– Резидент Эвил. Ну да не объяснить. Фильм такой, кассовый. Про зомбаков и гору трупов, девка там, крутая, – отмахнулся журналист, голос его заметно дрожал. – Смотреть надо.

       – Во-во, – кивнул Кузьма. – Насмотритесь про зомбаков, а потом каждого шороха боитесь. Живых страшиться нужно, а не этих, – он кивнул в сторону трупов. – Они мертвы, что тебе сделают? Хотя после всяких ваших резидентов, ну да… встанут… морду бить начнут. Ты, бурят, брось, не смотри фигню всякую. Лучше уж наше, отечественное, и весело, и на душе хорошо, дурь в башку не лезет. – Он ногой подвинул кости в угол. – На какой этаж?

       – Начнём с первого, – шагнул в кабинку Леший.

       – А может лучше по лестнице… – тихо прошептала побледневшая Номин.

       Все переглянулись. Мысль, что ехать придётся в одной кабинке с останками, не впечатляла даже Кондрата.

       – Я бы тоже лучше… – промямлил Еши.

       Кузьма с Кондратом переглянулись и разом вышли из кабинки.

       – Во! – ткнул пальцем вверх Кузьма, и направился направо по коридору. – Зато они фильмы кассовые смотрят. Мозг шлаком засоряют. А нормальные люди потом пешком ходить должны. А мёртвые они чего сделать-то могут? Они и встать-то не в состоянии, кости рассыпятся, а уж чтобы в морду кому… – он махнул рукой.

       – Эт точно, – согласился Кондрат. – Не по тем идеалам новое поколение живёт.

       – Согласен, – тут же продолжил Кузьма, и, наверное, продолжал бы дальше пестовать зарубежное кино и хвалить советские фильмы, если бы коридор не оборвался уходящей вверх лестницей.

***

       – Ждите, – приказал Леший, когда они поднялись на площадку второго этажа. Сам прошёл по коридору до лифта. Следов не было. Он вернулся и, молча, указал подыматься выше.

       На площадке третьего этажа, так же молча, кивнул, и ушёл по коридору Кузьма. Вернулся, кивнул наверх. 

       Ещё один пролёт преодолели мелкой перебежкой. 

       – У лифта ничего, – шёпотом, весь трясясь, сообщил Еши. 

       На пятом этаже переглянулись. Номин не пустили, озираясь и, крепко держа пистолет, пошёл Кондрат. 

       След уходил влево от створок лифта, вдоль коридора.

       – Здесь, – шепнул майор, вернувшись. И все вместе, осторожно, по стеночке, вышли в коридор.

        Тайра кралась следом. 

       Они прошли до конца коридора к белой двери с вывеской «Центр ИАМ».

       Кондрат, не проронив ни слова, кивнул, сделал жест рукой: «Все за мной». Наверное, это глупо выглядело с гражданскими, но те повели себя так, будто всю жизнь работали под его началом в органах. Кузьма прижался к стенке справа, Еши слева. Номин встала за спиной Кузьмы, тоже наготове. Тайра напряглась и замерла у ног майора.

       Кондрат перекрестился. И все следом совершили крестное знамение. 

       Удар в дверь. Та раскрылась. Поворот влево, право, пистолет на изготовке. Следом Кузьма, Еши на колено влево, вправо. Тайра в стойке.

       Огромный кабинет, посреди которого высокая, стеклянная полусфера. В паре шагов от неё, агрегат от пола до потолка с массой кнопок и экранов. У агрегата человек, стоит спиной к вошедшим. Женщина с платком на голове, в белом халате. 

       Кондрат не сводил с неё глаз. Рядом с женщиной, пластом, окутав ноги, лежал синий свет.

       Кондрат ощутил, как зарябило в глазах и ёкнуло в сердце, и тут же тяжело ударило в ребра.

       Тук. Тук. 

       Рука, держащая пистолет внезапно дрогнула, опустилась, невообразимый холод сковал конечности. Кондрат рухнул на колени, ловя ртом воздух. Еши отпрянул к стене. Схватилась за горло Номин, звякнуло выпавшее из рук девушки оружие. Свет клубился, переливался от темно-синего до бирюзового, внутри него вспыхивали и гасли холодные искры. Свет вздымался волнами, и смотрел на непрошеных гостей иссиня-ледовыми глазами.

