите?

       – Я не могу это так оставить, – Кондрат присел на корточки перед Тайрой и погладил её между ушами. – Мне вчера один очень умный и хороший человек сказал: «Мы ничего не хотим решать, когда это не касается нас, но когда касается… Мы начинаем носом рыть, узнавать, выискивать». Тетушка, единственное, что у меня есть – она моя семья. Я не знаю, что я сделал и куда я влез. Я не хотел впутываться в это. Но меня и мою семью чуть не убили. И теперь я намерен узнать, что это за история. 

       Еши усмехнулся.

       – Да и, правда, очень умный человек. Хорошие слова. Хочешь обезопасить себя?

       Кондрат посмотрел на журналиста.

       – А ты, что можешь посоветовать? Покорно ждать?

       Еши ничего не сказал, молча, направился к выходу. А уже через полчаса они ехали по районной трассе в направлении посёлка Севольное.

       – Так что ж вы в ночь-то, Коденька? – голос Ольги Марковны, давней подруги тети Зины, по-старушечьи дребезжал и чуть похрипывал. Закутанная в серую шаль и длинную юбку, она уточкой переваливалась с ноги на ногу, тяжело облокачиваясь на деревянную, толстую палку. Ольга Марковна была лет на пятнадцать старше Зины, да и жизнь в посёлке наложила свой отпечаток. Где-то за забором брехали собаки. Машина Еши пронесшаяся по ночным улицам разбудила всю округу. – А зверинка енто твоя?

       – Моя, – кивнул на идущую рядом Тайру Кондрат. В Севольном, в отличие от Яндыря, дождя не прекращался, мелко моросило, было слякотно и тянуло уже настоящим осенним холодом. Приезжие вошли в закрытые, теплые сенцы, в углу было навалено сено, висели пучки лука и чеснока. Здесь же, в углу, лежала пара топоров, молоток, висела на стене коса и серп с треснувшей ручкой.

       – Ишь, даже не ждала. Зинка-то как? – старушка вытерла ноги о половичок уже давно потерявший всякий цвет. – Ты собачку в сенях оставь, – Кондрат кивнул, обернувшись, приказал Тайре.

       – Жди.

       Она покрутилась, прошла к сену, повиляла хвостом и улеглась у стога.

       – Приболела тётя Зина, – ответил Кондрат, входя следом за Ольгой Марковной в дом.

       – Ишь, ты! Приболела? А шо за хворь?

       – С сердцем неладно, – уклончиво ответил Кондрат. Следом за ним вошел Еши, критическим взглядом окинул небольшую прихожую, упиравшуюся в тёмный зал. Бросил мимолетный взгляд в небольшую комнату, в которой стояла аккуратно застеленная койка, лежала на полу домотканая дорожка, и стоял блеклый цветок на широком подоконнике. Ольга Марковна суетливо шмыгнула в комнату напротив, послышался стук чайника. Кондрат и Еши переглянулись и вошли следом. 

Небольшой стол, несколько стульев, кухонный шкаф, печка электрическая и газовая. Под последней горелкой тётушкина подруга зажгла газ и водрузила чайник. Кухонька маленькая, не богатая, но видно, что хозяйка, хоть и стара, а чистоту старается поддерживать. Цветы на подоконнике в одинаковых горшочках, и цветная тюлька ленточками перевязана.

       – Давно не видела Зину, всё собираюсь, да времени нет. То сажать надо, то за огородом смотреть, потом урожай, а зимой… – она вздохнула. – Хату зимой не оставить, выстудится, а коли батареи замёрзнут, так и вовсе пропало. Придётся отопление размораживать. Всё никак. А она вона вишь ты… приболела. Видать все ж, соберусь. Ты Кодя, когда обратно? Может, и мне подсобишь до города?

       – Не знаю я, тётя Оля, надолго ли, – вздохнул Кондрат, – по делу я здесь. Человечка ищу. 

       – У нас? В Севольном? – старушка всплеснула сухонькими ручонками. – Неужто по работе ищешь? Преступники какие-то?

       Кондрат бросил взгляд на Еши. Тот жевал сухарь, взятый из розетки со стола, и с интересом разглядывал не хитрую кухоньку.

       – Не преступники, но найти надобно. 

       – Таки я всех знаю. Кто приехал, кто уехал. Ты скажи, кого ищете-то?

