Сейчас пишут также на бересте. Но все важные документы и книги конечно писали специальной краской и писалом на пергаменте или бумаге, которую привозили восточные купцы. Но это уже высший класс, в специальном помещении монастыря трудили писчики, которые всю жизнь рисуют буковки.

Историей и счётом со мной занимался отец Христофор. В монастыре для послушников не было возможности выделить учителей по этим предметам. Нужно предварительно принять постриг, а потом, возможно… ежели… И вообще, а кто тогда будет обрабатывать поля и защищать стены, если все сядут в учебные классы.

Отец Христофор преподавал историю весьма занятно. Если ему верить, то земной шар начал крутиться только с рождения Христа. Ну немножко пораньше, потому что нужно было куда-то втиснуть древнегреческих философов. Всё крутилось вокруг Константинополя, базилевса и патриарха. Но я наступил на горло своей гордыни и терпеливо слушал о деяниях святых апостолов и прочей братии. Мне чрезвычайно важно заслужить хорошее отношение церковных властей. Это как закрытый клуб, имея поддержку церковных иерархов, можно неплохо стартануть и в светской жизни. А отец Христофор вообще меня удивлял. К нему сам игумен благоволит. Поговаривают, что у моего наставника есть покровители при капитуле Константинопольского патриарха Георгия III.

А когда мы приступили к изучению счёта, мне поплохело. Я-то был уверен, что арабские цифры ещё не вошли прочно в жизнь, но, по-крайней мере, местные вовсю пользуются десятичным счётом. Это было только отчасти верно.

И вот в этом я и промахнулся. Система счёта в данный момент может свести с ума. Арабская цифирь уже известна, но ею пользуются больше купцы. Для международных сношений используют римские цифры, эти вполне мне понятны, но считать сложновато. А вот церковники используют архаичные славяно-кирилловские цифры. Там без поллитры не разобраться. У этих извращенцев отдельная буква соответствует каждой цифре (от 1 до 9), каждому десятку (от 10 до 90) и каждой сотне (от 100 до 900). Крупным круглым цифрам присвоены личные имена, например 10 000 — это «тьма». Чтобы отличать простую букву от цифры, сверху рисовали «Титло», похожую на волнистую линию бесконечности. Так обозначали цифры.

С математикой немного попроще. Но лишь немного. Складывать с помощью рук умели многие. Иначе как на рынок-то ходить? Для более сложных исчислений применялись косточки. Специалисты использовали «дощаный счёт», прародитель тех, которыми пользовались наши бабушки, так называемый «абака».

Но пакость в том, что приходилось складывать разные по формату величины. Вон например подсчёт размера участка выглядел следующим образом:

— Четь, да пол-чети, да пол-полтрети, да пол-полполтрети, итого треть и полтрети сохи, — такая вот задачка. Её можно выразить следующим равенством:

¼+1/8+1/12+1/24 = 1/3+1/6

Смысл равенства в переводе одних сошных дробей в другие, что было нужно для учёта в более удобной форме налога с угодий, состоящих из участков владений различной величины и ценности.

Зато имелся так называемая греческий счёт, или иначе «Пифагорова таблица». Псалтырь XVI, в котором приводится сия таблица заучивается детьми и взрослыми наизусть. Это предшественница привычной нам таблицы умножения.

Таким образом, считать церковники умеют, а иначе как рассчитывать церковный календарь. Безусловно умеет пользоваться счётом и купеческое сословие. А как тогда разбогатеть, ежели не можешь посчитать полагаемую прибыль? И конечно весьма бодро считают служки мытарей, определяющих размер таможенных сборов. А как тогда функционировать княжескому двору? А те же менялы, шустро определяющие на рынке обменный курс различных монет. Но думаю, что это берёт немалое время. А мне нужно разработать свой универсальный и быстрый метод. Вот только разберусь в стоимости монет различных правителей.

— Старшой, ну и когда закончим наше сидение в здешних краях?

