И в самом деле, оружие состоит из трёх частей. Рукоять, древко и само навершие сварено из качественной стали. По крайней мере я не вижу многочисленных следов от рубящего оружия. Места сварки тщательно заполированы и их сразу и не определишь. Навершие заканчивается острым шипом. Это для нанесения тычковых жалящих ударов. А длина оружия почти 80 сантиметров, плюс моя длинная конечность, это позволит не подпустит к драгоценной тушке смертоносное железо. У рукояти металлическое кольцо, выполняющее функцию гарды, а выше приварен диск. При отражении сабельного удара лезвие скользит вдоль рукояти и упирается в прочный диск. Это элемент защиты.

Ничего у Скоряты не получилось. Он, конечно, шустрый малый, орудует деревянной сабелькой весьма лихо. Но я отмахиваюсь от него шестопёром, и он просто опасается уменьшить дистанцию. Поганец, задумал меня умотать. Для этого кружился вокруг и плёл узоры наконечником деревяшки. Ждал, когда я спекусь. Не учёл, что силушки и выносливости у меня более чем достаточно.

— Всё, шабаш. Тебя так не достанешь, тут на риск надо идти. Кинжальчиком попытаться тебя пощекотать, но пока ты способен удерживать на расстоянии, к тебе не подберёшься. Сразу руку отсушивает от столкновения с твоим перначом. Разве что тяжёлый меч взять.

Мы оба стоим на полянке с утоптанным снегом. Тяжело дышим, от меня вообще пар валит, несмотря на то, что остался в одной рубахе. Но вот Скорята вообще согнулся, стараясь продышаться. А я ничего, только размялся. Вероятно, мой знакомый ещё не восстановился. Но, по-любому, следует поблагодарить родителей за хорошую наследственность. Моё тело напоминает хорошо смазанную машину, где всё работает как положено. Мне нагрузка только в охотку. Вон бабы соседские сбегаются, когда я скину рубаху и голый по пояс колю полешки на дрова. Могу долго махать без устали. А потом протереться в охотку пушистым снегом и зайдя в дом, блаженно принять от хозяйки кус тёплого хлеба с кринкой парного молочка.

В следующий раз нам удалось попасть в селище только после Рождества Христова. Наши сформировали санный караван. Ну а как без меня обойтись? Можно сказать единственный нормально вооружённый охранник. Со мной Скорята, он тоже вооружён и лишним точно не будет. Практически только он имеет понятие о том, как сражаться с тяжеловооруженным противником. Стёпка с нами так, для порядка. А кто будет помогать вечером с хворостом и костром? Ну и само собой наши глаза и уши, рыжая Гунька торжественно едет в санях.

На четырёх санях мы спустились к руслу речки. В последних и моя доля. Кроме лосиной туши, порубленной на куски, я ещё везу несколько мешков со шкурками. Я снимал их чехлом, так легче обрабатывать. Шкурки предварительно очищены от остатков мяса и выложены на мороз. Думаю, мне удастся найти в селе нормального скорняка. Наши говорят, что там даже два специалиста конкурируют на этой почве.

Ночёвка в уже привычном месте. Что примечательно видны следы недавнего кострища. Не одни мы пользуемся этим местом. Десяток мужиков уселись возле костра, пока доходит каша, начинаются охотничьи байки. Скорята, пользуясь тем, что язык подвешен как надо и он многое повидал, перехватил микрофон. Мужиков интересует всё, особливо жизнь княжьего рода.

— А что верно говорят, что княжья дочка писанная красавица?

Сейчас князей Рюриковичей, как собак нерезанных. Многие женаты не по одному разу и имеют многочисленное потомство. Не все стали владетельными, есть и «министры без портфеля». Это младшенькие, которым не достались уделы. Или же правят на пару с братом. Поэтому я уже запутался в этих байках, о ком конкретно идёт речь. Тем более Скорята перескакивал с одного на другое. Вот он вроде говорил о своём благодетеле, князе Ярославском из рода Мономашичей. И вдруг рассказывает о князе Волынском Фёдоре Любартовиче из рода Гедиминовичей. Как тот прожил долгие годы аманатом у поляков, а вернувшись княжил во Владимире-Волынском. И это у него вроде дочка редкая красавица, которую Ярославский князь хотел сосватать за своегосына. Но нашим мужикам это уже всё равно. Они вдруг оказались в другом мире, где княжат могучие и справедливые князья, а их дочки обязательно умопомрачительные красавицы.