       – Девушка к вам приезжала, намедни, рыжая.

       – Рыжая! – бабка всплеснула руками. – Это журналисточка, чтоль?

       – Журналисточка, – кивнул Кондрат, заметив, что при этом Еши перестал жевать и замер, прислушиваясь к бабке.

       – Так уехала ваша журналисточка.

       – Куда? – влез тут же в разговор Еши и закашлялся, подавившись непрожёванным сухарём.

       Ольга Марковна посмотрела на молодого человека подозрительно.

       – Вчера уехала, поздно вечером. В лес. Лукичка пришла, так она с ней часа два в хате просидела, после они вместе и уехали.

       – А кто такая Лукичка? – нахмурился Кондрат. Ему все меньше нравилось узнанное.

       – Так, Лукишна. В городе она живёт, сюда не наведывается. А тут объявилась, значится. Сначала Лукичка приехала, а после рыжая. Журналистка все по дворам ходила и узнавала, не видели мы чего невиданного и странного. Про какой-то институт спрашивала, не знаем ли, где находится. Да про деревню некую, которая по её словам где-то недалеко от нас находилась, якобы километров в двух-трёх. Я сколько лет живу, точно помню, до ближайшей деревни от нас километров двадцать будет, не меньше. Да и чудное у нас, что может быть? Посёлок то, конечно, большой. Люди к нам приезжают новые часто. Школу вон новую даже построили. Растёт посёлок. Молодёжь в город на учёбу только едет, а после мало кто в городе остаётся, зачастую семьями уже возвращаются. Места у нас красивые. Летом из города многие едут: кто погостить у отца да матери, кто к дедам да бабушкам внуков на каникулы привозят. Много приезжих из аэропорта, кто на ночку остановиться, кто и подольше задерживается. Коли что дикое было, не приезжал бы народ. 

       – Значит, рыжая ничего не нашла?

       Бабушка вздохнула, вытерла руки о длинную юбку.

       – Нашла. Что-то она нашла. Когда всех обошла, остановилась на ночлег у Марии, она через два дома от меня. А вечерком приходит в дом Марьин и Лукашка. Рыжая в то время ужо сумку выносила, – Ольга Марковна смолкла, бросилась к засвистевшему на плите чайнику. – Ох, Коденька, подсоби. В тумбе там прянички да конфетки. А может, вы есть хотите с дороги?

       Леший улыбнулся.

       – Ольга Марковна, вы не беспокойтесь, нам и чайку много. По дороге в кафе останавливались, перекусили. – Он поставил на стол вазочку с конфетами и достал пряники. – Вы рассказывайте. 

       Старушка начала разливать чай по бокалам.

       – Да чего ещё рассказывать, вроде сказала всё. Рыжая собралась, а тут Лукашка и нарисовалась. Остановилась она в своем старом доме. И чего её к Марии понесло? – старушка пожала плечами. – Может снять комнату хотела. У ней дом почитай пустой стоит, зябко в нем. А у нас гостиниц много. Вот и Мария занималась. У ней четыре дома при дворе стоит. Раньше она гостиницей заправляла. С развалом, госовские гостиницы частники выкупили, родственников пристроили, Марья без дела осталась. Вот она из времянок домики гостевые наляпала, объявление дала. Появились клиенты, кое-кто уж и постоянным стал. Людей проходящих у нас много. Летом да зимой клиентов хватает. Летом – кто на реку, кто в лес по грибы, ягоды. Зимой, снега красивые, на новый год, на лыжах покататься приезжают. А вот весной, да осенью, сыро и холодно – клиентов мало. Почитай, как дожди зарядили, никого кроме рыжей и не было. Да и та уж засобиралась, когда Лукишна пришла, в воротах девчонку поймала. Спросила чегой-то. Та, с сумкой и назад, шасть за Лукишной в дом. Часа два они не выходили. А после смотрю, выходят обе. Рыжая на вид как пьяная. Идёт, покачивается, в одну точку смотрит. Села за руль. Я ещё и подумала, вот куда пьяная девка за руль мостится? А глянь, Лукишна с другой стороны рядом садиться. Завели они машину и уехали. Недобро это, – бабка тут же перекрестилась. – Ой, ты ж прости господи! На ночь мысли дурные в голову лезут.