Пока шли, я насобирал в мешок подходящие голыши. Гунька понимает всю ответственность момента. Несмотря на неказистый вид, обоняние и слух у неё отменные. Она, чуя птицу, забавно замирает, подавая мне знак. И я, зная направление и приблизительное расстояние, раскручиваю пращу. Птицы, спугнутые собачкой, взлетают в одиночку или парами. Летят перья, и моя Гунька несётся в заросли камыша. Я не совсем охотник, и не разбираюсь в породах водоплавающих птиц, но мне кажется, что это утки. В отличии от ружья, праща смертоноснее. Ежели попал, сдачи нет. Все птички готовы к употреблению. Когда я набил в мешок шесть тушек, решил остановиться. Зачем бить лишние, через пару дней пойду опять на промысел.

А теперь самое главное, я пошёл к реке. Найдя чистый пологий берег, разделся. Акулина дала мне немного серой пасты для мытья. Как я понял, это смесь золы и животного жира. Но сначала я нашёл глину и начал ею оттираться. Моё тело воняло. Нет, оно смердело. Но я раньше ничего не мог с этим поделать. А теперь дорвался до бесплатного. К сожалению, элементарной бани в деревне нет. Эти дехкане мылись редко, и то в домашних печах. Процесс для меня пока загадочный. Я не представляю, как Акулина залазит под маленький свод своей печи.

Тело начало гореть после нескольких этапов глиняного пилинга. Только потом я намазался щёлоком, волосы отдельная история. Пришлось наточить на камне свой позорный ножик и мучительно долго кромсать свои лохмы. Но в итоге мои волосы поплыли по реке, а я довольный нырнул в прохладную воду.

Какой кайф, какое блаженство быть здоровым и молодым. В несколько гребков я доплыл до противоположного берега. В этом месте тут метров тридцать будет. Вода пока безымённой для меня реки неторопливо катится на юг. Я расслабился и моё тело потащило по течению. Через короткое время я вылез на берег.

Так, передо мной дилемма. Акулина наказала обязательно принести рванину домой. Но мне даже к ней прикасаться сейчас неприятно. А вот если уложить в мешок и одеть чистое, тогда придётся птичек положить сверху.

Все не поместились, две тушки я привязал к завязке мешка.

Вот так летят к чертям собачьим все планы. На подходе к деревне я встретил местных пацанов. А хуже всего, что среди них мой обидчик. Парнишке лет пятнадцать, остальные в этом же диапазоне. Всё бы ничего, но они прицепились к моей добыче. Гунька трусливо их облаяла, но получив палкой, стремительно смылась в придорожные кусты.

— А, дурень, скидай мешок. Что у тебя там?

Меня быстро окружили в предвкушении представления. Я же спокойно наблюдаю. С одной стороны, они ещё дети. С другой — эти детишки измывались надо мной и чуть не лишили самого ценного, жизни. Поэтому я просто фиксирую их действия. Сначала они подбадривали друг друга, затем перешли к действиям. Кто-то дернул сзади за лямку мешка, мой обидчик Федька сделал страшные глаза и попытался двинуть меня кулаком в лицо. Отклонившись, я двинул локтем левой руки назад. Болезненный вскрик стал мне наградой. Федька удачно открылся и я пробил ему пендаля между ног, этот однозначно уже не боец. Скрутился в позе эмбриона и его ничего кроме боли в яйцах не интересует.

Крупного полноватого парня я просто сильно толкнул обеими руками в грудь. Его и унесло на обочину. Оставшиеся двое поспешно убегали, только пятки сверкали. Путь открыт, можно спокойно возвращаться.

Дома никого, Акулина видимо собирает свои травки в роще неподалёку. Я скинул мешок и начал потрошить добычу. Вот женщине будет сюрприз, придёт, а тут всё готово, только печь топи.

— Дурень, что ты наделал? Беги, сейчас мужики с вилами прибегут, — не такой встречи я ожидал. Акулина прибежала встрёпанная, будто за ней волки гонятся. Выяснилось, что я немного не рассчитал силёнки, старосты сынуля до сих пор мается с отбитым хозяйством. Могу только догадываться, что наплели эти отморозки, но староста объявил на меня облаву. Собирает мужиков, а против толпы я не потяну. Надо срочно исчезнуть.