       Свет – это хорошо. Так внушают нам с детства. Свет – это тепло. Свет – это благость. В свете живёт добро. Так нам говорят. Свет – это жизнь.

       Кондрат оперся рукой о пол, в глазах потемнело. Тук, тук. Тук-тук.

       Свет – это жизнь? Зло не живёт в свете?

       Зло живёт там, где ему удобно. Всё остальное мы придумали для собственного успокоения. Сейчас зло было напротив, в искристом синем свете, в прекрасных лазурных переливах, в небесном сиянии. Зло дышало ледяным холодом, наблюдало, как корчится задыхаясь, зеленоглазая журналистка Номин, как оседает по стене бурят Еши, как старший майор Леший качаясь на ватных ногах, пытается встать, шарит одной рукой по полу в поисках потерянного пистолета. Он не видит ничего вокруг, в его глазах яркие вспышки затухающего сознания. 

       Вот он, вот – холодный ствол. Прицелиться. Ничего не видно. Через бешеный стук сердца, Леший сел на колени. Он не видел, только чувствовал, оно там. Вьётся вокруг женской фигуры, смотрит смертельным взглядом.

       Тёплые ладони легли на дрожащие руки Кондрата, мягко взяли из них пистолет.

       – Лукишна! На меня фокусы твоего животного не действуют.

       Грохот выстрела, казалось, разнёс барабанную перепонку и ворвался в мозг, проясняя и выкидывая его из предсмертного ступора.

       И сердце остановило дикий стук. Прояснилось в глазах. Послышался судорожный вдох Номин и тихая ругань Еши. Следом мат Кузьмы и звук отбрасываемого пистолета.

       Кондрат тяжело опираясь о стену, поднялся, протёр глаза. Свет стоял столбом напротив Кузьмы, тот перекидывал с руки на руку топор.

       Свист и рык, взмах топора.

       – Стойте! 

       Свет взмыл под потолок, кузнец рассёк воздух.

       – Остановитесь! – морщинистые руки схватились на топор.

       – Уйди, Лукишна! – взревел Кузьма. – Он ответит за Марьюшку! – и оттолкнув Лукишну, наметился в светящийся синий потолок.

       – Стойте! – старуха упала на колени. – Он не убивал твою Марью, – она, всхлипывая, зарыдала. – Он хотел спасти её!

       Топор застыл к руках Кузьмы. Теперь рука очухавшегося Лешего легла на держащую, рукоятку ладонь кузнеца.

       – Опусти, Кузьма. Дай ей сказать, – кузнец зло одёрнул руку. Нахмурился. Но тут, же на плечо легла белая ладонь с тонкими пальцами. – Кузьма, позволь ей сказать, – тихо попросила, едва выговаривая слова Номин.

       – Он только что чуть не убил тебя!

       – Он оборонялся! – кинулась в ноги девушки Лукишна. – Он же не убил. Он просто пытался остановить вас!

       – Мне так не показалось, – хрипло произнёс, поднимаясь Еши.

       – Да если б он хотел убить! – рыдала старуха. – Он бы убил, – и кинулась к Кондрату, схватила его за руку, судорожно затрясла её. – Послушайте меня, он никому зла не хочет. 

       – И всё-таки он напал на нас, – недоверчиво проговорил Леший и покосился на потолок. – И это не в первый раз. В Яндыре он убил молодую женщину по имени Катерина и её знакомого Стаса, последнего, прямо в здании РОВД. Почти у меня на глазах…

       – Почти… – вдохнула Лукишна, растирая по морщинистому лицу слезы и покачала головой. – Я вам все расскажу. Всё что знаю.

       – Он заразил Севольное, – совсем тихо произнёс Кондрат, спиной чувствуя, как в немом вопросе уставились на него остальные.

       – Это ещё не известно, заражено ли Севольное, – нахмурился Кузьма.

       – Это точно известно.

       – Кому? – Кузьма сощурил глаза.

       – Мне, – развернулся и посмотрел в глаза кузнецу Кондрат. – Старуха, Ольга Марковна… она тоже…заражена.

       – Так и знал, – прошипел Еши. – Все знали, что-то там не так. Когда ты вернулся, поняли. Все промолчали… а ты… почему ты не сказал?

       – О чем сказать: как труп древней старухи пытался убить меня? Или о том, как я отрубил ей голову, а она поставила её на место? А может рассказать, что подпёр дом и поджёг его вместе с ней? О чем тебе в подробностях рассказать, Еши?