Если же это так, то вполне понятен отрицательный вывод Марбе о психологическом признаке суждения. Пусть даётся задача 20:5 [183]. Какой бы длинный протокол здесь ни был (а он здесь довольно длинен), ясно, что при такой задаче опыт возникнет сразу, мгновенно, как это и следует из протокола, начинающегося словами: «Zunachst tauchte das Wort «vier» auf» [184]Далее следуют описания разных представлений и воспоминаний, о которых тоже ясно, что они могут быть уже при наличности суждения, уже когда последнее, так сказать, свершилось. Что же тогда описывает протокол у Марбе? Разумеется, главным образом процессы, чуждые суждению как таковому. В них, конечно, могут быть свои процессы суждения, но на них Марбе не мог обращать внимания уже по сущности своего плана: исследовать именно суждение 20:5.
Вторым важным недостатком в исследовании Марбе является отождествление сознательного и психического [185]. Важно и то, что к этому отожествлению он приходит, по–видимому, совершенно бессознательно. Из его протоколов, даже если признать их так, как они есть, можно было бы, соблюдая необходимую осторожность, вывести только то, что испытуемые не замечали ничего у себя в сознании специфического для суждения [186] [187]. Отсюда еще далеко до утверждения Марбе, что не существует никаких психологических отличий суждения [188] [189]. Вред такого отождествления сознательного и психического, или, что еще хуже того, осознанного и психического, — неописуем. Прежде всего здесь затрагивается сложнейшая проблема психологии, требующая для своего разрешения множество подготовительных исследований; здесь она решается сразу, беспощадно—грубо. Кроме того, здесь совершенно не учитывается тот сопроводительный фон, который в иных переживаниях ясен сам собой и который не может никогда быть приравнен нулю, как бы он ни был незначителен [190]. Мы здесь ничего не утверждаем о том, есть ли какие–нибудь действительно психологические признаки суждения; мы только говорим, что упрощением своих исследований, при помощи выключения основных вопросов сознания, Марбе сильно обесценивает свои выводы или делает их слишком общими, чтобы их принять в качестве научного материала. Нам нет нужды доказывать-, что в современной психологии уже редко когда обходятся без существенной помощи со стороны понятий «бессознательного» или, осторожнее говоря, неосознанного. Каждое конкретное переживание связывается тысячью нитей со всем душевным строем человека, со всеми его «состояниями сознания», независимо от осознанности их или неосознанности. Этот «бессознательный» фон необходим и в учении об ассоциациях [191]и в учении о репродукции [192], и во всяких других специальных процессах психики [193]. Если же Herbertz и утверждает, что «в умозаключениях вопрос касается ассоциативных процессов репродукции», то; по его же собственным словам, сама–то «ассоциативная репродукция является здесь чем–то несамостоятельным» и самостоятельны вполне только процессы ее [194], которые вследствие непостоянства их всплывания и уничтожения в сознании ведут, по Herbertz'y, к «гипотезе бессознательного» [195]. У Марбе мы напрасно бы искали такого расчленения выводов исследования.
В качестве дальнейшего возражения Марбе можно выставить общую недифференцированность задачи его исследования. Этого вопроса мы уже коснулись, говоря о слишком широком предварительном определении термина «суждение». Теперь мы коснемся этого с другой стороны. — Каждая общая задача должна распадаться на ряд менее общих вопросов. Й чем шире задача, тем, конечно, больше частных вопросов она содержит в себе. Вопросы психологии мышления, и в частности суждения, настолько обширны и к тому же еще настолько новы для экспериментального исследования, что нельзя ждать каких–нибудь безусловно положительных результатов, если вы ставите эти вопросы во всей их принципиальной широте. Марбе, правда, делит суждение на свои «виды». Но вполне справедлив Вундт, который говорит, намекая, очевидно, на Марбе: «Если в различных группах опытов различным образом выбирается род вопроса или форма ответа, напр. когда последний дается один раз при помощи жестов, другой раз словами «да» или «нет», то это настолько же незначительная вариация условий в смысле экспериментальной методики, как если бы приблизительно ответы записывались один раз немецким письмом, другой раз латинским». [196]«Виды» суждения у Марбе не есть виды его ни в каком смысле. Это просто различные способы внешних выражений суждений. И, исследуя психологическую сторону суждений, эти внешние знаки свободно можно было бы не учитывать. Суждение «завтра я буду в университете» останется тем же самым суждением независимо от того, напишу ли я это суждение, произнесу ли его или же выражу каким–нибудь условным жестом. Таким образом, из внешней видимости дифференциации вопроса внутренняя сторона остается нерасчлененной, и Гейзер прав, перечисляя (по другому поводу) некоторые из тех выводов, которые нужно было бы различать Марбе [197].
Нельзя не отметить у Марбе и некоторых колебаний в терминологии и в ее внутреннем смысле. Так, новооткрытое Bewusstseinlage [198]вовсе не обладает настоящей ясностью. Определенно из уст самого Марбе известно об этих процессах то, что они трудны для характеристики и что даже иногда совсем ускользают от нее [199]. Всматриваясь в конкретные виды этих «положений сознания», как они даны у Марбе в протоколах, мы сталкиваемся с противоречиями, затемняющими и без того неясный смысл термина. Прежде всего совершенно непродуктивными остались у Марбе такие записи: «одновременно появились неясные, неотчетливые, неопределимые ближе—Bewusstseinslagen» [200]; или: «одновременно—неясное Bewusstseinslage с положительным чувственным тоном» [201]; или: «одновременно слегка отрицательное Bewusstseinslage» [202]. Раз этот термин точно не определен, то что могут сказать эти протоколы? Не выяснивши сути дела, мы не можем вложить в эти слова о «неясных, неотчетливых положениях сознания» хоть какой–нибудь смысл. Когда же эти «положения сознания» получают некоторую характеристику, то вопрос только затемняется. С одной стороны, это, по–видимому, что–то «rein Zustandliches», как говорят немцы, напр. Bewusstseinslage des Zweifels, des Schwankens [203]Unsicherheit [204], des Zogerns [205]и т. д. и т. д. [206]С другой стороны, встречаем такие явления: «Bewusstseinslage, которое наблюдатель определяет как «познание» (Erkennen) [207], что ответ исправлен» [208]; «…Bewusstseinslage, которое наблюдатель характеризует как знание (dass er erkannt habe), что этот жест есть знак сомнения» [209]; «…Bewusstseinslage, которое наблюдатель определяет как мнение (Ansicht), что данные ассистентом поверхности очень велики» [210]; «…Bewusstseinslage, которое наблюдатель определяет как познание (Erkennen), что эта комбинация бессмысленна» [211]. Эти два основных смысла Bewusstseinslage, как Zustand и как Wissen, переплетаются у Марбе на каждом шагу, и, несмотря на то, что для теории суждения это различение имеет принципиальную важность, исследователь так и оставил эти загадочные Bewusstseinslagen в сыром виде.