Паренёк усмехнулся, отпустил руку кузнеца, отошёл к окну, отвернулся на секунду и резко обернулся. Кузьма шарахнулся в сторону. Ледово-синие глаза смотрели сквозь мужчину. Рука ненароком потянулась в крестному знамению. Парень поморщился.

       – Изыди! – тихо прошептал Кузьма.

       – Верь мне, – слегка улыбнулся паренёк. – Трасса А36174. Найди его. А я найду тебя.

       Дверь открылась. Стас стоял, отвернувшись к окну. Он так и не обернулся больше, пока выводили Кузьму.

       – Фархад Шахмудинович? – переспросил Кондрат. – Ты сказал, к Фёдору приезжал Фархад Шахмудинович?

       – Точно, я на имена очень памятливый.

       – Знакомый? – тут же спросил Еши.

       – Более чем, – задумчиво ответил Кондрат.

       Кузьма хлебнул чаю, потрепал по шее прильнувшую к нему Тайру.

       – Осталось узнать, где находится трасса А36174. У тебя карта есть? – повернулся Кондрат к журналисту, задумчиво растянувшегося в кресле.

       – Ты собираешься искать эту трассу? – потянулся Еши.

       – И я собираюсь, – подтвердил Кузьма.

       – Знаешь куда идти? – Еши неохотно поднялся с кресла.

       – Найду, – нахмурился Кузьма. – Сначала в Севольное вернусь. Ружьишко отцовское прихвачу, топорик освящённый…

       – Стой, – прервал его Кондрат. И повернулся к Номин. – Расскажи, что ты видела, когда пришла в себя на дороге. 

       Девушка покосилась на кузнеца.

       – Свет синий. Он двигался к лесу. За ним след стелился как будто… – она замолчала.

       – Я ранил его! – твёрдо сказал Кузьма. – Оно раненое, а куда раненый зверь идёт? В логово. Ты укажешь мне, где видела его?

       – А если не зверь? Если правда дьявольское? – тихо спросил Еши.

       – Зверь, не зверь, – Кузьма вздохнул. – Дьявольское или мирское. Если ранил, значит живое. 

       – Что там с картой? – напомнил Кондрат.

       – Есть карта, – кивнул Еши и вышел из зала.

       Через минуту журнальный столик стоял посреди комнаты, и вокруг него склонились четыре головы, смотря на карту яндырской области. 

       – Где-то здесь, – прочерчивал ручкой Кондрат. – Вот центральная трасса, в этом месте мы нашли Номин. 

       – Он шёл в эту сторону, – провела рукой девушка. 

       – Но здесь ничего нет! – отметил Еши. – Тайга глухая.

       – Так оно может из глухой тайги и пришло? – вставил Кузьма.

       Кондрат задумался. 

       – Это недалеко от Севольного. Примерно здесь с ним встретилась и тётушка.

       Все обернулись к Кондрату. Он вздохнул и начал рассказывать Номин и Кузьме как столкнулся в собственной квартире с синим светом, как его сослуживец Семён оставил в квартире сюрприз, как бежали они с Тайрой и тётушкой. Пересказал и рассказ тётушки в больнице. 

        Кузьма вздохнул.

       – Значит, там и искать его надо. Вот только места глухие. Нам с малости в ту сторону даже ходить запрещали. 

       – Тропы знать нужно, а то можем и не воротиться, – Еши всматривался в карту.

        Кондрат и Кузьма разом посмотрели на него, переглянулись.

       – Мне возвращаться и незачем? – тяжело проговорил Кузьма. – Но насчёт троп, ты прав, бурят.

       Еши мельком посмотрел на кузнеца.

       – Идти невесть куда, тоже опасно. Кто знает, что там за местность. Где топи, где земля мёртвая. Петро бы сюда, егеря местного. Он разом показал бы, где что, – кузнец отодвинулся от карты.

       – Доверяешь ему? – посмотрел на Кузьму майор.

       – Доверял, – поправил Кузьма. – Как самому себе.

       – А теперь что? 

       Кузнец почесал всей пятерней волосы на затылке.

       – Нет его теперь.

       – Как нет? А куда делся? 

       – Помер.

       Кондрат встал, прошёл к окну. Тьма – ночная, безлунная, с шумом города, с воющей где-то сиреной и шорохом осенних листьев, с запахом оставленной дождем сырости. Тяжёлое, саднящее чувство неотвратимого, леденящим скрипом провернулось, задев сердце и заледенив затылок. Как сильно хотел Кондрат не вмешиваться, забыть о происходящем. А оно вот, нагнало и пинком, в омут, в неизвестное, дикое, не поддающееся разумному объяснению.