А я подумал, что такого спутника лучше держать при себе. Я планирую искать пристанище в городе, сколько можно в лесу бирюком-то сидеть. И вот тут и пригодится опытный товарищ, хорошо ориентирующийся в обстановке и вообще. Я же дальше этого села нигде ещё и не бывал.

Первый скорняк, к которому я обратился, отказался со мною работать. Зазвездился, типа он имеет дело только с проверенными охотниками. Выделка шкур требует особых умений и ему важно, чтобы мех был качественный. А то потом полезет из-за неправильной предварительной обработки. А лично мне стало ясно по его хитрой роже, когда он кривился, обнюхивая шкурки, что он просто разводит меня.

Ну, в самом деле, приехал простофиля из глуши. Сам бог велел такого обмануть.

— А к Ефиму можешь даже не ходить. Он только на монасей работает.

А, вот откуда истоки его борзоты, типа монополист.

Село Монастырщино было владетельным, то есть находилось в вотчине у монастыря, что раскинулся в семи верстах восточнее. Монастырь не велик, но один из князей даровал ему эти земли, вот монахи и снимают сливки. Большая часть крестьян свободные землепашцы, но есть и те, что принадлежат монастырю.

В данное время крестьяне как класс ещё не существуют в том виде, как мы привыкли. Даже себя зовут просто «людьми» или «сиротами». Вот моя деревня относится к «чёрным», то есть не принадлежит светским или духовным феодалам. Наш староста сам собирает дань или оброк князю, на земле которого она стоит. То есть мои соседи, и я в том числе, являлись «чёрными людьми», объединёнными в общину «волость» и живущими индивидуальными хозяйствами. Не все работали на земле, многие являлись мастерами. Это кузнец и бортник, рыбак и охотник, скорняк и специалист по глине. Да мало ли работы в селе. Но мы являлись свободными людьми. Ну, кроме тех, на ком лежал долг. А таких тоже не мало. Феодалы активно заманивали на свои земли крестьян с других земель. Таких звали «новоприходцами», они получали льготные ссуды и оседали навсегда, будучи не в состоянии погасить ссуду. Теоретически, пока можно было на Юрьев день сняться и уйти с земли. Неделей до и неделей позже. Но при условии отсутствия долга. Но осталось совсем немного времени, когда крестьян окончательно закрепостят. Уже сейчас удельные князья одаривают своих ближников грамотками, наделяющими тех правом закрепить «старожилов» к земле навсегда.

Распродав мясо, я оставил Степана с Гунькой охранять наши шкуры, а сам со Скорятой отправился к церкви. На сей раз батюшка оказался на месте. Помня его степенную полную супругу, я представляя его таким же величавым, степенным и громогласным. Какое же удивление у меня было, когда нам навстречу вышел худой невысокий мужчина лет пятидесяти. Чёрный подрясник и серого цвета ряса, а также большой православный крест на животе не давали в этом усомниться. Батюшка своей жгучей мастью и смолистой бородой больше смахивает на настоящего цыгана. Но глаза смотрят строго и печально, чем-то напоминая лики святых с икон.

Учитывая прошлый негативный опыт, мы пришли безоружные.

Неуклюже перекрестившись на скорбный лик Христа, я подошёл к батюшке.

Несколько бабулек суетятся, прибираясь после службы, а батюшка вообще вынырнул из глубин своего хозяйства, которое было отделено деревянной ширмой.

— Святой отец, благословите, — тот не мигая продолжает смотреть на меня. А я понимаю, что нарушаю какие-то общепринятые каноны поведения в церкви, но я плаваю во всех этих моментах.

Наконец священник отмер и заговорил с нами, — издалека к нам приехали?

— Да, нет. Мы деревенские, тут в тридцати верстах. Вот приехали с караваном, продать свой товар. В прошлый раз Вас батюшка не застали. Зато супруга Ваша меня обогрела и даже сбитнем угостила.

— Так ты Алексий? Матушка рассказывала о тебе. Вы не торопитесь?