Я быстро засунул в мешок краюху хлеба, которую подсунула моя хозяйка. Туда же плошку соли и, пожалуй, всё. Ножик и праща со мной. А больше имуществом я и не обзавёлся. В начале улицы послышался шум, поэтому я торопливо пошёл в сторону леса. Когда деревенька оказалась далеко позади, успокоился и пошёл, анализируя ситуацию.

Ну, в принципе этого стоило ожидать. Вот только я не подготовился к самостоятельной жизни. Да, я планировал покинуть родные пенаты. Но не так стремительно.

Гунька зато довольная бежит рядом, вывалив язык. Ей жарко, вот ещё существо, о ком заботиться нужно.

Подбив пару уток уже себе на ужин, я опустил ноги в воду и задумался.

Перво-наперво, нужно убежище. И это, наверное, будет шалаш. Вот только у меня из инструмента только плохенький ножик. Зубами что ли перегрызать ветки.

В поисках подходящего материала для шалаша я прошёл пару километров. В этом месте начинается горная гряда. А там, где возвышенность, там и вода. Я прислушивался к звуку текущей воды. Вроде слева или это шум леса?

Оказалось, что я набрёл на набольшую пещерку. Совсем крохотную, метра три в длину, и полтора шириной. А ручей звонко журчал прямо рядом. Пройдя вдоль него, я наткнулся на подходящее место. Тут тихая заводь и крупный песок отфильтровывал воду, делая её абсолютно прозрачной. Присев, попробовал воду.

Божественно, чистая и холодная, аж зубы сводит. Когда напился, задумался. Блин, а как же я буду огонь добывать? Огнива и кремня (кресала) поблизости не наблюдается. Вот что мне стоило поинтересоваться у Акулины?

Ну да ничего, попробуем на собственном опыте получить огонь трением. Неужели я тупее аборигенов. Недолго я искал, подобрал хорошо просушенную деревяшку с мягкой древесиной. Своим ножом расщепил её пополам. Более ровную положил на землю, подложив под неё кусок коры. Другую обстрогал, получив своеобразное сверло. Под него подложил кусок сухого мха.

Наметив место, приставил сверло к деревяшке. На последней я сделал угловой надрез, чтобы сверло не скользило. Вместо тетивы у меня кожаный ремешок пращи. Прижимая одной рукой дощечку к сверлу, другой я двигал палку с натянутой пращой, вращая тем самым сверло. Ритмично двигая рукой, я вовремя подсыпал мох в лунку, и он слегка задымил.

Мне захотелось вскочить и заорать как Кинг-Конг, стуча себя кулаками в грудь. Впервые в своей жизни я получил своими руками настоящий огонь. Живём братцы!!!

Раздув робкий огонёк, я подкинул щепочек и вскоре у меня заполыхал небольшой весёлый костёрчик. Убедившись, что он не погаснет, я заторопился к ручью. Мне нужно промыть ощипанную добычу. Обе тушки я обмазал глиной, предварительно посолив.

Очень не хватает котелка, сейчас бы водички согреть. Можно травку пахучую заварить, но не в руках же.

Часа через два, когда у меня образовались неплохие угли, я разворошив их, засунул в золу мясо.

Судя по небосклону, сейчас часа три пополудни. У меня ещё есть время изучить окрестности и нарезать еловый лапник.

М-да, много ли человеку нужно? Когда стемнело, я наконец решил достать мясо. Напрасно я опасался, что оно ещё сырое. Когда отбил спёкшуюся глину, на меня дохнуло таким умопомрачительным запахом, что я чуть не подавился слюной. Гунька вообще обнаглела, села рядом и от нетерпения затявкала как щенок.

— Подожди, моя хорошая. Пусть остынет, — собака будто поняла мои слова. Я добрую треть тушки отрезал для неё и положил в сторону остывать. Теперь она гипнотизирует еду, дожидаясь своего момента.

Ну, в принципе, червячка заморил. Я задумчиво посмотрел на вторую тушку. Нет, эту оставлю на утро. А мне хватит, но вечером я обязательно запеку ещё три птички. Чего себя ограничивать?

На ночь я перегородил вход крупными ветками. Иди-знай, кого ночью в гости принесёт. На пахучих еловых лапах мы с Гунькой мечтательно и расположились. А тихо-то как, с непривычки прямо давит на уши. Но, думаю, я привыкну. К хорошему быстро привыкаешь.