Никифор, который Скорята, отловил меня вечером, когда село затихло, готовясь погрузиться в сон. И задал этот подлый вопросик, который заставил меня всплыть из некого состояния лени и задуматься.

Лето уверенно катится к логическому завершению. Сельчане поголовно заняты на уборке урожая. И если зерновые не так радовали урожайностью, то овощи однозначно уродились. Это свекла, морковь и капуста. Лето вышло дождливым, солнце не часто баловало сельчан. Но, всё в руках божьих. А мы со Скорятой — ещё те огородники. На охоту осадки никак не повлияли, поэтому лично мы довольны.

В принципе, меня тут ничего не держит. Мои встречи с отцом Христофором потеряли смысл. Надоело слушать его басни о странных личностях, которые путём погружения в мистический аскетизм и воздержание, получили от всевышнего некие преференции. Типа нетленных мощей по окончанию земного пути, мироточащих образов и излечивающих от всех напастей чёток. Меня такое подвижничество совсем не прельщает. Мы с наставником достигли того предела, когда он мне ничего полезного больше дать не может. Видимо его образование и кругозор не позволяют мне дальше развиваться. Но я ему благодарен, мой словарных запас уже позволяет на равных говорить с монастырскими учителями. А храм для меня стал вторым домом.

Шучу конечно, как может это тёмное помещение внушать и вдохновлять. Но вот запах воска и ладана мне приятен. А бормотание молящихся наоборот помогает мне отрешиться от суеты и погрузиться в некое состояние нирваны. Когда мысли становятся пронзительно чёткими.

Но, для этого уроки у отца Христофора уже не обязательны.

Иное дело мои занятия в группе монастырских послушников. Я наловчился копировать святые тексты, выполненные на Уставе. Как и остальные, я не вдумывался в содержание переписываемого. Для меня это муть полная.

Вообще монастырь — это замкнутое сообщество, обеспечивающее себя полностью. Внизу иерархической лестницы рядовые монахи. Эти пашут на земле, обеспечивая всем необходимым всю братию. Выше стоят специалисты, обладающие определёнными навыками. Кузнеца своего здесь нет, но имеются горшечник, шорник, плотники, рыбаки. Отдельно стоят братья, умеющие защитить себя и всю обитель. Эти охраняют ворота и стены. Но в случае форс-мажора, все поголовно берут оружие. Никаких слюнявых заповедей, типа ударили — подставь вторую щёку. Все понимают, что в случае появления кочевников, нужно быстро-быстро бежать под защиту стен. А потом метать сверху камни и лить кипяток на голову басурман. Альтернатива убогая. Преждевременная погибель или жалкое существование в ранге раба.

Весьма ценятся здесь грамотные монахи. Те, кто переписывают священные труды известных богословов. Подобные книги готовятся месяцами и стоят огромных денег. Но на вершине этой пирамиды — наш единственный богомаз. Этот немолодой монашек смотрит на нас, как на червей навозных. Сидит себе в келье и малюет на подготовленных досках скорбные лики святой троицы и прочих приближённых к ним. Трудится по особым канонам, утверждёнными греками и не дай бог отступить от них.

Ну и разумеется, во главе всей этой братии восседает игумен со своими сподвижниками. Эти вальяжно, по-хозяйски перемещаются по двору монастыря с чётким осознанием своей значительности. Здесь и сейчас игумен вправе судить монасей и крестьян из округи. Он является главой законной власти. Даже удельный князь не вправе вмешаться.

В последнее время меня стал привлекать к своим делам иеродиакон Феодор. Я мотался на тележке в сопровождении служки по округе и переписывал данные об урожае. Под сенью монастыря находятся пяток деревенек и два села. Вот и требуется учёт. Налоги никто не отменял. Отец Феодор просёк, что я шустро пишу скорописью и меня не так просто обмануть с цифрами. Вот и доверяет сию бухгалтерию. А я не против, очень даже полезный труд. Поначалу голова ехала от всех этих дробей. А потом я попытался построить некую систему, о которой читал ранее.

Итак мне нужно перевести сошные дроби в целые числа, например в московки или алтыны.