       – От чего умер?

       – От сердечного приступа, – ответил Кузьма.

       Кондрат провёл по стеклу, холодное. В тёплой квартире Еши, он чувствовал себя так же холодно.

       – А сторожка его далеко?

       – В километрах семи от Севольного.

       – Провести можешь?

       – А то, – Кузьма поднялся. – Я готов. Мне ждать нечего. 

       Леший развернулся и направился к выходу.

       – И я! – тут же вскочила Номин.

       – Негоже девке… – начал кузнец.

       Номин остановила его холодным взглядом и тихим, но твердым голосом сказала:

       – Я с вами.

       – Нууу, – тяжело вздохнул Еши, – тогда уж и я, – он посмотрел на Номин. – Хватит, один раз уж уехала одна. Мне вот только интересно, куда вы с Лукишной ехали? И почему ты оказалась одна на дороге? Куда бабка делась?

       Номин нахмурилась.

       – Это мы, надеюсь, выясним.

       Окунуться с головой в неизвестность. Увидеть нечто, от чего кровь в жилах стынет, и сердце отбивает предсмертную чечётку. 

       Страх побороть.

        Закрыть глаза.

       Кем бы оно ни было, оно живое и его можно убить. Вот только от одной мысли: тук, тук, тук… И комок не в горле, а под рёбрами. И жуткое ощущение неотвратимости вгрызается в затылок. 

        Машина едет ровно, торопливо воет мотор, даже радио с весёлым ди-джеем и зажигательной музыкой не отвлекает от муторных мыслей. Впереди сидит Кузьма, ему неудобно, он большой. Еши за рулем. Номин за водительским креслом спит, поджав ноги. Кондрат за вторым креслом, между ними, положив голову на ноги Лешего, дремлет Тайра. 

       «Попали мы с тобой», – Кондрат положил руку на голову собаки и прикрыл глаза.

        В кармане завибрировал телефон.

       Леший вытащил и глянул на табло. Фархад. Кондрат нажал на кнопку сброса, и держал её, пока табло не стало черным. Вот так, отключить совсем. С Фархадом он потом поговорит. И о Стасе, и о Семёне, и о том, что за работу они проводят. Сейчас главное, решить его личные проблемы. Тётушка в больнице и это хоть и не лучшее, но успокоение. А что, если они не смогут? Вот просто не смогут одолеть то странное и жуткое, что ждёт их впереди? Кузьме нечего терять. Еши отчасти тоже… гм… наверное… Номин. И куда несёт девчонку? Он ей не доверяет. Отчасти, если бы не она… Да причём здесь она? Всё этот Стас. Если верить Кузьме, то он видел молодого человека по имени Стас. «Да мало ли Стасов по городу?» – разозлился на себя Кондрат. Всё так связалось в узел, поди, разберись: Стас, Номин, Семён, Кузьма, свет. Кондрат, старший следователь Первомайского ОВД, ничем не примечательный, всю жизнь жил и считал жизнь не такой уж и скучной, жил да жил… Как так вдруг всё перевернулось и начало происходить нечто совсем невообразимое и страшное. А отчего страшное то? Он, Кондрат Леший, никогда ничего не боялся. Учили его так с детства – мужчина ничего не должен бояться. Ничего! Потому что на всё знает ответ, и знает, из чего устроен мир и с чем его едят. Но сейчас, Кондрату страшно, потому что его понятие о том, что существует, а что нет, вот-вот пошатнётся и дать вразумительный ответ о происходящем он не может. И стойко ощущение, что вся жизнь вдруг прошла мимо и готова закончиться, а он и пожить-то не успел. Или нет, не так. То, что прошло, всё пустое и серое, а впереди синий-яркий свет… нечто непонятное и Леший точно знал, после того как столкнётся с ним, то колесо судьбы, той самой, что сейчас под тяжестью прожитых лет еле проворачивается, сделает крутой вираж и развернётся в совсем другую точку отсчёта. Если вообще развернётся, а не разрушится. Если не треснет корма. И тогда будет он рядом с тем Стасиком смотреть в пустое окно психушки, это в лучшем случае, в худшем Кондрат надеялся, что всё закончится быстро. Странное дело, Лешего пугала сама мысль о встрече с синим светом, но совсем не пугала мысль о возможной смерти. Впрочем, видать, его спутников тоже, или нет… Еши поехал, чтобы защитить Номин. А Номин… ну не дура ли? Он ей не доверяет. Откуда такое рвение? Что ищет она? Ладно, не Лешему им указывать, взрослые ребята. Да и, если честно признаться, наличие людей помогало побороть страх.